Том 7. Изборник. Рукописные книги - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 2

2

«Когда звенят согласные напевы…»

Когда звенят согласные напевы Ойлейских дев, И в пляске медленной кружатся девы Под свой напев, – Преодолев несносные преграды, И смерти рад, Вперяю я внимательные взгляды В их светлый град. Отрад святых насытясь дуновеньем, С тебя, Ойле, Стремлюсь опять, окованный забвеньем, К моей земле. Во мгле земли свершаю превращенья. Покорен я, – И дней медлительных влачатся звенья, О, жизнь моя!

«Блаженный лик Маира…»

Блаженный лик Маира Склоняется к Ойле. Звенит призывно лира, – И вот начало пира В вечерней полумгле. По мраморной дороге, Прекрасны, словно боги, Они выходят в сад. У старших наги ноги И радостен наряд, А те, что помоложе, Совсем обнажены, Загар на тонкой коже, И все они похожи На вестников весны.

«В недосягаемом чертоге…»

В недосягаемом чертоге Жила Царица красоты, И с нею были только боги И легкокрылые мечты. Озарена святым блаженством, И безмятежна, и ясна, Невозмутимым совершенством Сияла радостно она. Легко сотканные одежды Едва касались нежных плеч. Отрадным веяньем надежды Приветная звучала речь, И только лёгкие мечтанья К ней возносились от земли, А люди, бренные созданья, Её достигнуть не могли. Катилось кроткое светило Над тихим плеском горних рек, Дневное ж солнце не всходило Над миром радостным вовек. Но злой Дракон, кующий стрелы, Свою и здесь насытил злость. Однажды в дивные пределы Вступил нежданный, странный гость. Смотрел он дико и сурово, Одежда вся была в пыли. Он произнёс земное слово, Повеял запахом земли, И пред Царицею смущённой, Охвачен вихрем злых тревог, Мольбами страсти исступлённой Он огласил её чертог. Смутились радостные боги, Померкли светлые мечты, Всё стало призрачно в чертоге Царицы дивной красоты, – И в тяжкой муке отвращенья Вкусила смерть Царица грёз, И Змей в безумстве злого мщенья Свой лик пылающий вознёс.

Медный змий

Возроптали иудеи: «Труден путь наш, долгий путь. Пресмыкаясь, точно змеи, Мы не смеем отдохнуть». В стан усталых иудеев Из неведомой земли Вереницы мудрых змеев Утром медленно ползли. Подымался к небу ропот: «Нет надежд и нет дорог! Или нам наш долгий опыт Недостаточно был строг?» Рано утром, в час восхода, Голодна, тоща и зла, В стан роптавшего народа Рать змеиная ползла. И, раздор меж братьев сея, Говорил крамольник злой: «Мы отвергнем Моисея, Мы воротимся домой». Чешуёй светло-зелёной Шелестя в сухой пыли, По равнине опалённой Змеи медленно ползли. «Здесь в пустыне этой пыльной Мы исчахнем и умрём. О, вернёмся в край обильный, Под хранительный ярём». Вдруг, ужаленный змеёю, Воин пал сторожевой, – И сбегаются толпою На его предсмертный вой. И, скользя между ногами Старцев, жён, детей и дев, Змеи блещут чешуями, Раззевают хищный зев, И вонзают жала с ядом В обнажённые стопы Их враждебно-вещим взглядом Очарованной толпы. Умирали иудеи, – И раскаялись они. «Моисей, нас жалят змеи! – Возопил народ. – Взгляни: Это – кара за роптанье. Умоли за нас Творца, Чтоб Господне наказанье Не свершилось до конца». И, по слову Моисея, Был из меди скован змей, И к столбу прибили змея Остриями трёх гвоздей. Истощили яд свой гости И, шурша в сухой пыли, Обессиленные злости В логовища унесли. Перед медным изваяньем Преклоняется народ, И смиренным покаяньем Милость Божию зовёт.

«Насытив очи наготою…»

Насытив очи наготою Эфирных и бесстрастных тел, Земною страстной красотою Я воплотиться захотел. Тогда мне дали имя Фрины, И в обаяньи нежных сил Я восхитил мои Афины И тело в волны погрузил. Невинность гимны мне слагала, Порок стыдился наготы, И напоил он ядом жало В пыли ползущей клеветы. Мне казнь жестокая грозила, Меня злословила молва, Но злость в победу превратила Живая сила божества. Когда отравленное слово В меня метал мой грозный враг, Узрел внезапно без покрова Мою красу ареопаг. Затмилось злобное гоненье, Хула свиваясь умерла, И было – старцев поклоненье, Восторг бесстрастный и хвала.