Живой товар - Хазарин Андрей - Страница 62

— Значит так: ты, Юлия, впереди поедешь, а вас, тощая команда, я всех на заднее сиденье погружу.

Тощая команда — это все остальные женщины нашей фирмы. Мы и впрямь в скромном теле и почти одинакового роста, только Анечка у нас бройлер. Вымахала. Когда-то мы уже вчетвером на Лавруковом «жигуленке» сзади помещались.

— А тебе, Сережа, придется самому добираться, уж извини.

— Ладно, я пошел. Только очередь мне займите.

Какая очередь? В кассу? А, это он так шутит — вон, ухмыляется. Вот что значит плохо спать ночью! Не соображаю ничего — как вареная.

Затрамбовались в машину, поехали.

В «Татьяне» тихо — тоже перерыв. Касса, правда, открыта — нас ждут. Лаврук первым получил свой конверт и куда-то в горние выси отбыл, к начальству. Мы тем временем сами из себя очередь создали. Пока получали, прибыл Сережа. Стоим, директора ждем — на работу возвращаться.

Появился наш шеф — сияет.

— Дамы и господа! По случаю получения премии и в связи с распоряжением руководства отправляйтесь по домам. Всем объявлен выходной.

— Ура руководству, — удивленно сказал Шварц.

— Завтра — на трудовую вахту. А сегодня — гуляем!

И Лаврук исчез первым. Гулять, вероятно.

Юля и Галка тут же растворились — дети, семьи и прочее. Валентина даже машину взяла — торопится, пока муж добрый.

Серега посмотрел на меня:

— Ну что, Анна Георгиевна, потопали домой?

Плохая вещь нежданная свобода! Не знаешь, что с ней делать.

Ой, ко мне ж Надька должна прийти!

— Нет, Сереженька, я, наверное, к подруге съезжу. Сто лет у неё не была. Вот позвоню и поеду.

— Тогда будь здорова.

— Привет!

Я пошла к Жанке в бухгалтерию — от неё позвонить можно. И не виделись давно, честно говоря.

Поболтали. Потом я Диме позвонила — как всегда, нет на месте. На автоответчик наговорила, что из «Татьяны» звоню и чтобы меня после работы не встречал, а ехал домой — я освободилась рано. Потом Надю обрадовала, что сама приеду, и двинулась в путь за новостями.

Но из «Татьяны» так просто не уйдешь — все кругом знакомые. Не успела из бухгалтерии выйти, встретила Оксанку — та мне на шею кинулась, плачет, обнимает, целует: ей Генка предложение сделал! Я тоже как дура поревела радовалась за них. Потом она снова давай мне Генкиного друга сватать, я уж не знала, как отбояриться, и вдруг щелкнуло у меня в мозгах. Я по сторонам таинственно оглянулась и начала ей вполголоса рассказывать, что познакомилась с одним преподавателем из юридического, интересный мужик, говорит, вдовец, но так — моложавый, теннисист. Только что меня смущает зовут его Кучумов Дмитрий Николаевич, представляешь? Вдруг это манохинской Валентины папочка?

Оксанка плечами пожимает — ну и что? А я объясняю, что неохота к генеральному в родню лезть, даже нечаянно, хоть до этого пока очень далеко, но лучше знать заранее. Она говорит, аспроси у Вальки, она баба простая, я говорю, ну уж нет… А потом, будто только что сообразила: а ты загляни к ней в анкету, ты же у нас отдел кадров по совместительству…

И тут на нас налетела Леночка Рыбальченко: девчонки, а о чем вы тут секретничаете, я тоже хочу! Оксанка засмеялась, чмокнула меня, её, пообещала позвонить, если что узнает, и бросила нас вдвоем.

Вот с кем давно не виделись — года три, наверное. Ну, два с половиной — это точно. Я тогда в «Татьяне» просто менеджером трудилась, а Елена маклером в риэлтерский отдел пришла. Тогдашние две смежные комнаты нашей многоотраслевой фирмы позволяли нам общаться много и с удовольствием.

Ленка накинулась на меня, а я — на нее. Сначала, в порядке разведки, мы друг дружку о всяких мелочах расспрашивали. Потом пошли разговоры где и кто…

Ленка жаловалась на деток своих, на мужа. Но мне показалось, что как-то по привычке: плачь больше — карта слезу любит.

Я рассказала об общих знакомых, потом пару баек из жизни родного агентства — о нашем контингенте можно повествовать бесконечно и в красках. А потом возник неизбежный вопрос: где ты теперь?

Ну, со мной было все ясно. А вот Елена оказалась труженицей того самого аптечного подразделения, где аспирин фасуют: она и менеджер, и второй бухгалтер, и секретарша на телефоне и мальчик на побегушках. Потому что господа фармацевты — ребята на подъем тяжелые.

— А тут — третий прокол за полгода! — пожаловалась Елена и высказалась на фармацевтическом языке. Но, по-моему, это все-таки была не латынь.

На мой робкий вопрос, что такого ужасного произошло, она ответила, что не знаю я специфики её работы. Что правда, то правда, не знаю.

А специфика, оказывается, состоит в том, что приходят банки с аспирином блоками по четыре, в термоусадочной пленке. И только в том случае, если пленка и тара не повреждена, с этим сырьем начинают работу. А тут — третий раз уже! — приходит банка с явным дефектом, крышка перекошена, святым духом держится. А это же лекарство! Черт знает что туда могло попасть — и свет, и вода, и пыль. А потом доказывай, что покупатель отравился по вине зарубежного поставщика…

В общем, сейчас Лена как раз такую отбраковку в юротдел к Мюллеру и привезла — пусть рекламацию пишут, скандал устраивают. Мы (тут она сделала гордое лицо) с ненадежным товаром работать не будем. Серьезное дело, Мюллер даже человека на машине прислал осмотреть на месте, а потом они уже эту банку в четыре руки плюс шофер в гендирекцию доставили.

В общем, сдала она дрянь эту, акт составили и едет сейчас обратно своему непосредственному начальству акт отвозить.

Она явно торопилась и, хоть простояли мы минут пятнадцать всего, частенько на часы поглядывала.

Я решила больше её не задерживать:

— Ладно, Аленка, разбежались. Ты торопишься, я тоже. И незачем гендирекции глаза мозолить.

Мы вместе вышли из конторы, договорились созвониться и встретиться ещё в этом тысячелетии. Лена побежала к трамваю, к своему начальству на Черногузовку возвращаться. Видно, Ленка не такой важный груз, как банка со съехавшей крышкой, чтоб её на служебной машине отвозить.

А я прямо от дверей увидела знакомую рослую фигуру. Мой рыцарь маячил метрах в двадцати от «Татьяны». Всегда мы на дежурстве, всегда мы на посту. Видно, успел с автоответчиком пообщаться. Ну шустрый! Вот такого я не ожидала — собралась ведь к Надежде, как вольная птица. А теперь надо как-то ненавязчиво уйти из-под опеки В. Колесникова и так, чтобы он не догадался, что не домой еду. А если он тоже с работы смылся?

— Девушка, вы куда?

— Да вот, с мужчиной хочу встретиться. А вы задерживаете!

— Привет, Лиса!

— Взаимно.

Я подставила Диме щеку для поцелуя.

— Каким ветром в наши края? — это спросил Дима.

Я гордо показала конверт с надписью «Премия».

— Вот, собираюсь прокутить.

— А, ну да, с мужчиной.

Я рассмеялась.

— Слушай, мой генерал, ты насовсем освободился или на минуточку?

Он глянул на часы:

— Еще минуточек двадцать могу погулять.

— Тогда пошли кофе попьем и поговорим тихонечко. Чего же на виду у фирмы маячить?

Мы перешли через дорогу и заняли столик у окна крошечной кафешки «Китеж». Под кофе я и выложила своему Мегрэ историю, которую мне Ленка сейчас рассказала. Пусть думает — ему привычней.

Он опять посмотрел на часы. Видно, время поджимало. А все-таки выкроил, чтобы меня лишний раз увидеть! Я его чмокнула, пожелала успешно крепить Родину трудом, ещё раз напомнила, что меня сегодня встречать не надо, и ускакала. Давно пора было бежать к Надежде.

Артур Митрофанович неспешно просматривал вчерашние рапорты наблюдения. Они могли быть написаны чем угодно и на чем угодно. Но обязательно в письменном виде — так агент упорядочивает свои наблюдения, да и меньше риск потерять что-нибудь при пересказе.

Так, старшая Гончарова днем уезжала. В черном платье и косынке, как на похороны. Однако проследовала в частную квартиру по адресу такому-то, хозяин (по списку в подъезде) — Шевченко В.М. Пробыла три часа, вернулась домой, никуда не заезжая.