В начале всех несчастий: (война на Тихом океане, 1904-1905) - Уткин Анатолий Иванович - Страница 60

Отчасти эти послания были адресованы внешнему миру. В войне за расположение тех или иных мировых сил японцам было важно продемонстрировать рыцарские качества и соблюдения норм гуманности в ходе ведения боевых действий. Отчасти японские генералы полагали, что защитники Порт — Артура, оглушенные морской битвой в Желтом море, ослабнут духом. Умирать за далекие китайские утесы?

Генерал Стессель предложил не давать никакого ответа вовсе. Он нервно ходил по комнате. На что генерал Семенов сказал, что правила военного этикета требуют дачи ответа; он предложил выдать японцам чистый лист бумаги. Но в конечном счете Семенов написал проект ответа, который Стессель, чертыхаясь, подписал: «Честь и достоинство России не позволяют делать шагов, ведущих к сдаче». Русское командование отвергло предлагаемые меры по эвакуации женщин и детей. Их отбытие упростило бы вопросы продовольствия и т. п., но в этом случае японцы могли получить немало полезной информации о состоянии дел в крепости. Поэтому Порт — Артур никто не покинет.

Ноги пребывал в уверенности: «Условия, сложившиеся в крепости, состояние войск в ней — все это в настоящий момент позволяет думать, что штурм должен быть успешным». В Токио завидовали его уверенности, но не разделяли ее. Генералы Игучи и Нагаока из Имперского генерального штаба полагали, что Порт — Артур представляет собой непреодолимую крепость. Они предлагали отказаться от фронтальной атаки. Ноги и слышать об этом не желал. Его начальник штаба Иичи Косуке назвал мнения токийских генералов «нонсенсом».

На рассвете 19 августа 1904 г. Ноги начал штурм. Прелюдия — артиллерийская подготовка, затем вперед пошла пехота. Расстояние между русими и японцами было меньше двух километров. Слабость замысла генерала Ноги проявила себя достаточно быстро. Нужно сказать, что именно в Порт — Артуре привычно квалифицированная японская разведка оказалась ниже обычного уровня. То, что японцы в телескопические трубы воспринимали как простой двухэтажный дом западного стиля, оказалось хорошо прикрытым укреплением русской системы обороны. А стеклянные окна очень быстро превратились в бойницы бетонного дота. Здесь лягут 16 тысяч японцев.

Первая японская дивизия атаковала сопки, обозначенные как «высота 174 метра» и «высота 203», господствующие над окрестностью. Их защищал полковник Третьяков во главе Пятого восточночносибирского пехотного полка и двух рот моряков. И хотя сопки до 11 августа защищали только разведчики, Третьяков работал с обычной ответственностью. Его высоты была окружена с трех сторон рядами окопов и колючей проволоки. И разумную активность стимулировали — его непосредственным начальником был всеми уважаемый генерал Кондратенко.

Японцам удалось все–таки устранить колючую проволоку и войти во второй ряд окопов — но для этого они потратили весь свой первоначальный порыв в период с 19 по 20 августа. Велики были потери и обороняющихся, но Кондратенко прислал пополнения. Противников теперь разделяли только несколько десятков метров, но русские смотрели на нападающих «свысока» — из верхней линии обороны. Потери были ужасными. Все командиры русских рот были убиты — офицеры не прятались за чужие плечи. Было много раненых. Но сквозь главную линию обороны японцы не прошли. Высота 174 становилась камнем преткновения японского наступления.

Не всех судьба дарит мужеством. Следующее наступление японцев вызвало поток с сопки в город. Но пятьдесят героев из 5?го полка полковника Третьякова стояли насмерть на вершине высоты. Их отрезали от основной крепости, но они держались. Японские потери при взятии ими высоты 174 насчитывали 1700 человек, русские — 1100 убитыми и ранеными. В конечном счете, оставив восемь орудий, Третьяков отошел к востоку, к «Дивизионному холму». В пяти километрах к востоку от высоты 174 развернулось одно из самых кровавых побоищ. Сюда — лишь 3 километра до Старого города — после мощной артподготовки генерал Ноги послал 9?ю и 11?ю дивизии. Начало было для японцев на редкость успешным, но дальнейшее продвижение стоило уже сотни погибших. Для продвижения вперед наступающим нужно было в буквальном смысле перелезать через тела своих погибших товарищей.

Электрический ток в колючей проволоке погубил не одного японского разведчика. Ночью прожекторы шарили по территории обороны и накрывали диверсионные группы. Японец из такой группы — лейтенант Сакурай Тадайоси делится: «Я чувствовал себя молодым женихом! Открытый снопу огня, я чувствовал инстинктивно смущение». Окопы переходили из рук в руки, покойники обеих сторон переполнили самые большие траншеи. Лейтенант Сакураи: «Мы жили в чаду разлагающейся плоти и раздробленных костей, наша собственная плоть истощалась на глазах, а кости становились тонкими. Мы были группой духов, жалкой плотью которых владела неугасимая страсть, ведь все же мы происходили из подлинного черешневого дерева Ямато».

Чтобы достичь парапета форта, японцы потеряли еще 200 человек. Впереди, до следующей линии обороны оставалось еще 100 метров. Но подход сторожил русский пулемет. (Европа это увидит в континентальном объеме через десять лет). Японский натиск на западные и восточные форты Иначе как свирепым не назовешь. Но японцы все более ценили этот стратегически важный форт Вантай. Тысячи солдат прошли здесь, наступая на трупы своих товарищей. «Мы едва находили тропу, чтобы не наступить на лица». У некоторых из наступающих японских солдат были свои урны, в которые они просили засыпать свой прах.

На этот раз Ноги пренебрег роскошью сомнений. Он посылал вперед полк за полком. По трупам и по раненым, вперед и вперед. Сумасшедший натиск не мог не дать результатов. Командир Восточного крыла генерал Горбатовский взмолился о пополнениях. Очередная японская атака могла оказаться последней. Смирнов заверил, что помощь придет, и ночью они отшвырнут презирающих смерть японцев. Смирнову стоило большого труда убедить подозрительного Стесселя, что Горбатовский — один из лучших его офицеров, что он — подлинный герой этой войны. «В течение трех дней и ночей он находится под огнем, руководит обороной и своей отвагой воодушевляет окружающих».

И все же Западный Панлунг, залитый кровью последней рукопашной схватки, увидел на своей вершине 22 августа японский флаг. Смирнов сделал отчаянную попытку в ночном бою отбить оба оставленных форта. На короткое время Восточный Панлунг увидел русский триколор, но без поддержки его защитники погибли без страха и упрека — 400 из посланных 637 солдат. Восточный Панлунг стал японским, но ценой жизни 1600 японских солдат и офицеров 7?го полка.

Наступил момент, когда даже фанатичные и доблестные японцы не могли больше сражаться. Остатки одного из полков не подчинились приказу, зовущему их в атаку. Их вывели в тыл и заставили в синтоистском храме просить богов о снисхождении ввиду их трусости. Ночью 23 августа генерал Ноги приостановил общий штурм: 9?я и 11?я дивизии сражались уже по 60 часов. Русские ракеты с магнезией слепили наступающих, а прожектора слепили ночью и помогали наводить орудия. С помощью тысячи моряков Порт — Артур отбил этот первый натиск. Защитники бросали гранаты и камни. Все более популярными становились снайперы. Тяжелой была участь спасательных команд, стремившихся унести с поля боя раненых — противник немедленно начинал обстрел спасателей. Ужасающий запах тоже был частью жуткой реальности тех дней. Сверху пытались использовать чеснок, карболку или камфару. И все же пребывание у северных холмов Порт — Артура было явно не для слабонервных.

Возможно Ноги подвели воспоминания. В прошлой войне (с китайцами) было так: чем проще, тем было лучше и эффективнее. Сейчас Ноги явно допустил ошибку. Фантастическая смелость фанатично настроенных солдат была использована неэффективно. Его подвела и плохая работа разведки. Он явно недооценил степень совершенства русских укреплений, силу духа защитников, умелое руководство обороной.

В Токио начали испытывать недовольство. Генерал Нагаока: «Сообщения Ноги и начальника его штаба о том, что «батареи крепости противника оказались сильнее, чем мы могли вообразить, а стены хорошо оборудованы»… Чтобы открыть эти истины вовсе не нужно было 10 000 или больше солдат… Если бы общественность знала об этом, какой была бы ее реакция? Можно ли сказать, что командование выполнило свою задачу и поступило ответственно? Я опустил эту часть доклада, когда мы готовили текст для Императора».