На острие иглы - Стальнов Илья Александрович - Страница 33

И надежда крепла, переходила в уверенность – выдержу!…

Но тщетные надежды недолго согревали меня, Вскоре стало ясно: все происходящее лишь прелюдия перед приходом Торка. Самое главное впереди.

И тут я увидел его собственными глазами.

Бесформенный косматый желтый мрак рядом с Цинкургом – это и есть Торк. Он только что перешагнул порог вещественного мира, был еще сонлив, медлителен, но быстро набирался сил. Его злоба и энергия, столько лет дремавшие, как и положено богам умерших религий, теперь вливались в нашу Вселенную, точнее, в этот монастырский зал.

Торк пришел сегодня неспроста… Он пришел за добычей. Он пришел за мной.

Медленно, с усилием Торк разомкнул очи и начал обшаривать ими зал. От этого взора не скрыться, не спрятаться.

В сердце мое вошла ледяная игла – взор Чудовища остановился на мне. Я попал в ловушку, и капкан захлопнулся. Самое худшее то, что после смерти мой разум, моя душа попадут в надежные цепи, станут игрушкой, вещью, забавой кровавого бога" пришедшего из глубин мрачного прошлого. И кто знает, через сколько тысяч лет мне удастся порвать эти цепи и освободиться.

Я не знаю, видел ли кто-нибудь еще, как от косматого сгустка желтого тумана отделился клубок и пополз в мою сторону… Сначала медленно, неуверенно, но с каждой секундой все быстрее.

Если бы в этот миг я решил бросить все, бежать, скрыться, все равно было бы уже поздно, время для этого безвозвратно упущено. Еще минуту назад, хоть с трудом, но я смог бы овладеть собой, заставить себя двигаться, но теперь это оказалось совершенно невозможным. Тело стало чугунным, мой разум окаменел. Я не мог моргнуть, двинуть пальцем. Я мог лишь немигающим взором смотреть, как приближается ко мне Торк. Я был гол, беззащитен, обречен.

Будто для того, чтобы усилить мои муки, Чудовище надвигалось неторопливо, уверенно. Торк очнулся окончательно и успел пообвыкнуться в новом месте. Ему надоело возвращаться обратно без добычи. Теперь он знал, что нашел то, что искал. На этот раз он пробудился не зря и вернется с жертвой. Как когда-то, тысячи лет назад, когда он был божеством большого жестокого народа, не жалевшего для него крови.

Желтый туман коснулся моих ног, и все тело пронзила боль. Противоречивое ощущение – будто меня одновременно кинули в снег и положили на сковороду. Легко преодолев сопротивление, Чудовище вошло в меня

Что это было, какими словами выразить то, что я узнал о нем? Зло? Ненависть? Нет. Безмерное равнодушие, презрение и пустота – бесконечная черная пустота, гораздо более страшная, чем ярость и безумие диких страстей. Эта пустота и была причиной бесконечной безысходности и отвращения, вспыхнувших во мне. Нет, описать сие невозможно, это можно лишь ощутить самому. Но только не родилось пока на свете таких врагов, которым я мог бы пожелать этого.

Еще миг – и косматая желтая Тьма поглотила меня, овладела всем моим существом, без остатка. Невесомая, неощутимая материя, бездонная пустота, куда уходили мое тепло, моя жизнь.

Я мог четко и ясно видеть, что происходит в зале. Братья поворачивались ко мне, пялились на меня. Они видели, что Чудовище схватило меня. Аббат взирал на меня с равнодушием, чем-то схожим с равнодушием и бесстрастием Торка. Итальянец – с искренним, почти детским любопытством, как глядят на взрезывание лягушки. Лагут – со злорадством и торжеством, он сладострастно желал увидеть мои муки и мою смерть. Все трое Мудрых были бы довольны таким исходом. Должен был умереть тот, кто бросил им вызов, кто возымел наглость прийти к ним, иерархам Ордена, и требовать что-то. Теперь все кончено. Теперь понятно, что душа Магистра Хаункаса не принадлежит безраздельно Тьме и что Торк уйдет ублаженный.

Жизнь покидала меня. Так из пробитой фляги в пустыне истекает последняя капля, и путник понимает, что это означает конец. Душа моя начала отделяться от тела, окружающее я видел теперь четче и острее, словно через хитроумные оптические приборы.

Меня всасывало в эту бесконечную в пространстве и нескончаемую во времени бездну. Еще немного – и возврата не будет.

Я напрягся, собрал все, что во мне еще оставалось, – надежды, желания, страсти, то доброе и хорошее, что обрел я за годы жизненных странствий, все, что дал мне на трудной дороге Господь, понимая, что это последний шанс что-то изменить И… удивленный Торк отступил. Но всего лишь на шаг и лишь для того, чтобы кинуться на меня с удвоенной жадностью.

Я устал сопротивляться, мне уже не хотелось противиться воле, которая неизмеримо выше моей. Мне осталось лишь подчиниться.

– Человек, ты мой! – подобно грому зазвучал во мне раскатистый голос Все, я погиб…

В последний миг, когда я уже почти сдался Чудовищу, из глубины моей души начало подниматься Нечто. Оно не принадлежало мне, я никогда не испытывал ничего подобного. Во мне будто бы разгорался пожар, неумолимо и быстро, как в сухом лесу, захватывая новые и новые территории. Я был теперь всего лишь маленькой частью чего-то большего…

Торк, ошеломленный и озадаченный, немного ослабил хватку, потом еще чуть-чуть. Он упускал меня. Упускал на самом пороге своего дома, после того как уже произнес роковые слова.

Все, я мог двигаться, я жил! Я был свободен и от Чудовища, и от наваждений. Мир вновь стал ясным и понятным, как и мои мысли. И первое, что я сделал, это заслонился от яркого желтого света, бушевавшего вокруг.

Этот свет яростным вихрем пронесся по залу – он был вещественен, он гасил факелы и кружился вокруг теряющих разум людей. Послышался первый крик боли, затем второй, и вот уже воздух наполнился режущими слух воплями и стонами. Монахи корчились на полу, рвали на себе одежды, впивались в свои руки зубами, пытаясь уйти от больших мучений, но не думаю, что это кому-нибудь удалось. Карвен стоял на коленях и колотил ладонью об пол. Долкмен, схватившись за горло, ругался хрипло и горячо, турок тер глаза и скулил. Это был ад!

Все переменилось в один миг. И теперь победителем был я! Теперь я взирал на их муки и боль, теперь они стояли на краю бездны.

Торк, обделенный добычей, бушевал!

И среди стона и воплей, среди боли и страдания послышался мой смех. В жизни я не смеялся так зловеще, распираемый сознанием собственного превосходства. Мне действительно было легко и смешно. Сегодня я оказался сильнее всех. Сегодня, в который уже раз, победителем вышел Магистр Хаункас… Нет, кончено же, не Хаункас, а лекарь Фриц Эрлих!…

А потом все кончилось. Кончилось неожиданно быстро и просто… Вихрь собрался вокруг Камня, сгустился, стал блекнуть и вошел в него.

Чудовище ушло. Ярость его из-за упущенной добычи была велика. Хотя и металось оно по Залу Камня не более минуты, можно только гадать, что пришлось испытать его жертвам. А жертвы эти, не веря, что все прошло, поднимались с земли, осматривали себя, терли царапины и ушибы, причиненные ими самим себе.

Карвен встал, отряхнул плащ и крикнул слугам:

– Все вон отсюда. И прихватите этот кусок мяса!

Монахи, с трудом передвигая ноги, удалились, волоча за собой труп девочки.

Остались вскоре в зале Камня лишь Мудрые, которые окончательно пришли в себя и напялили привычные маски, сорванные на миг огненным желтым вихрем.

– Нам есть о чем поговорить, брат Хаункас, – произнес Карвен.

– Вы чем-то обеспокоены, братья? – насмешливо приподнял я бровь. – По-моему, все получилось очень занимательно. Не правда ли, брат Лагут?

Лагут вытер сочащуюся из носа кровь. Лицо он разбил, когда бился головой об пол. Он устало, но с вызовом произнес:

– Магистр, ты несешь разрушение Ордену. Я чувствую, что ты не наш и Тьма не принимает тебя.

– Будь сдержан, брат, – приподнял ладонь аббат.

И мне стало ясно, что их сомнения и неприязнь имеют один источник. Скорее всего брат Карвен и брат Лагут делились своими подозрениями друг с другом.

– Такого не было никогда, – произнес, криво улыбаясь, итальянец. – Никогда Торк за всю историю не был так разъярен и не творил ничего подобного.