Ракетчики (СИ) - Рагорин Алексей Владимирович - Страница 121

— Теперь мне это ясно. А, может, в этой истории есть шанс избежать глобальной катастрофы?

— Вряд ли. Сейчас у нас будет передышка в горячей фазе. Надеюсь. «Козью морду» мы им показали. Этого лет на пять должно хватить. Но будут гадить другими способами. Это только отсрочка. За это время они будут прокачивать свою военку по-максимуму. А нам нужно выполнить свою работу.

— Если подытожить, то получается, экономическая модель вообще вторична. Мы будем уменьшать значение денег вообще, повышая значимость рейтинга.

— Более того, не только денег. Ещё глубже берите — материальных ценностей. Но это уже другая тема. А что касается вытеснения экономической модели управления, то немного расширю. Через экономику управляют жизнью отдельных людей, организаций, общин, земель. Назначили огромный приз за третьего ребёнка в семье: получили увеличение рождаемости. Назначили зарплату наёмникам и сказали «фас» — получили военный конфликт в нужном направлении. Назначили налоги и штрафы за собачек и их какашки — получили чистоту, сокращение покусанных детей, сокращение болезней глистами, уменьшение домашних и бродячих собак. Но всего этого мы можем добиваться и неэкономическими способами. За какашку домашнего любимца староста может назначить неделю двор мести. А за покусанного ребёнка владельца собачки на несколько лет определяют в шахту, а не назначают штраф.

— Так что, мы же эти законы уже ввели?

— Ну да. Мы и строим общество с неэкономической системой управления. С разделением на касты. Вы приписываетесь к касте правителей, ввиду своих врожденных и приобретённых качеств. Не всякая кухарка становится первым министром. Это даёт вам права и накладывает обязанности. Кстати, вы до сих пор не выполнили квоту по детям и жёнам. Хорошо, что напомнили. Сколько можно тянуть? Даю месяц на самостоятельные действия, а потом жену вам подберет Галина Вишневецкая. Жалко, Ларису уже Юревич увёл.

— Ничего не жалко. Не-ет, жалко. Юревича жалко. Будет всю оставшуюся жизнь дураком себя чувствовать.

— Александр Григорьевич, я не шутил. Месяц. Это я вам как диктатор говорю, а не как коллега по работе или консультант по обществоведению.

— Таким образом, мы, хотя и на слабеньких процессорах, но имеем готовый комплекс технологий. В дальнейшем, систему можно будет легко улучшать, по мере развития электроники. Всё спроектировано максимально гибко.

— Са сваей стараны гавару: промышленность полнастью гатова к массовому выпуску всех кампанент.

— Александр Григорьевич, не перебивайте, я ещё не закончил. Сетевые технологии готовы качественно, дальше — наращивание количества, развитие сети по стране, расширение применения, в перспективе: увеличение мощности. Подземные технологии отработаны и полностью готовы к тиражированию. Кое-где пока остаются технологические заглушки: по ториевым реакторам, Острецов ещё не доделал, на 238-м уране первая, Запорожская подземная, будет введена в строй через два месяца. По теплицам: биологи планируют дальнейшее расширение сортов. Но это всё — непринципиальные мелочи. Введён в строй Запорожский Подземный Промышленный Комплекс заводов, производящих передовое оборудование. В дальнейшем нам будет легче наращивать степень автоматизации процессов и роботизации производства. Все новые заводы строятся под землёй, но об этом вам будут докладывать Сладов и Моргунов. Доложу по своей части: процент снижения доли непосредственного трудового участия работников в процессе носит экспоненциальный характер.

— Нельзя ли выражаться попроще?

— Извините. Если проще: чем дальше, тем меньше нам будут нужны рабочие руки. Особенно: неквалифицированные и малоквалифицированные. Наладчики, ремонтники — будут нужны. Роботы строят других роботов. Другие роботы производят изделия. Участие человека сильно сокращается, во многих случаях оно становится виртуальным. Благодаря сетевому распределению управления и дублированию, надёжность повышается, снижаются требования к концентрации производства; есть возможность делать их более распределёнными по пространству. Хотя это не моё дело, но ввиду того, что мы ведём войну, считаю своим долгом сообщить вам об этом. Более распределённая схема размещения предприятий и производств, а тем паче — под землёй — сильно повысит устойчивость системы перед угрозой бомбардировок, диверсий и других военных факторов воздействия.

— А у меня предлажение: раз Александру Никалаевичъу будут нужны наладчики и прочие умники, давайте сделаем в шахтах первый чъас учебным. И объявим о повышении рейтинга при повышении квалификации. А?

— Валентин Андреевич, ваши успехи?

— Александр Владимирович, а можно вопрос не по теме? Это, конечно, не моё дело, не моя сфера, но хотелось бы знать: почему вы ликвидировали судебную систему, пересажали в шахты всех судей? Нет, я понимаю. Если было доказано, что фабриковал дела, или наоборот, отпускал преступников, тогда всё справедливо и законно. Но не могли же все судьи быть виновны!? Вы даже студентов Вузов с некоторых специальностей сослали в сёла!

— Успокойтесь, Александр Николаевич, не нужно так распаляцца, сейчас наш Диктатор нам всё абъяснит.

— Всё верно. Это принципиальный вопрос нашей идеологии. Жить нужно по совести, а не по закону. «Закон одинаков для всех», — есть такая фраза. Она нам не подходит. И вообще, этот подход к обустройству жизни — порочен. Псевдообъективность судей — вредная иллюзия. У нас судить будут старосты и военные и общественные советы. И все эти дела влияют на рейтинги. И старост, и членов советов. Судить должны люди, лично знающие виноватца. При зыбких доказательствах, возьмут на поруки, но будут отвечать. А популярная во всём мире судебная система, хороша только в теории. А пользы — как от сферического коня в вакууме. Никогда, ни в какие времена эта система нормально не работала. Когда рассуживал двух купцов авторитетный третий — это было нормально. А эта система… Она не работала ни в Советском Союзе, старом, я имею в виду, ни при царе, до революции. Нигде на Западе эта система тоже толка не дала. Там тоже садят невиновных и отпускают виновных. Но всё по закону: так улики легли.

— Но хоця бы Кансцитуцыю мы примем? Пачэму эта нельзя?

— Александр Григорьевич, в нашей стране всё течёт, всё быстро меняется. Нет смысла писать бумажку, которую через пару месяцев мы захотим переписывать, потому что жизнь будет не соответствовать. Давайте закругляться.

— Нет позвольте! У меня ещё есть вопросы. Я сейчас автоматизирую нашу банковскую систему, а меня люди спрашивают. Как второго министра. А я им не знаю что ответить. Почему мы не отдаём сбережения старого СССР?

— Это очень сложный вопрос. Как вы все знаете, официальная версия нашего государства такая: «Горбачёв украл, отдал Штатам». На самом деле всё намного сложнее, если говорить о том, куда делись эти деньги. Но это не столь важно. Более важно другое: мы не можем отдать эти деньги. Их нет в нашей экономике. Александр Григорьевич…

— Да, падтверждаю, так и есть. Нет.

— Погодите, погодите, есть ещё вопрос. Мне нравился рок. Сейчас у меня столько работы, что голову некогда поднять, не то что — музыку слушать. Но это — принципиальный вопрос. Не много ли у нас перегибов? Русская литература неплохая, но мы отказыватся от хороших произведений зарубежных писателей, запрещаем слушать зарубежную музыку. Зачем эти «стерильные» условия? В чём опасность?

— О вреде чужих культур. Культура является продолжением идеологии. Ключиком, открывающим душу. Сначала человек читает книгу англичанина, одобренную цензурой. Потом ему каким-либо путём попадает в руки книга того же автора, но запрещённая цензурой. А потом он читает то, что интересно. Сношаться приятно с любой бабой, хоть с проституткой. Но вы же не идёте на трассу к самым дешёвым? Заводите зачем-то жену, детей? А ведь в финансовом плане это будет значительно выгодней: не нужно одевать, кормить, лечить, тратиться на детей и т. д. Своя культура это своя жена. Культура — это и есть народ. Самоидентификация происходит на основе культуры. В несколько меньшей степени — по крови, то есть по расе, фенотипу, морде лица. Будь моя воля, я бы выбирал оба признака. Но наследие империи не позволяет использовать кровь — народы сильно перемешались. И поэтому нужно настаивать на абсолютности культуры, как признака самоидентификации.