Уддияна, или Путь искусства - Артемьев Илья - Страница 18

В глубине души я знал, что Халид прав. Я чувствовал себя вполне самостоятельным и свободным; он бы прав — я вырос и стал другим. Никогда бы не подумал, что несколько месяцев могут так изменить человека; ум отказывался верить, но мне было плевать на ум. Я чувствовал крылья за спиной — они готовы были раскрыться.

— Все! — резко скомандовал Халид. — Довольно самокопаний. Сядь и попытайся расслабиться. Нам предстоит неблизкий путь. Вернись к ощущениям тела: как лежат руки, как чувствует себя позвоночник, комфортно ли шее. Почувствуй стул под собой, перекладины спинки. Вспомни о «пустом лице» — оно тебе пригодится. Что ты чувствуешь в ладонях — тепло или прохладу? Поищи положение, в котором ты бы ощущал себя максимально удобно.

Я завозился на стуле и принял весьма комфортное положение.

— Теперь подумай о времени. Согласись, когда ты чего-то ожидаешь, оно течет медленнее. Если ты прислушаешься, то услышишь тиканье своих наручных часов.

Через некоторое время звук станет громче — ты уже знаком с этим состоянием.

Обрати внимание на глаза: взгляд расфокусирован, но может уловить малейшие различия между предметами. Еще раз вернись к телесным ощущениям. А теперь попытайся осознать все сразу: видимое глазу, звуки и, скажем, давление спинки стула. Выбери один зрительный объект, один звук и одно тактильное ощущение.

Сосредоточься на всем сразу, но следи, чтобы ни одно из чувств не захватывало инициативу.

Мне удалось все сделать довольно легко, и я вошел в очень легкое, прозрачное состояние. В отличие от всех испытанных мной трансов, я был в полном осознании и мог контролировать свои действия.

— Двинемся дальше. Представь себе длинную дорогу. Это дорога твоей жизни. Она где-то началась, и где-нибудь окончится. Ты стоишь у края дороги. Это твое здесь и сейчас.

Я вспомнил сцену из одного американского фильма: у края пыльной дороги в пустыне стоят ноги в поношенных ковбойских сапогах. Мне понравился образ, и я вошел в него.

— Представил? Хорошо. Теперь поверни голову и посмотри куда хочется — в начало или в конец пути. Что ты видишь?

Я взглянул в начало. Там громоздились белые горы и какие-то стороения, но дорога была прямой и ровной. Самого начала я не разглядел: оно терялось в туманной дымке. Я повернул голову в противоположную сторону: дорога была тоже прямой, но на ней стояли огромные черные арки, наподобие римских, бросавшие устрашающую тень. Начало было гораздо приятнее. Я пересказал видение Халиду.

— Отлично. Теперь почувствуй дорогу сердцем: это и есть твоя жизнь, твоя судьба. Именно по ней тебе предстоит идти, здесь тебя ждут победы и поражения, радость и горе. Ты выбрал этот путь, и ты пройдешь его до конца, чего бы то ни стоило. Такова жизнь.

Я рассматривал дорогу. Она была ровной и пыльной. Стояло высокое сверкающее солнце, скудная растительность на обочине высохла и безжизненно опала. Небо безразлично простиралось от горизонта до горизонта. Равнодушие, подумал я, невыносимое равнодушие мира.

— Мы можем сейчас двинуться по этой дороге к началу или к концу. Куда бы ты хотел пойти?

— К началу, — ответил я, взглянув на белоснежные горы.

— Вспомни какое-нибудь важное событие, происшедшее с тобой за последнее время.

— Коза, — не задумываясь произнес я.

— Отметь на дороге эту веху и перенесись туда.

Сцена принесения в жертву козы предстала передо мной во всех подробностях. Я обозначил ее на дороге ножом, воткнутым в землю.

— Теперь вспоминай по очереди все важные события и двигайся от вехи к вехе, сколько бы времени это ни заняло. Найди точку, с которой начинаются твои воспоминания. Когда найдешь, остановись.

Жизнь пролетала передо мной, как в кино, — пусть это сравнение будет банальным.

Разрыв с родителями, поступление в университет, выпускной в школе, гепатит и больница, первый класс, детский сад — я двигался все медленнее и медлнее, пока не подошел к «точке отсчета». Моя память началась со сцены купания в детской ванночке: мыло попало в глаза, я плескался и плакал, а бабушка вытирала мне голову полотенцем. Потом меня вытерли, плотно обернули чем-то и понесли в кроватку. Боль и страх сменились ощущением блаженства.

— Сколько тебе было лет? — спросил Халид.

— Не помню, — ответил я. И действительно: мои воспоминания почти не были связаны с возрастом. Точно я помню только две даты: в четыре года мне купили санки, в восемь лет я любил визуализировать желтую сияющую восьмерку.

— Что ты видишь на дороге?

— Все очень смутно. Какие-то деревья.

— Зеленые или сухие?

— Зеленые. По-моему, тополя. Еще пух летит.

— Можно ли посидеть под деревом?

— Да, — и я присел.

— Посиди некоторое время, соберись с мыслями. Может быть, ты почувствуешь какие-нибудь перемены в теле.

Я увидел себя под деревом как бы в уменьшенном варианте: тело и лицо были взрослыми, но сами размеры существенно уменьшились, как у гнома. Мне можно было дать от силы года два. Я рассматривал дорогу. По обочине пробивалась травка, но было набросано много всякого сора: тарелки, битые бутылки, остатки еды. Воздух был относительно чист, но пух упорно лез в глаза. Не было ничего, связанного с конкретными воспоминаниями или тем, что мне рассказывали родители.

— Ты готов идти дальше?

— Да.

— Тогда просто иди по дороге, наблюдая все вокруг. Увидишь что-нибудь интересное — остановись и разгляди.

Дорога была узкой и грязной. Кое-где ее пересекали ржавые железнодорожные рельсы, как в фильме «Сталкер», да и сам пейзаж сменился на «сталкеровский». Я словно бы входил в «зону». Преобладали рыжеватые оттенки; почва выглядела сухой и растрескавшейся, воздух был насыщен каким-то газом, вдыхать который было совершенно невозможно. Я остановился, чтобы перевести дух.

— Не пытайся оценивать то, что видишь, — предупредил меня Халид. — Все это метафоры, как во сне. Их не нужно разгадывать. Успокойся. У всякой «зоны» есть вход и выход. Есть ли здесь выход?

— Думаю, да.

— Как его найти?

— Не знаю.

— Подумай. Оглядись вокруг, понюхай воздух.

Действительно, откуда-то тянуло тонкой струйкой свежего воздуха. Я пошел, шмыгая носом, как собака, и вскоре увидел широкие ржавые ворота. Они были как-то предательски открыты. Я попытался выйти, но не тут-то было! Ворота не выпускали меня.

— Что делать? — спросил я Халида.

— Вспомни, что ты управляешь ситуацией. Это твой сон, и ты в нем хозяин.

Вперед!

Внезапно я осознал, что все увиденное — чистейшей воды фантазия. Я мигом разрушил ворота и вышел на свежий воздух. Вокруг простиралась бескрайняя равнина. Здесь путь кончался.

— Вот мы и дома, — сказал Халид. — Ты еще не вошел в матку, ты еще не сделал свой выбор, ты никто и нигде. У этого места нет названия. Ты стоишь перед самым началом. Еще не поздно изменить решение. Вдруг оно было ошибочным? Подумай.

Равнина была прекрасна: она цвела всеми оттенками радуги и благоухала. Волшебные цветы дотрагивались до моих ног и колыхались от легчайшего ветерка. В ультрамариновом небе расли и распадались облака, напоминавшие доисторических зверей и птиц. Я мог расти до самых небес и опускаться ниже самого маленького цветка, быть всем. Это чувство захватило меня, и я начал терять рассудок.

Внезапно я почувствовал зов. Он шел из-за горизонта и резонировал в самом сердце. Нечто звало меня, требовательно и властно. Оно не было угрожающим, но я чувствовал, что этот зов и есть то, ради чего я и пришел на эту прекрасную равнину. Я покорился зову, и что-то сдалось, как будто умерло внутри. Это что-то было мелким и мелочным, жалким и в то же время злым. Как я раньше не замечал его паучьей власти! Вернее, оно не умерло, а сдалось вместе со мной, стало травой, небом и ветром. «Дай миру быть», — послышался голос, и я вернулся домой.

Вероятно, это и было сущностью пути Человека — преклонить колени перед зовом своей судьбы, сдаться, умереть и родиться снова. Когда я открыл глаза, Халида уже не было в комнате.