Том 1. Книги стихов - Сологуб Федор Кузьмич "Тетерников" - Страница 26

26

«Не я воздвиг ограду…»

Не я воздвиг ограду, Не мне её разбить. И что ж! Найду отраду За той оградой быть. И что мне помешает Воздвигнуть все миры, Которых пожелает Закон моей игры. Я призрачную душу До неба вознесу, – Воздвигну, – и разрушу Мгновенную красу. Что бьётся за стеною, – Не всё ли мне равно! Для смерти лишь открою Потайное окно.

«Если б хотел я любить…»

Если б хотел я любить, Если бы мог я желать, – В мире кого полюбить, В жизни чего пожелать? Только Отец мой да я, Больше и нет никого. Жизнь без хотенья – моя, Воля без жизни – Его.

«Я – бог таинственного мира…»

1.

Я – бог таинственного мира, Весь мир в одних моих мечтах.

2.

Не сотворю себе кумира Ни на земле, ни в небесах.

3.

Моей божественной природы Я не открою никому.

4.

Тружусь, как раб, а для свободы Зову я ночь, покой и тьму.

«И я возник из бездны дикой…»

И я возник из бездны дикой,   И вот цвету, И созидаю мир великий, –   Мою мечту. А то, что раньше возникало, –   Иные сны, – Не в них ли кроется начало   Моей весны? Моя мечта – и все пространства,   И все чреды, Весь мир – одно моё убранство,   Мои следы. И если ныне в бедном теле   Так тесно мне, – Утешусь я в ином пределе,   В иной стране.

«Измученный жгучею болью…»

Измученный жгучею болью, Горячею облитый кровью, Пойми, где предел своеволью, – Я муки сплетаю с любовью. Мучительный труд я приемлю От вечной, незыблемой Воли, – Кто создал и небо, и землю, Тот создал и таинство боли. В безумном восторге мученья Дрожит беззащитное тело. Забыты земные влеченья, И всякая похоть сгорела. Вся прелесть и нечисть земная Свивается призрачным дымом. Единою болью стеная, Ты равен святым херувимам. К престолу Творца и Владыки В нетленную радость вселенной Твои воздыханья и крики Восходят хвалою смиренной.

«Воля к жизни, воля к счастью, где же ты?..»

Воля к жизни, воля к счастью, где же ты? Иль навеки претворилась ты в мечты, И в мечтах неясных, в тихом полусне, Лишь о невозможном возвещаешь мне? Путь один лишь знаю, – долог он и крут, – Здесь цветы печали бледные цветут, Умирает без ответа чей-то крик. За туманом солнце скрыто, – тусклый лик. Утомленьем и могилой дышит путь, – Воля к смерти убеждает отдохнуть, И от жизни обещает уберечь. Холодна и однозвучна злая речь, Но с отрадой и с надеждой внемлю ей В тишине, в томленьи неподвижных дней.

«Полуночною порою…»

Полуночною порою Я один с больной тоскою Перед лампою моей. Жизнь докучная забыта, Плотно дверь моя закрыта, – Что же слышно мне за ней? Отчего она, шатаясь, Чуть заметно открываясь, Заскрипела на петлях? Дверь моя, не открывайся! Внешний холод, не врывайся! Нестерпим мне этот страх. Что мне делать? Заклинать ли? Дверь рукою задержать ли? Но слаба рука моя, И уста дрожат от страха. Так, воздвигнутый из праха, Скоро прахом стану я.

«Стремленье гордое храня…»

Стремленье гордое храня, Ты должен тяжесть побороть. Не отвращайся от огня,   Сжигающего плоть. Есть яд в огне; он – сладкий яд, Его до капли жадно пей, – Огни высокие горят   И ярче, и больней. И как же к цели ты дойдешь, Когда не смеешь ты гореть? Всё, что ты любишь, чем живёшь,   Ты должен одолеть. Пойми, что, робко плоть храня, Рабы боятся запылать, – А ты иди в купель огня   Гореть и не сгорать. Из той купели выйдешь цел, Омыт спасающим огнём… А если б кто в огне сгорел,   Так что жалеть о нём!

«В путь пора – ладья готова…»

В путь пора – ладья готова. Ляг в неё и почивай. В ней от берега чужого Уплывёшь в родимый край. Не заботься о дороге, Верь: прочна твоя ладья. Ты проснёшься на пороге Неземного бытия.