Пастырь Добрый - Фомин Сергей Владимирович - Страница 113

   Вот так дорогой мой старец нянчился со мной, пока не ушел в вечные обители. Трудно, невыносимо трудно было мне после его кончины! Но и по смерти он меня не оставлял и не оставляет. Живу и дышу его наставлениями, любовью, лаской и молитвой!

   Так как я была слабенькая, то Батюшка никогда не налагал на меня поста. Он говорил так: Больше надо обращать внимания на духовный пост. Если будешь соблюдать пост духовный, то понадобится и телесный. А если мы будем обращать внимание только на телесный пост, то уподобимся фарисею. «Постимся, братие, духовно, постимся и телесно. Отложим от наших душ всякую злобу, дадим алчущим хлеб и нищий бездомныя введем в домы». При посте духовном и телесном нужны еще добрые дела. Но чтобы поститься умно, надо знать меру свою, а то может окаяшка посмеяться. А меру для каждой из вас я знаю, что дать, но сами отнюдь не налагайте на себя постов и подвигов. Я отвечаю за вас!

   Мне очень хотелось поститься, я рвалась и ревновала о подвиге, но Батюшка говорил: Надо тебя, Манюшка, тащить с неба за ноги, а когда упадешь духом, хоть из ада тащи за волосы. Избери себе средину царского пути и тогда будешь спокойна. А то, то те, то другие волны захлестывают тебя, и все время над тобою нужен страж.

   При жизни Батюшки было всем трудно в материальном отношении (1918, 1919, 1920, 1921, 1922 и 1923 годы), а поэтому пост был невольный. Батюшка не благословлял налагать на себя постов и сам не налагал.

   Вспоминается мне еще и то, когда я тяжело заболевала, то Батюшка приходил ко мне каждый день и причащал, и не один раз прибежит навестить и спросит: «Как ты, Манюшка, себя чувствуешь?» Даст денег Зине и скажет: «Не оставляй ее, попои молочком, дай кушать, чего ей захочется», — и сам что–то принесет. И гостинцы положит под подушку, поглаживая своею ручкою голову мою со словами: «Поправляйся, Манюшка, и помни, что я тебя люблю и не забыл, соскучился по тебе, не вижу в храме». Вот какая любовь и забота была дорогого Батюшки обо мне грешной. Воистину он был подобен любящей матери и больше чем матери. Другая мать не могла бы дать той любви, ласки и заботы, какую давал Батюшка каждой из нас в своей мере.

   Вспоминается мне еще и то, как наш родной и дорогой Батюшка учил быть милостивыми. «Блажени милостивые, яко тии помиловани будут». — «Однажды, — говорил он, — меня моя матушка послала чего–либо купить к празднику Рождества Христова и вручила мне 50 рублей денег. (Семья была большая, жили бедно, спали на палатях, так как бабушка взяла на воспитание сирот, а спать негде было, и спали кто на полу, кто на палатях). Я пошел купить по наказу матушки кое–что для Великого праздника. И вот дошел до Земляного вала. Какая–то женщина с двумя детьми падает ко мне в ноги и со слезами просит помочь, чтобы хоть в такой праздник чем–нибудь покормить своих детей. «А сейчас я не имею ни копейки, мы голодные». Сжалось мое сердце при виде ее слез и этих голодных детей, и я, не раздумывая, отдал ей все деньги, которые имел на руках. Благословил я ее и ребятишек. Она со слезами поблагодарила меня и пошла. Остановился я и думаю, а что я отвечу теперь своей матушке, ведь она страшно огорчится. И ее мне стало жалко, так как мы остались и без денег и без разговенья. Встал я перед храмом Иоанна Предтечи, помолился и пошел домой, размышляя и волнуясь: что скажу и как скажу моей матушке. Вдруг на сердце стало спокойно, и я радостно и быстро пошел домой пешком, так как денег на трамвай у меня не было. Господь не оставит, Матерь Божия не оставит, будут деньги и будет пища и разговеемся, — так звучало в моем сердце. Подаю звонок. Открывает кто–то из ребятишек и кричат: «О. Алексей пришел, папа пришел!» Матушка спокойно подходит и ласково говорит: «Ну, что купил для праздника?» Я молча опустил голову и говорю: «Виноват, прости!» Она с горечью говорит: «А что случилось? Потерял или кому отдал?» И я еще не успел оправдаться и рассказать ей, как раздался резкий звонок: «Почта, перевод, получайте 200 рублей!» Я заплакал и радости не было конца, благодарил Господа. Потом рассказал матушке все подробно, и она милостиво ответила: «Я так и знала — или ты потеряешь или кому отдашь, и нас лишишь праздника». Но ведь Господь ради нищих и убогих сторицею вознаграждает и рука дающего не оскудевает. И всегда меня грешного Господь тьмою тем вознаграждал. Аминь».

   Хотелось бы мне еще рассказать о Батюшкином отдыхе в Верее, когда я с ним там пребывала. Батюшка уезжал отдыхать не более чем недельки на две. Какой же у него был отдых! Он служил там почти каждый день в храме Ильи пророка. Отдых его был в храме Божием. Во время Божественной литургии он был как огненный столп! Он отдыхал от народа, он отдыхал от нас! Но и оттуда он назидал своих духовных детей: писал записочки и присылал их с оказией. Здесь на отдыхе ему никто не препятствовал и не отрывал от молитвы. Он весь был погружен в Божественную литургию и воистину как великий и сильный духом отец молился за весь мир! Он как предстатель пред Господом приносил Ему все нужды, болезни и недуги людей и молился о всех их нуждах, бедах, скорбях и грехах наших. Его слезы точно капли крови падали с его лица! Он зачастую рыдал и не мог произнести великих слов молитвы: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся!» Несмотря на убогое пение псаломщика, его ничто не отвлекало от молитвы. Он лицом к лицу предстоял Пресвятей Троице и беседовал с Ней. Зачастую невозможно было на него смотреть. Он был весь в сиянии. Псаломщик, который, кажется, совсем формально проводил службу, и то плакал! Приходилось слышать, как–то он говорил: «Отец Алексей, ведь невозможно с вами служить: я на что крепкий и то захлебываюсь от слез. Разве можно так доводить людей, ведь в обморок упадут, и что с ними тогда делать. А ведь обвинят вас. Нельзя же так плакать!» Наш Батюшка о. Алексей, благословляя его, скажет: «Илюша, я уж такой грешный, не могу не плакать». — «Да нет, нет, о. Алексей, не надо так расстраиваться. Ведь у тебя дочка, сынок, внучка — вы им нужны. Не надо, не расстраивайтесь так. Вон о. Петр [234], у него и колом не вышибешь слезу–то: поскорее да поскорее — и с колокольни долой! А вы этак долго служите: и поесть хочется, да и от слез сердце болеть начало, помилуй Бог, еще умрешь!» Батюшка дорогой сдержанно посмеялся на него, похлопал его по плечу и сказал: «Илюша, не расстраивайся, я постараюсь не плакать. А как не плакать: грехов–то у нас с тобой много!» — «Много–то много, — протянул Илья, — а все–таки надо посдержаннее и поскорее, вот как наш о. Петр».

   Умирала я от смеха, слушая Илюшин разговор с Батюшкой, а потом говорю: «Батюшка дорогой, а что же это Илья не понимает что–ли?» — «Конечно, не понимает. Господь не всем все открывает. А ты молчи! Слышишь!» — «Буду молчать, буду, дорогой Батюшка». — «А то не буду тебя брать с собой, если будешь рассказывать кому. А от тебя Господь все возьмет, и не увидишь такого о. Алексея». — «Батюшка, а Илья–то глупый что–ли?» — «Да, немножко глуповат, но он хороший, только безпонятливый. Ну что же делать — и такие нужны Господу». 

   Река Раточка в Верее

   После службы Батюшка завтракал и для послеобеденного отдыха уединялся в глубь сада, и никто не смел его безспокоить. Иногда шел в лес, на речку Раточку, и меня брал с собой. Там дорогой Батюшка был в созерцании природы, и я не смела безпокоить его, разве если что сам скажет или заставит обратить на что внимание. «Вон посмотри, Манюшка, как Раточка–то спокойно журчит и журчит. Так и наша жизнь должна быть, подобно ей, исполнением воли Божией и спокойно течь прямо в Царство Небесное. И птицы небесные исполняют волю Божию: встрепенутся и поют. И человек должен постоянно встряхивать себя, не предаваться лени и безпечности, и славить, благодарить и воспевать Господа. Вот и тебе дал Господь талант, ты и пой вместе с птицами «пою Богу моему дондеже есмь» и благодари Господа за все. Счастливая ты у меня, Манюшка, и многие тебе позавидуют. Но многие тебя не поймут и трудно тебе будет без меня». Господи, какое это было счастье пребывать с Батюшкой! Как хочется воскликнуть: «Господи, сподоби и там пребывать со своим дорогим Старцем за его святые молитвы и обещание после смерти быть с ним».