Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI — СХХ. - Цао Сюэцинь - Страница 68

Пинъэр разрыдалась.

— Ладно, не реви! — оборвала ее Фэнцзе. — Не умерла же я пока! Сама первая подохнешь от слез!

— Вы так расстроили меня, госпожа! — воскликнула Пинъэр.

Вскоре Фэнцзе уснула. Но тут снаружи послышались шаги. Это вернулся Цзя Лянь. Он так и не повидался с Цю Шианем — тот уже отправился ко двору — и, раздосадованный, вернулся домой.

— Еще не вставали? — спросил Цзя Лянь прямо с порога.

— Нет, — отозвалась Пинъэр.

Цзя Лянь откинул дверную занавеску, вошел во внутреннюю комнату и воскликнул:

— Надо же! До сих пор дрыхнут!

Он потребовал чаю. Пинъэр налила. Чай оказался чуть теплым. Девочки-служанки, как только Цзя Лянь уехал, снова улеглись спать и не успели ничего приготовить. Цзя Лянь в сердцах швырнул чашку на пол.

Фэнцзе проснулась вся в холодном поту и охнула, глядя округлившимися от ужаса глазами на рассвирепевшего Цзя Ляня и Пинъэр, подбиравшую с пола осколки чашки.

— Почему ты вернулся? — спросила Фэнцзе и, не получив ответа, повторила вопрос.

— А ты хотела, чтоб я не вернулся и околел где-нибудь на дороге? — крикнул Цзя Лянь.

— Ну зачем так? — улыбнулась Фэнцзе. — Просто я удивилась, вот и спросила. Сердиться незачем!

— Не застал его, вот и вернулся, — проворчал Цзя Лянь.

— Наберись терпения! Завтра поедешь пораньше и застанешь.

— Что, у меня ноги казенные? — вскричал Цзя Лянь. — Мало своих хлопот, так еще чужие прибавились! И так вздохнуть некогда, минуты свободной нет! Тот, кому это нужно, знать ничего не знает, дома сидит. Пир собирается устроить в день своего рождения! Актеров пригласить! А я бегай за него!

Цзя Лянь плюнул с досады и напустился на Пинъэр.

От волнения у Фэнцзе пересохло в горле; она хотела возразить мужу, но почла за лучшее сдержаться и с улыбкой произнесла:

— Не надо кипятиться! С самого утра на меня накричал. Никто не велел тебе стараться ради чужих! Но раз уж взялся, терпи! Не понимаю, как можно думать о развлечениях, когда грозят неприятности!..

— Что зря болтать! — крикнул Цзя Лянь. — Сама у него и спроси!

— У кого? — изумилась Фэнцзе.

— У кого? У своего старшего братца!

— Так это ты о нем?

— А о ком же?

— Ну и что у него случилось, у моего братца? — спросила Фэнцзе.

— Будто слепая, сама не видишь!

— Право же, мне ничего не известно! Я человек неученый!

— Разумеется, неизвестно! — усмехнулся Цзя Лянь. — Не только тебе, но и госпоже, и тетушке тоже! Я постарался дело замять, чтобы дома не волновались, ты и так все время болеешь! Но история возмутительная! Не спроси ты, я не стал бы ничего говорить. Хороший у тебя брат, нечего сказать! Знаешь, как его прозвали?

— Откуда мне знать?

— Не знаешь? — вскричал Цзя Лянь. — Ван Жэнем его прозвали!

Фэнцзе прыснула со смеху.

— Так ведь он же Ван Жэнь и есть!

— Верно — Ван Жэнь! Только прозвище его пишут иероглифами «ван» — «забывать» и «жэнь» — «гуманность». Он и в самом деле забыл гуманность, долг и вообще все приличия!..

— Кто посмел так бессовестно очернить человека? — рассердилась Фэнцзе.

— Никто его не чернит, — возразил Цзя Лянь. — Сейчас я тебе расскажу кое-что, тогда узнаешь, что собой представляет твой братец! Он, видите ли, задумал справить день рождения своему второму дяде Ван Цзытэну!

— Ай-я! — воскликнула Фэнцзе. — В самом деле? А я все хотела спросить, не зимой ли день рождения второго дяди? Помню, Баоюй из года в год ездил к нему. Когда господина Цзя Чжэна повысили в чине, второй дядя Ван Цзытэн прислал труппу актеров. Я тогда сказала, что второй дядя скуп, не чета старшему, Ван Цзытэну, и живут они как кошка с собакой. А живи они дружно, разве отказался бы он помочь в устройстве похорон Ван Цзытэна?! Поэтому я и предложила в день его рождения послать труппу актеров, чтобы не остаться перед ним в долгу. Не могу понять, почему Ван Жэнь решил раньше времени устроить день рождения дяди.

— Ты, видно, все еще спишь и видишь сны! — ответил Цзя Лянь. — В первый же день по приезде в столицу твой брат Ван Жэнь под предлогом устройства похорон постарался захватить все состояние своего дяди Ван Цзытэна. Потому ничего и не сообщил нам. Боялся, как бы мы не помешали. Присвоил немало — несколько тысяч лянов серебра. Твой второй дядя заявил, что поступил он незаконно. Поняв тогда, что часть присвоенного придется вернуть, Ван Жэнь пошел на хитрость — решил устроить день рождения дяди, рассудив, что это обойдется куда дешевле. Бессовестный! Ему все равно, что подумают о нем родные и друзья!.. Но не из-за этого я хлопочу. Дело в том, что цензор сообщил мне, будто у старшего дяди Ван Цзытэна остались долги. Это обнаружилось после его смерти. Их должны погасить младший брат Ван Цзышэн и племянник Ван Жэнь. Вот они и переполошились, попросили меня похлопотать. Я согласился, и то лишь потому, что они приходятся родственниками тебе и нашей госпоже. Встал нынче чуть свет и собрался к цензору, надеясь на его помощь, и на тебе — не застал. Бегаю, бегаю, а они веселятся! Ну как тут не рассердиться!

Наконец Фэнцзе поняла, что натворил Ван Жэнь, но не удержалась от упрека:

— Как бы то ни было, он сын твоего дяди. Кроме того, покойному дяде Ван Цзытэну и второму дяде Ван Цзытэну ты многим обязан. Что ни говори, а речь идет о нашей семье, поэтому я смиренно прошу тебя о помощи, не к чужим же мне обращаться, чтобы злорадствовали и за глаза поносили меня.

Слезы потекли из глаз Фэнцзе. Она сбросила одеяло, села на постели и начала одеваться.

— Зря ты так говоришь, — сразу смягчился Цзя Лянь. — Тебя я ни в чем не виню, но твой брат человек нехороший. А рассердился я из-за того, что порядка нет в доме. Мне надо ехать, тебе нездоровится, а служанки спят! Не думаю, что у старших членов нашего рода хозяева встают раньше прислуги! А ты все служанкам спускаешь! Стоило мне слово сказать, как ты сразу вскочила! Уж не собираешься ли вместо этих лентяек сама мне прислуживать?! На что это похоже?

Фэнцзе успокоилась, перестала плакать.

— Все равно надо вставать, уже поздно, — проговорила она, — очень любезно с твоей стороны, что ты так стараешься помочь родственникам. Если что-то удастся сделать, не только я — впрочем, я не в счет, — но и госпожа Ван обрадуется.

— Без тебя знаю! — буркнул Цзя Лянь. — Не учи!

— Госпожа, зачем вам так рано вставать? — вмешалась Пинъэр. — И вы, господин, хороши! Кто-то вас рассердил, а вы на нас злость срываете! Разве госпожа для вас мало сделала? Разве когда-нибудь отказала вам в помощи в трудный момент? Сколько раз приходили вы на готовенькое! А сейчас сделали какую-то мелочь и расшумелись. Не стыдно?.. К тому же дело, о котором вы говорили, касается не только госпожи, но и всех родственников. Сердиться надо на нас за то, что поздно встаем, мы ваши служанки! А госпожа и так сил не жалеет, надрывается, от этого и заболела.

На глаза Пинъэр навернулись слезы.

Цзя Лянь, и без того расстроенный, не мог вынести всех этих упреков и сказал:

— Довольно! Госпожа сама за себя постоит, без тебя обойдется! Чужой я вам! Лучше бы мне умереть!

— Не говори так! — оборвала его Фэнцзе. — Неизвестно, что кого ждет! Скорее я умру, а не ты! И чем раньше, тем быстрее душа моя обретет покой.

Фэнцзе заплакала в голос, и Пинъэр снова пришлось ее утешать.

Уже совсем рассвело, и в комнату проникли солнечные лучи. Цзя Ляню надоело препираться, и он вышел.

Фэнцзе поднялась с постели и занялась утренним туалетом, как вдруг вошла девочка-служанка госпожи Ван.

— Госпожа послала меня узнать, поедете ли вы сегодня к дядюшке. Если поедете, она просит взять с собой вторую госпожу Баочай.

Фэнцзе была расстроена разговором с мужем и очень досадовала, что некому заступиться за ее родных; кроме того, накануне в саду она натерпелась страху и сейчас чувствовала себя подавленной.

— Передай госпоже, — сказала она, — что я не могу поехать, дел много. Да и у дядюшки ничего интересного не будет. Пусть вторая госпожа Баочай, если хочет, едет одна!