Истории, которых не могло быть - Царева Ирина - Страница 38

38

От этой семейной истории перехожу к теме, ради которой я начала свой рассказ.

В моей семье все большие любители путешествий. Когда нет денег — с рюкзаком и палаткой, когда есть — куда денег хватит.

Летом 1987 года мы с мужем на машине поехали по приглашению наших друзей (бывших однокурсников) в Польшу. Маршрут у нас был обширный. За месяц мы собирались объехать всю Польшу, побывать во всех ее уголках, осмотреть костелы, музеи, дворцы, поучаствовать в нескольких местных праздниках.

Когда мы оказались в Кракове, со мной начало что-то происходить. Я не могла избавиться от волнения, которое усиливалось по мере приближения к району, где расположен старый королевский дворец. Сам дворец я осматривала невнимательно, мне хотелось скорее выйти и куда-то идти. Покинув дворец, мы сели в машину и стали его объезжать. Попали на площадь. От нее отходило несколько улиц. Неожиданно для себя я попросила мужа свернуть в одну из них.

— Мы заблудимся, — сказал он.

— Не заблудимся, в конце улицы есть поворот налево, и мы сможем, свернув в него, попасть на параллельную. По ней вернемся на площадь…

Муж с удивлением посмотрел на меня, пожал плечами и свернул, куда я просила.

Мы ехали по улице, которую я знала! Только было ощущение, что ее подновили и немного изменили, как Старый Арбат после реставрации. Один из домов показался мне особенно знакомым.

— За этим домом есть маленький бассейн, а в нем изо рта изогнутой рыбки льется вода…

Муж молча поставил машину и, без спроса открыв чужую калитку, мы вошли в чей-то полисадник. Обошли дом. Никто не остановил нас — возможно хозяев не было дома. За домом среди травы мы увидели остатки бассейна с рыбкой…

Когда мы вернулись в Москву, и я рассказала маме (это было за 10 лет до ее смерти) о том, что случилось со мной в Кракове, она сказала: «Твоя бабушка в детстве и юности жила в Кракове недалеко от дворцовой площади. Больше я ничего об этом не знаю. Потом она вышла замуж и переехала в Станислав, теперь это Ивано-Франковск, потом они снова куда-то переезжали, пока не осели на постоянном месте, там я и родилась». И еще, подумав, добавила: «Я всегда знала, что бабушка с нами».

Я не хочу искать объяснений этой необыкновенной истории.

Просто я получила убедительное подтверждение тому, что чувствовала и раньше: «Бабушка всегда со мной».

МЫ ШЛИ ПО ПЕСКУ…

Анастасия Л. из Самары встретилась с человеком из своей прошлой жизни.

…Он стоял вторым слева в шеренге лучников. Его очень светлые глаза с припухшими нижними веками, светлые ресницы и небрежно падающие на лоб волосы запомнились мне сразу. В следующий раз мы шли по горячему песку и о чем-то говорили. Солнце безжалостно жгло наши тела, и мы устроились в тени Большого Сфинкса. Еще я стояла у колонны во дворце на прохладном мраморном полу, и кто-то, подкравшись сзади, хотел убить меня, но появился он и ударом короткого римского меча поверг моего врага. Потом было еще много снов, в которых был Египет, я, он, другие люди…

Это длилось долго. Сны о Египте посещали меня не каждую ночь. Снилось всякое: смешное, грустное, бессмысленное, страшное, многозначительное, аллегоричное. Но время от времени много лет подряд египетская тема возрождалась по ночам заново…

Когда я увидела его, то сразу узнала. Мы не должны были подружиться, по всем правилам наши отношения должны были быть гораздо более сухими. Но почему-то сложилось так, а не иначе. Ощущение близости родства — у нас, совершенно разных в реальных жизни людей — заставляло меня выделять его, совершенно непонятно для окружающих, из всех, кто бывал рядом.

Но однажды обстоятельства сложились так, что мы оказались в условиях, когда люди позволяют себе снимать маски и быть откровенными. Очень скрытный и закомплексованный мой друг рассказал мне про свой сон. И в нем было жаркое солнце, песок, по которой мы шли в незнакомой ему чужой стране, я в тунике и он с мечом, спасающий меня от преследователей…

Мне не нужно ничьих разъяснений, никаких умных гипотез. Меня не интересует мнение «специалистов». Я все знаю сама: это наша память, временами просыпаясь в снах, повествует нам о былом.

МЕСТЬ ПОКОЙНИКА

Рассказ Валентина М. из Петрозаводска рассказывает о том, как профессор бывшей кафедры марксизма-ленинизма перестал быть атеистом.

Эту историю рассказал мне профессор одного из столичных ВУЗов, человек трезвый, рассудительный и в какой-то мере даже циничный. Уверена, что никому кроме меня он ее не рассказывал — больше всего на свете он боялся показаться смешным. Наши доверительные отношения и уверенность в том, что я никогда не поставлю его в некомфортное положение, позволили ему выговориться. Мне даже было позволено рассказывать о происшедшем, но не называя имен. Назовем героя моей истории Иваном Ивановичем.

Итак Иван Иванович развелся с женой, разменял квартиру, оставив ей с сыном практически тоже, что и было, а для себя выговорив по принципу «поживем-наживем, а четыре стены хоть какие надо иметь» комнату в ужасном месте, окнами на железную дорогу и с соседом-стариком. Все можно было бы пережить, но соседство ему досталось — упаси всех нас Бог! Старик рылся в помойках и добычу приносил домой. И не по бедности. Не раз показывал профессору сберегательную книжку с весьма солидной суммой. «Дед, — говорил Иван Иванович, — ну сколько ты на этом рванье зарабатываешь? Давай я буду тебе каждый месяц давать столько же, но ты должен выбросить из дома все, что насобирал и больше не носить!» Дед мучился, раздумывал, и не соглашался. Они начали ругаться. В очередной раз застав в ванне замоченные тряпки из мусорника, а на трубах для горячей воды сушащуюся рваную и дурно пахнущую старую обувь (предмет особой привязанности старика), профессор, забыв об интеллигентности, пообещал убить его, если еще раз в местах общего пользования обнаружит вещи из помойки. Дед обиделся, перетащил все в свою комнату и перестал здороваться. От этого мало что изменилось: в квартире стояла застоявшаяся вонь, и хотя Иван Иванович уже не заставал в ванне подарки с помойки, тем не менее использовать ванную комнату по назначению не решался. Да и вообще, по квартире двигался, боясь прикасаться к стенкам и предметам.

И вот дед умер. Наверное профессор (прости и пойми его, Господи!) вздохнул с облегчением. Никаких родственников не обнаружилось. Ивану Ивановичу пришлось принять самое непосредственное участие в предании тела соседа земле, а вернувшись домой, будучи человеком юридически грамотным и понимая, что последует немедленно после похорон, он из связки ключей деда стащил ключ от его комнаты и тут же сделал дубликат.

Все произошло именно так, как предполагал профессор. Пришли официальные лица, опечатали на 6 месяцев комнату деда, а ключ забрали с собой. Опечатали по-советски: приклеили «на соплях» бумажку с печатью, которую и отрывать не надо было — она отваливалась.

Иван Иванович переехал на время пожить у друга, а потом сразу укатил в отпуск. Вернулся через полтора месяца, вошел в дом, и задохнулся. Непроветриваемое помещение, в одной из комнат которого была устроена форменная помойка, встретило его таким амбрэ, что впору было надевать противогаз. Открыв все, что можно было открыть, и кое-как проветрив квартиру, профессор приступил к давно задуманному плану. Аккуратно сняв бумажку с печатью и открыв дубликатом ключа дверь, он в бумажных мешках стал выносить на помойку дедовы трофеи. Облив дезинфекционной жидкостью комнату, он запер ее на ключ.

Ночью, выйдя в туалет, он обнаружил, что дверь комнаты деда открыта настежь. Он закрыл дверь, повернул ключ, подергал за ручку — все в порядке, просто, видимо в прошлый раз сделал это не аккуратно. Утром обнаружил, что дверь опять открыта настежь. Стало не по себе. Снова закрыл дверь и с неспокойным сердцем ушел на работу. Вернувшись вечером, обнаружил ту же картину. Будучи человеком дела, притащил инструменты и стал планомерно подгонять замок, уплотнять дверь и т.п. Придя к выводу, что теперь все причины самооткрывания двери устранены, лег спать. Но на душе было не уютно. Чудились шорохи, легкие шаги, вздохи. Не выдержав, встал и вышел в коридор. Дверь в комнату деда была открыта настежь. Он вернулся к себе и начал одеваться. Оставаться в этой квартире ему категорически расхотелось. В момент сборов погас свет. В темноте все звуки стали явственней, почудилось смрадное дыхание рядом с лицом…