О природе человека - Уилсон Эдвард Осборн - Страница 47

Изучение судебных документов показывает, что у казней и преследования была более глубокая мотивация. Обычно обвинитель отказывал бедной женщине, которая просила еды или милостыни. После этого в его жизни происходило несчастье — неурожай или смерть в семье. Обвиняя нищенку, он преследовал сразу две цели. Во-первых, он прямо действовал против того, что искренне считал причиной своих несчастий. В этих действиях прослеживается определенная логика — все знали, что ведьмы ведут себя странно и вмешиваются в дела других людей. Второй мотив более тонок, и понять его гораздо сложнее. Вот что пишет Томас:

«Конфликт между возмущением и чувством долга порождал двойственность, которая позволяла людям грубо прогонять побирающихся женщин от своего порога и в то же время терзаться угрызениями совести за этот поступок. Чувство вины создавало благодатную почву для обвинений в ведьмовстве, поскольку в этом случае все последующие несчастья можно было рассматривать как месть со стороны ведьмы. Напряженность, которая приводила к обвинениям в ведьмовстве, порождалась обществом, не способным более понять, как следует относиться к обедневшим своим членам. Эта напряженность отражала этический конфликт между родственными, но противоположными доктринами: «кто не работает, тот не ест» и «благословен богатый, который помогает бедным»{190}.

Таким образом, превратив дилемму в войну против злых духов, обвинитель спокойно оправдывал более эгоистический образ действий.

Одна народность Кении выявляет ведьм благодаря сплетням, а не по формальным обвинениям. Вожди, старейшины, главы семейств и члены судов обычно не принимают рассказы о колдовстве и пытаются разрешить конфликты путем обсуждения и соглашения сторон. Неопределенность этой процедуры позволяет людям распространять слухи и выдвигать обвинения, чтобы привлечь внимание к своим личным проблемам.

Практическая сторона ведьмовства и других форм магии — вот причина, по которой подобные занятия часто отделяются от высшей, «истинной» религии. Большинство ученых разделяют точку зрения Дюркгейма, проводившего фундаментальное различие между священным, то есть самой сутью религии, и светским, то есть имеющим отношение к магии и обычной жизни. Освящение процедуры или утверждения устраняет все сомнения и сулит наказание любому, кто позволит себе хоть как-то противоречить. В индуистских мифах о создании мира, к примеру, говорится, что каждый, кто вступит в брак вне собственной касты, после смерти отправится в адское царство Ямы и будет обречен на вечные страдания. То есть священное настолько отделено от светского, что даже разговор об этом в неподобающих обстоятельствах — уже преступление. Священные ритуалы порождают благоговейный страх, вызывают чувства, находящиеся вне человеческого понимания. Такое невероятное почтение окружает установки и догмы, которые служат важнейшим интересам группы. Священные ритуалы готовят человека к колоссальным усилиям и самопожертвованию. Одурманенный особыми заклинаниями, костюмами, священными танцами и музыкой, воздействующей на эмоциональные центры, человек меняется под влиянием религиозного опыта. Он готов хранить верность своему племени и семье, делать пожертвования, отправляться на охоту, идти в бой, умирать за Бога и страну. Так было в прошлом, о чем пишет Джон Пфайфер:

«Все, что они знали и во что верили, вся сила авторитета и традиций предков сосредоточивались в церемонии. То, что начиналось с транса шамана перед людьми, собравшимися у костров, превратилось в настоящие представления, разыгрываемые верховными жрецами и их подручными на платформах, расположенных выше обычных людей. Там было пение и декламация, слова повторялись снова и снова, складывались в метрические паттерны с пунктуационными рифмами в конце строк. Музыка на заднем плане задавала ритм и темп, отзывалась эхом, нарастала до крещендо в кульминации. Танцоры в масках передавали смысл слов и музыки, разыгрывая богов и героев. Ритмы завораживали зрителей и подталкивали их к ритуальным реакциям»{191}.

То же самое продолжается и в наше время — обычно в более фрагментарных и мягких вариантах. Современная традиционалистская ересь католицизма, евангелические и возрожденческие движения протестантов — это попытки остановить разъедающую секуляризацию общества и вернуться к старым формам. Бездумное подчинение общей воле по-прежнему считается главной эмоциональной добродетелью «хороших» людей в современном обществе. «Иисус — вот ответ» — современный эквивалент боевого клича первого крестового похода «Deus vult». Этого хочет Бог — каким бы ни был поступок, сколь труден бы ни был путь. Мао Цзедун сказал: «Мы должны упорно и неустанно трудиться, и мы обязательно растрогаем Бога. Наш Бог — не кто иной, как китайский народ»{192}. Когда люди служат богам, это всегда, хотя и неосознанно, идет на пользу дарвиновской приспособленности членов племени. А теперь нужно задаться вопросом: является ли готовность к индоктринадии основанным на неврологии правилом обучения, которое развилось путем отбора кланов, соперничающих друг с другом?

Эту простую биологическую гипотезу подтверждает тот факт, что ослепляющая сила религиозной верности может проявляться и в отсутствие теологии. Первомайские демонстрации на площади Тяньаньмень были бы вполне понятны древним майя, мавзолей Ленина не вызвал бы удивления у тех, кто поклоняется окровавленной плащанице Христа. Вспомните слова одного из ближайших учеников Ленина Георгия Пятакова: «Настоящий коммунист, то есть человек, который был воспитан в партии и достаточно глубоко проникся ее духом, сам становится чудотворцем. Ради такой партии настоящий большевик охотно выбросит из головы идеи, в которые он верил годами. Настоящий большевик — тот, кто растворил свое личное в коллективе, в партии настолько, что, сделав необходимое усилие, он порвет со своими взглядами и убеждениями и сможет честно согласиться с партией. Это испытание настоящего большевика»{193}.

В «Отрицании смерти» Эрнест Беккер напоминает нам о том, что феномен гуру предполагает механизм подчинения собственного «я» мощной и благотворной силе{194}. Мастер дзен требует абсолютного подчинения в каждом действии (точное расположение головы, точная манера дыхания). Ученик должен полностью отказаться от своего «я» и наполниться магической силой. Лучник дзен более не выпускает стрелу; внутренняя его природа прорывается в мир через идеальную самоотверженность лучника, и именно она отпускает тетиву.

Современные самореализующиеся культы — Эсален, групповая терапия эст, Арика и сайентология — всего лишь вульгарная подмена традиционных форм. Их лидеры добиваются от вполне здравомыслящих американцев такой степени подчинения, которая вызвала бы восхищенные улыбки самых фанатичных шейхов суфиев. На учебных тренингах Эрхарда (эст) послушников с трибуны бомбардируют упрощенными истинами поведенческих наук и восточной философии. Одновременно их то унижают, то успокаивают. Им не позволяют покидать своих мест, чтобы поесть, сходить в туалет, даже просто подняться и потянуться. Питер Марин, который изучал эти тренинги, пишет, что их участники испытывают мазохистское облегчение, порождаемое полным отказом от собственной воли и передачей себя в руки вездесущего и всемогущего мастера{195}.

Подобное добровольное подчинение может принести преимущество и самому индивиду, и обществу. Первым понял то, что стоит за механизмами эмоционального удовлетворения, Анри Бергсон. Он писал, что исключительная пластичность социального поведения человека является одновременно и силой, и опасностью. Если каждая семья будет жить по собственным правилам поведения, общество распадется и погрузится в хаос. Чтобы противостоять эгоистичному поведению и растворяющей силе высокого интеллекта и идиосинкразии, каждое общество должно систематизировать себя. В широких рамках любой набор соглашений эффективнее, чем его отсутствие. Поскольку работают произвольные правила, организации становятся неэффективными и отягощаются ненужным неравенством. Как емко заметил Раппапорт, «канонизация превращает произвольное в необходимое, и произвольные регуляторные механизмы должны быть канонизированы».