Where Angels and Demons Collide (СИ) - "fifti_fifti" - Страница 146

Том скомкал и выбросил странную одежду, от которой остались одни лохмотья. Вопреки собственным религиозным убеждениям, после душа не то, что не полегчало, но стало только хуже. Расслабленное тело никак не желало собираться в кучу, оно шаталось, еле плелось, голова с мокрыми дредами, которую Том на ходу вытирал полотенцем, весила теперь будто бы тонну. А еще парню все время казалось, что он летит. Том словно проваливался и парил в голубом небе, проносясь мимо пушистых облаков и видя под собой землю, деревья и извивающиеся ленты серых дорог, а также стайки птиц наравне с собой. Теплый ветер, налетающий на него ласковыми порывами, так приятно согревал кожу, хлопая одеждой, будто крыльями.

Встряхнувшись, Том на всякий случай больше не закрывал глаза. От этого ощущения у него начала кружиться голова.

Он дополз до кухни, мечтая лишь доковылять до табуретки и рухнуть на нее. Он чувствовал себя не просто мертвым, а скорее мертвым, затем расчлененным, потом брошенным под каток и после наспех сшитым обратно.

Сегодня, по всем подсчетам, был уже долбанный понедельник, три часа дня, он где-то проебал все выходные, а дела-то тем временем не спешили себя откладывать. Словно в напоминание этого, в его кармане затрясся телефон. Том скривился, как от зубной боли, когда на экранчике возникла надпись «Звонит Петер».

— Шайссе. Только тебя мне не хватало.

Фото на экранчике буквально излучало негативные вибрации и ответить пришлось.

— Каулитц. Прелесть моя, — тут же донесся оттуда раскаленный, как утюг голос, — ты смотрел на часы?

Том послушно посмотрел на циферблат, зажимая трубку плечом.

— Смотрел, Петер. Красивый черный с серебристым циферблат. А че? — он откровенно зевнул в трубку.

— А то, что если ты не помнишь, то я сегодня жду вас в три в студии, с вашим новым солистом. Мы же договорились!

— Солист? В три часа?

Том медленно холодел. Петер давно говорил им, что пора найти солиста… Но сегодня в три? Почему так радикально? В ушах сам собой заиграл похоронный марш. Том страшно округлил глаза.

— Эээ… Петер?

— Да, Том, — собеседник на том конце трубки вздохнул, словно был смертельно замучен всем, что происходило вокруг него.

— У нас это… Не того... Не этого...

Георг, который напрягся на слове «солист» настороженно поднял голову. Он понял, кто звонил. Бросив нож, он порывисто подлетел к Тому, поняв, что тот сейчас сделает непростительную бяку и выхватил у друга трубку прежде, чем тот успел среагировать.

— Петер, не слушай Тома, парень на выходных перебрал на радостях. Есть у нас солист. Все ОК. Только он немного приболел… В три сегодня никак. Давай завтра? Завтра стопудов!

— Вы меня заебали в край, все трое или сколько вас там! Мы же договорились, Георг! Ну что за кидалово, твою мать? Вы работать собираетесь, или как?

— Я знаю… Знаю… Но у нас все в ажуре. — Георг отчаянно игнорировал Тома, который крутил пальцем у виска. — Парень приболел… Отравился, или что-то типа того!

Георг мастерски завирал, но в голове его возник образ лопаты и трех больших ямок, свежевыкопанных его же рукой. Он напряженно закусил губу, ожидая, что скажет трубка.

— Завтра я не могу. У меня, видишь ли, кроме вас еще дела есть. Послезавтра, и это последний день, — к его облегчению, злобно вздохнул Петер. — Потом все. Апокалипсис. Вам понятно?

Трубка щелкнула и линия пошла короткими гудками.

— Понятно. Чего уж тут не понятного. — Проворчал Георг, задумчиво нажимая на отбой. — Апокалипсис так апокалипсис.

Он трагично вздохнул.

— Георг, едрить твою лысину, какого ты вклинился? — возмутился Том, нависая над ним.

— Ты, Каулитц, как хочешь, а я вот не собираюсь умирать в расцвете лет. Я тоже, как и ты, не помню, че было на этих выходных. Но у нас еще будет время, мы найдем этого проклятого солиста, зуб даю. Тем более, нам повезло, есть еще один день форы, все-таки Петер не изверг, дал нам время! Обшарим все переходы, клубы, как хочешь. Но солист будет у нас, ты понял меня? И не вздумай ляпнуть ему ничего другого, — Георг во время всей своей тирады тыкал Тому в лицо огромной деревянной ложкой, которой он до того размешивал в сковородке какую-то невнятную кашу. Он с силой впихнул Тому в руку трубку и отошел обратно к плите продолжать свой стремный несъедобный экспромт на околокулинарную тему.

Том скрутил с головы полотенце и с силой хлопнул им Георга по затылку. Друг лягнул в его сторону ногой. Густав не обратил на них никакого внимания, к разборкам этих двоих он уже давно привык.

— Какая на хрен разница, когда умирать, сегодня, завтра. Один фиг, не найдем мы солиста, — развел Том руками.

— Найдем-найдем. Ща пожрем тока, — Георг уже раскладывал по тарелочкам свой поварский бенефис.

Том посмотрел на это подозрительно и ограничился тем, что влез в холодильник, достав себе оттуда банан и апельсин. Жрать ему что-то передумалось.

— Ну-ну. Не знаю, как ты, а мне сегодня еще в клуб к шести. В отличие от вас, лоботрясы, я на двух работах разрываюсь, — буркнул Том и, налив себе кофе, отвалил на подоконник, где и расселся, угрюмо, забравшись на него с ногами. Он поставил чашку рядом с собой и принялся очищать апельсин.

Доселе молчавший Густ возвел глаза к небу.

— Хватит рычать друг на друга. Поищем мы этого солиста вдвоем, на Жориковой тачке. У меня карта где-то валялась, как раз сегодня понедельник, успеем обойти парочку музыкальных школ, где мы еще не были. Там вечерние занятия должны быть. А ты пойдешь в свой клуб, — разумно предложил Густав, пожимая плечами.

— Ага, мы ищи, а он на гитарке бренчать пойдет, — буркнул Георг.

Том уныло посмотрел на друзей. Они оба выдумывали какую-то хренотень. Петер был совершенно не тем человеком, который с юмором относился к шуточкам такого типа, все это знали. Какой был смысл пудрить ему мозги? Том с садистским наслаждением подумал, что послезавтра с радостью посмотрит, как продюсер спускает с Георга шкуру. Интересно, как Листинг станет выкручиваться в том случае? Придет, наверное, с похоронным лицом и заявит, что мифический отравившийся солист не выжил в борьбе со страшной африканской лихорадкой, и у них всех теперь страшный траур интернационального масштаба. И Петер, ну конечно, разрыдается от сочувствия, поймет, простит, даст им еще сроку, трогательно утирая влажные глаза кружевным платочком. И они, конечно, снова пойдут на поиски. И, конечно, обломаются, потому что во всей этой дыре нормальных музыкантов было раз, два — и обчелся.

Настроение отчего-то упало.

Том не верил в пророческий талант и не думал, что именно сегодня тот самый день, когда звезды, наконец, встанут правильно, и все пойдет так, как надо. Он грустно отхлебнул кофе и зажег сигарету, с наслаждением сделав затяжку и чувствуя, как дым наполняет его легкие приятной горечью.

— Георг, а где, кстати, твоя тачка? — Том заметил отсутствие машины, когда заглянул в окно. На привычном месте парковки стоял какой-то непонятный, синего цвета мини-вэн. Рядом с ним, во дворике, возникло гигантское, обугленное черное пятно огромного размера, как будто в этом месте приземлялся метеорит. Том не припомнил, чтобы видел его тут раньше.

Георг выпрямился.

— Я не помню, — некоторое время покопавшись в своей памяти застонал он. — А где моя машина? — жалобно спросил он, оборачиваясь уже к Густаву.

Друг наморщил лоб и честно попытался дать ответ на этот вопрос, но память снова подводила его. Промаявшись попытками вспомнить, он просто пожал плечами.

— Я не помню, Георг.

— Прекрасно, еще и тачку проебали, — Георг моментально сник.

— Ну вот где тачка, там можно искать начало всех наших приключений. Я подозреваю, что она стоит у клуба, наверняка мы если и бухали, то где-то там, — ободряюще заметил Том. — Но это значит, что твоя задача поиска немного усложнится и, возможно, придется тебе снова залезть в свою заначку в ботинке и раскошелиться на такси.