Падший - Корнев Павел Николаевич - Страница 76

— А что будет с ней после этого?

— Она станет богиней.

— Ее душа растворится в потоке чужой силы.

— Она станет богиней!

— Не в этот раз! — рыкнул я и прыгнул вперед.

Плечо со всего маху угодило в дверцу клетки, и железные прутья уже начали подаваться, но в следующий миг электрические разряды отбросили меня прочь. В испуге соскочивший со стула архитектор моментально обрел спокойствие духа и вновь провернул реостат трансформатора.

— Вам придется сделать выбор, — объявил он. — Напряжение, подаваемое на оборудование Максвелла, будет уменьшаться постепенно, полностью обесточенным оно окажется через минуту после завершения выступления Брандта. Но не тяните — демон, подозреваю, вырвется еще раньше. Не упустите шанс спасти своих друзей, Лев. Не упустите.

У меня не нашлось сил ему ответить. Всеблагое электричество, чтоб его…

Адриано посмотрел на часы и натянул резиновую полумаску, закрывавшую нос и низ лица; каучуковый шланг уходил от нее к баллону со сжатым воздухом. Затем архитектор включил привинченный к стене динамик, и под легкий треск помех из него зазвучал голос конферансье. Представляли Альберта Брандта.

— Ваш выход, Лев. Не волнуйтесь, все случится само собой. Просто не сопротивляйтесь, — объявил архитектор и сдернул с одной из стен белое полотнище. За ним оказалась фреска с изображением Кали. У синекожей богини с двумя парами рук и ожерельем из черепов было лицо Лилианы. На второй стене обнаружился похожий рисунок, а третье полотно Адриано сдергивать не стал, вместо этого он погасил верхний свет и запустил кинопроектор. Под легкое стрекотание механизма на импровизированном экране возникла танцующая с удавом Лилиана. Запись сделали в варьете, сцена и кулисы были мне знакомы.

— Зачем это? — спросил я Адриано, но тот ничего не ответил, а потом и вовсе залепил уши восковыми пробками. Слушать поэму Альберта он точно не собирался.

Архитектор отрегулировал поступление в маску дыхательной смеси и принялся возиться с небольшим баллоном, вентиль которого был выкрашен красной краской. Один оборот, другой — и с тихим шипением комнату начал заполнять газ, лишенный цвета, вкуса и запаха, но от этого еще более коварный.

Задерживать дыхание я не пытался. Без толку, не поможет. Просто старался дышать неглубоко и редко, но и так тело вскоре наполнилось невероятной легкостью, в голове зашумело, перед глазами замелькали светящиеся точки. А потом начал свое выступление Альберт Брандт.

— Беги! — разрезал тишину комнаты его обволакивающий голос. — Крылья ночи за спиной!

Передача звука по проводам ослабила силу таланта декламатора, но наркотическое опьянение помешало справиться с наваждением. Динамик на стене превратился в черное пятно, оно заколыхалось и начало закручиваться в бездонную воронку.

— Беги! — вновь выкрикнул поэт. — Меч судьбы над головой!

Я так и сделал. Рванулся изо всех сил, но тело больше не повиновалось. Я надеялся прочистить сознание болью электрических разрядов, а на деле даже пошевелиться не смог.

— Беги! Не свернуть тебе с пути!

Пространство деформировалось и плыло. Фрески Кали на стенах и танцевавшая на экране Лилиана слились в единую фигуру, она протянула мне руку и вслед за собой потянула в бездонную воронку.

«Беги!» — услышал я напоследок, а потом меня поглотила тьма.

В следующий миг я уже парил над амфитеатром, голос поэта доносился будто через толщу воды, и хоть расслышать удавалось каждое слово, смысл ускользал от меня. Витавшая в воздухе отрава раскрепостила сознание людей, и поэма Брандта стала тем катализатором, что запустил в умах необратимую метафизическую реакцию. Сейчас даже законченные механисты грезили о пришествии Кали, и это всеобщее помутнение разжигало веру Лилианы в собственную избранность.

Лили словно стала больше, ее фигура сделалась полупрозрачной, а за спиной мелькали тени, которые то и дело складывались в очертания дополнительной пары рук. Но и внимания сиятельной публики, и собственного таланта Лилиане все же недоставало, чтобы стать воплощением богини. Для этого требовалось нечто больше.

Сила. Много силы.

И эту силу мог дать я.

Заточенный в подземелье падший понемногу превозмогал слабеющие электромагнитные поля, и до меня доносилось леденящее жжение его потусторонней сущности. Эманации тьмы налетали призрачными вихрями, в клочья рвали отстраненную созерцательность, впивались костяными гарпунами страха.

Да, страха было хоть отбавляй. Страху подвержены все: и люди, и демоны. Страх — неизменный спутник любого разумного существа, а падший панически боялся упустить свой шанс и остаться в плену бездушных механизмов.

Мой талант словно взбесился, сознание раздвоилось, одна его часть витала над амфитеатром, другая тонула в накатывающей волне потусторонней силы.

Адриано Тачини уже не сидел на стуле. Он суетливо вышагивал из угла в угол и беспрестанно посматривал на часы. Архитектор был сиятельным и в полной мере ощущал присутствие инфернального существа. Падший выпрастывал из подвала свою сочившуюся потусторонней энергией сущность и понемногу изменял пространство вокруг себя. Замигала лампочка под потолком, задрожал пол. Созданная Максвеллом защита не справлялась, и демон возвращался в наш мир, цепляясь за реальность и перебарывая железной волей помехи генераторов.

«Он убьет тебя, идиот!» — заколотилось в голове запоздалое озарение, а в следующий миг фрески Кали окончательно слились в единое целое с образом Лилианы, и тот вспыхнул невыносимым сиянием сверхновой звезды.

Заполонившая подземелье энергия демона хлынула в прожженную гипнотическим воздействием дыру в моей душе, я не смог бы сопротивляться, даже если бы захотел. Любой сиятельный несет в себе крупицу потустороннего, а подобное всегда тянется к подобному. Сознание закрутил убийственный ураган чужой силы и чуждых людям эмоций, яростного гнева и жгучих обид. Через ослабевшие электромагнитные поля пока прорывалась лишь чистая энергия, но и она оказалась невероятно сложна для восприятия человеком, пусть и сиятельным.

«Лили ведь даже не умрет! — мелькнула в голове подленькая мыслишка. — Просто перейдет в иную форму существования! И ты не любишь ее, а она — тебя. Вы слишком разные! Это все фокусы гипнотизера…»

«Любовь»? — слово это своей неуместностью на миг разогнало заполнивший голову туман и помогло принять решение. Энергия выплеснулась наружу, как хлещет вино через дырку в старых мехах; мне оставалось лишь слегка направлять ее и не давать захлестнуть себя с головой.

Видение танцующей в амфитеатре Лилианы сменилось кислотными кляксами наркотического бреда, и чем дальше, тем больше эти сюрреалистичные видения затягивала тьма. Какое-то время продолжал хрипеть в динамике голос Альберта, а потом не стало слышно и его…

Когда я очнулся, все уже закончилось.

Очнулся — это хорошо. Но надолго ли? Решетки никуда не делись, а стоило только прикоснуться к железным прутьям, тело пронзил электрический разряд.

Динамик молчал, подвал заполнял размеренный гул вентилятора, это работала вытяжка. Адриано Тачини выставил в коридор баллон с наркотическим составом, потом вернулся и стянул с лица дыхательную маску.

— Раз мы еще живы, полагаю, все получилось лучшим образом! — нервно рассмеялся он, выковыряв из ушей восковые пробки. — Лев, я вам искренне благодарен, но будем откровенны — столь неудобный свидетель мне не нужен. К тому же вы точно затаите зло…

Я нисколько не удивился, когда в руке архитектора возник карманный револьвер. Пули в каморах барабана блестели полированным серебром.

— Гореть тебе в аду! — выдохнул я, сплюнув на пол кровавую слюну.

— Все там будем, — не принял близко к сердцу мое пожелание Адриано и взвел курок.

Архитектор уже вытянул руку с оружием, когда за спиной у него распахнулась дверь и через порог шагнула Белинда Тачини с растрепанными в чарующем беспорядке кудрями черных волос.

— Дорогая, что ты здесь делаешь? — обернулся к ней встревоженный Адриано.