Йога. Искусство коммуникации (Издание второе, исправленное) - Бойко Виктор Сергеевич - Страница 107

Если йога обеспечивает системный прирост информации, увеличивающий «калибр» личности, то благодать мистического христианства — информационно нулевое состояние, мираж суженного до предела сознания, и миражу этому присвоен статус окончательной истины.

Переживание самадхи также имеет «вкус» завершённости, и это понятно: субъект ощущает неразрывное единство с миром, частью которого является всегда, независимо от того, жив он или мертв.

«Синергия, соработничество Божественной и человеческой энергий — ключевой момент всей икономии Богообщения» (с.127). «И Бог и человек встречаются в сфере личности» (с.128). В благодати сознание встречается не с реальным Богом, но с представлением о нём, что подтверждают слова Мейстера Экхарта: «Дай нам Бог так томиться по Господу, чтобы это заставило его Самого родиться в нас!»

«Во всех своих проявлениях — походке, телесной позе, дыхании и т.д. — (буддийский — В.Б.) аскет должен обнаружить „истины“, провозглашённые Учителем; иначе говоря, он превращает все свои движения и поступки в предлог (материал) для медитации» (225, с.224). Подобная технология гораздо круче «умного делания», это тотальное программирование — буддийский монах всегда, везде и во всём воспринимает мир и действует в нём с привязкой к четырём «благородным истинам».

Возникает вопрос о следствиях обожения, явленных внешнему миру, и тут можно снова обратиться к Экхарту: «Если в какой-нибудь душе есть Божья благодать, то как ясна эта душа, как подобна Богу, как сродни Ему! И всё же она никак не действует... Благодать не действует... не совершает никакого дела, она слишком благородна для этого: действие так же далеко от неё, как небо от земли» (Налимов: «Реальность нереального», с.154). Экхарт ясно видел специфику благодати, вынужденно «брезгливой» к окружающему, что как бы объясняет её абсолютную камерность и бесполезность.

«...Устремление к благодати... должно сохраняться, подтверждаться, самовоспроизводиться всегда» (с.129) — вот цель жизни аскета.

Отцы отмечают, что природа благодати исключает возможность форсированного её получения: «Когда человек, измаявшись, бросает свою самодеятельность и, имея ум свой нагим от раздумий и помышлений, весь повергается перед Богом (Григорий Синаит), то вот таким он оказывается прозрачен для благодати».

Если в подвижничестве сознание очищается в результате полного изъятия аскета из социума, то йога обеспечивает ментальное молчание только на время практики. Более того, в средство самонастройки и очищения могут быть превращены некоторые виды сравнительно простой деятельности (Карма-йога).

«...Нельзя никаким конкретным действием обеспечить расположение всего существа к принятию благодати. Этому расположению присущ особый, сверхъестественный тип энергийного образа, который отличается глобальным единством всего множества энергий» (с.132).

«Как в страстном состоянии человек всецело предан и подчинён страсти, так в благодатном расположении он (по словам святителя Феофана) „исполнен самопреданием Господу, но, в отличие от страсти, это расположение хотя и доминантно, однако же, не имеет никакой здешней доминанты... Поэтому оно таинственно: любая деятельность, любая конкретная энергия, даже и направляющаяся к Богу, может на деле оказаться лишь отвлекающим „шумом“, препятствием и заслоном для благодати“.

Невольно вспоминается высказывание Набокова о Достоевском: «...Услышав вопль его ночной, подумал Бог: ужель возможно, чтоб всё, придуманное Мной, так страшно было бы и сложно?!»

Если подвижничество — крайне узкий сектор человеческого интереса, то йога предоставляет широкий выбор: оздоровление, разрешение жизненных проблем, душевный покой, просветление, контакт с Единым — в зависимости от того, куда ориентировать спонтанность.

Аскет уверен, что Бог везде, что всё сущее есть Он, именно эта уверенность порождает ощущение единства с миром. Не единства на том основании, что все живущие де-факто входят в мировой состав, но из убеждения, что весь мир — это Бог, куда включён и аскет, вот такое сложное подтверждение совершенно прозрачной ситуации.

Технология молитвы Иисусовой это некий замкнутый цикл, нечто подобное мне довелось наблюдать во время службы радистом в армии. Иногда, принимая сигнал с передатчика корреспондента и направляя ему ответный, мы вдруг получали от корреспондента фрагменты собственной информации, отправленной ему ранее, это загадочное явление называли «шлейф».

Исаак Сирин описывает три степени ведения (познания) в Умном делании. Низшая: «Познание противно вере» (см. у Кастанеды: «Учение всегда оказывается не тем, что от него ожидаешь»).

Средняя: «В бесстрастии вера поглощает ведение, и рождает оное снова» («Когда я не знал дзэн, горы были горами, а реки — реками, когда начал узнавать — горы перестали быть горами, а реки — реками, когда узнал — всё стало как прежде»).

Высшая: «Ведение сопрягается с верою, делается с ней одно, возгорается духом...» Такое ведение «Может воспарять в область бесплотных, касаться глубин неосязаемого моря, представляя в уме Божественные действия в естествах существ...» (с.128).

«С приближением к пределу духовного пути мы входим в область, где все мистические традиции как будто сходятся. Современные авторы постоянно подчёркивают близость, доходящую до буквальных совпадений между описаниями духовных состояний у мистиков самых различных эпох и религий. Но, различаясь в своей мифологии и догматике, традиции разнятся, как правило, и в представлении о том инобытии, куда часто ведёт и вводит духовное восхождение» (с.143).

С последним утверждением можно согласиться за исключением слов «как будто», поскольку состояние сознания в любом запрограммированном просветлении одинаково, а «наполнение» определено заранее атрибутикой соответствующего религиозного мифа.

«Тот, кто не видел Бога, не может и говорить о нём» (авва Евагрий). Если принять это утверждение за истину, то сегодняшняя церковь вообще является фикцией, ибо подлинное богословие — это не проповеди и богослужения, но «поведание о том бытии, в которое действием Святого Духа человек был введён» (с.148).

«От века святые... видят не начертание, или вид, или отпечаток, но безвидный (в данном случае, скорее всего — безобразный, не имеющий формы) свет. Он может созерцаться облаком, шаром и т.д. Этому свету соответствуют и эмоции — наслаждение, изумление, радость» (с.167).

«Каким-то сверхприродным знанием он (подвижник — В.Б.) точно знает, что видит свет, который выше света, но чем он видит, он точно не знает, и дознаться до природы своего видения не может» (с.169).

«Когда же приходим мы в отрешённую добродетель, тогда не приходит уже Он безобразным и безвидным... Но приходит в некоем образе... в образе Бога, ибо Бог не является в каком-либо начертании или отпечатке, появляется как простой, образуемый светом, безобразным, непостижимым и неизреченным... Являет он себя ясно, узнаётся достаточно хорошо, видится чисто невидимый...» (Симеон Новый Богослов).

Интересная деталь: Бог, явленный подвижнику, узнаваем! А узнаваемо лишь то, что уже известно.

Резюме Хоружего не вдохновляет, хотя с ним нельзя не согласиться: «Действительно ли в мистическом опыте достигается и осуществляется актуальный онтологический выход — и в каком смысле, и к какому инобытию, — это суть глубокие и тонкие вопросы, до сих пор не нашедшие не только бесспорного ответа, но и обшей корректной постановки» (с.198). Значение обожения в аскетике до сих пор остаётся непомерно преувеличенным в глазах, как обывателя, так и самой церковной братии.

Итак, после ухода в подвиг начинается покаяние. Одновременно либо вслед за этим — борьба со страстями. Потом: молчание ума (собственно исихия), сведение его в сердце, непрестанная молитва, бесстрастие, чистая молитва, обожение (благодать).

Таким образом, продвижение к благодати имеет примерно столько же этапов, что и Раджа-йога. Но если, несмотря на авторитет йоги, статус дискурсивного познания в древней Индии был достаточно высок, то христианские мистики гораздо более категоричны в этом отношении.