Имена на поверке - Багрицкий Всеволод Эдуардович - Страница 26

26

1939 г.

Ветреный день

По гулкой мостовой несется ветер, Приплясывает, кружится, звенит, Но только вот влюбленные да дети Смогли его искусство оценить. Взлетают занавески, скачут ветви, Барахтаются тени на стене, И ветер, верно, счастлив, Что на свете Есть столько парусов и простыней. И фыркает, и пристает к прохожим, Сбивается с мазурки на трепак, И, верно, счастлив оттого, что может Все волосы на свете растрепать. И задыхаюсь в праздничной игре я, Бегу, а солнце жалит, как слепень, Да вслед нам машут крыльями деревья, Как гуси, захотевшие взлететь.

Ночной экспресс

Ночной экспресс бессонным оком Проглянет хмуро и помчит, Хлестнув струей горящих окон По черной спутанной ночи, И задохнется, и погонит, Закинув голову, сопя, Швыряя вверх и вниз вагоны, За стыком стыки, и опять С досады взвоет и без счета Листает полустанки, стык За стыком, стык за стыком,    к черту Послав постылые посты… Мосты ударам грудь подставят, Чтоб на секунду прорыдать И сгинуть в темени…    И стая Бросает сразу провода. И — в тучи,    и в шальном размахе Им ужас леденит висок, И сосны — в стороны, и в страхе, Чтоб не попасть под колесо… И ночь бежит в траве по пояс, Скорей, но вот белеет мгла — И ночь    бросается под поезд, Когда уже изнемогла… И как же мне, дорогой мчась с ним Под ошалелою луной, Не захлебнуться этим счастьем, Апрелем, ширью и весной…

«Как лес восстановить по пням…»

Как лес восстановить по пням? Где слово, чтоб поднять умерших? Составы, стоны, суетня, Пурга да кислый хлеб промерзший. Четвертый день вагон ползет. Проходим сутки еле-еле. На невысоких сопках лед Да раскоряченные ели. А сверху колкий снег валит. Ребята спят, ползет вагон. В печурке огонек юлит. Сидишь и смотришь на огонь. Так час пройдет,    так ночь пройдет. Пора б заре сквозь темноту — Да нет вот, не светает тут… Ползут часы.    Ползет вагон. Сидишь и смотришь на огонь. Но только голову нагни, Закрой глаза, накройся сном — В глазах огни, огни, огни, И тени в воздухе лесном.

«Снова вижу солнечные ели я…»

Снова вижу солнечные ели я… Мысль неуловима и странна… За окном качается Карелия — Белая сосновая страна. Край мой чистый! Небо твое синее, Ясные озерные глаза! Дай мне силу, дай мне слово сильное И не требуй, чтоб вернул назад. Вырежу то слово на коре ли я Или так раздам по сторонам… За окном качается Карелия — Белая сосновая страна.

Петрозаводск, 1939 г.

Франсуа Вийон

В век, возникающий нежданно В сухой, отравленной траве, С костра кричащий, как Джордано: Но все равно ведь! —      Вот твой век! Твой век ударов и зазубрин, Монахов за стеной сырой, Твой век разобран и зазубрен… Но на пути профессоров Ты встал широкоскулой школой… Твой мир, летящий и косой, Разбит, раздроблен и расколот, Как на полотнах Пикассо. Но кто поймет необходимость Твоих скитаний по земле? По кто постигнет запах дыма, Как дар встающего во мгле? Лишь тот, кто смог в ночи от града Прикрыться стужей, как тряпьем, — Лишь тот поймет твои баллады, О мэтр Франсуа Вийон! …И мир не тот, что богом навран, Обрушивался на квартал, Летел, как ветер, из-за Гавра, Свистел, орал и клокотал. Ты ветру этому поверил, Порывом угли глаз раздул, И вышвырнул из кельи двери, И жадно выбежал в грозу, И с криком в мир, огнем прорытый, И капли крупные ловил, И клялся тучам,    как открытью, Как случаю и как любви. И, резко раздувая ноздри, Бежал, пожаром упоен… Но кто поймет, чем дышат грозы, О мэтр Франсуа Вийон!

1939 г.

«А если скажет нам война: „Пора“…»

А если скажет нам война: «Пора», Отложим недописанные книги, Махнем: «Прощайте» — гулким стенам институтов И поспешим    по взбудораженным дорогам, Сменив слегка потрепанную кепку На шлем бойца, на кожанку пилота И на бескозырку моряка.