Лишенная детства - Вале Морган - Страница 6

Сидя в первом ряду в совершенно дурацком прикиде, я чувствую себя белой вороной. Не такой, как остальные. Я ощущаю себя не на высоте положения, в отличие от тех, кто меня окружает.

И это — отвратительное ощущение.

Сердце у меня сжимается и в тот момент, когда на выходе из школы мои подружки чмокают друг друга в щечку и спрашивают: «А ты что будешь делать вечером?»

Ответ всегда один: «Играть на компе, конечно!»

Интернет… У меня компьютера нет. Родители считают, что это дорого, и предпочитают, чтобы я читала, а не тратила время на сидение перед монитором. Закономерное следствие: в моем доме нет веб-камеры, не устраиваются пижамные вечеринки, и бассейна, который поразил бы воображение подружек, тоже не имеется. Но я с успехом компенсирую все это: в школе я из кожи вон лезу, чтобы быть самой классной, самой дружелюбной и веселой. Особенно в столовой. Там я отрываюсь по полной: бойкотирую еду, строю недовольную мину, рассказываю тысячу разных анекдотов, только бы рассмешить всех вокруг.

— Ешь спокойно, Морган, или я тебя накажу! — сердится кто-нибудь из сотрудниц столовой.

Но на меня не действуют уговоры. В итоге я оказываюсь в раздевалке для персонала, где поставили стол и стул специально для меня, ужасной и обаятельной Морган, которая так любит вызывать восхищение у одноклассников, дурача и изводя взрослых. Однажды за обедом я прибегаю к своему излюбленному трюку, чтобы позабавить подружек. Когда официантка требует поскорее освободить тарелку, я тихо отвечаю, что слишком расстроена и не могу доесть свой кусок говяжьего языка со шпинатом, ведь я сегодня узнала (да, мадам!), что живу в семье приемных родителей. Мои веки дрожат, я громко всхлипываю, приукрашивая свой рассказ сентиментальными подробностями, и бедная официантка с блестящими от слез глазами уже и не думает меня бранить. Несколько дней мы с подружками наслаждаемся тем, с какой легкостью взрослые ведутся на это шитое белыми нитками вранье. Но чего не сделаешь, чтобы понравиться сверстникам?

В день моего рождения мама разрешает мне привести домой пятнадцать друзей, но я привожу вдвое больше — целый батальон взбудораженных, веселых ребят и девчонок, которые за пятнадцать минут превращают нашу гостиную в поле боя! Мама ворчит, но я не обращаю внимания. Я хочу, чтобы все меня любили, а потому раздаю приглашения налево и направо. В коллеже, куда я перехожу в 1998-м, я меняю тактику. Чтобы завоевать признание, я щедро делюсь знаниями. На контрольных, стоит преподавателю отвернуться, я высоко поднимаю свой листок, чтобы все желающие могли списать правильные ответы. Коллеж — это уже серьезнее, чем школа: здесь нужно вести конспекты, переходить из комнаты в комнату перед каждым уроком и начать задумываться о будущей профессии. Я уже взрослая и горжусь этим. Знания, полученные на занятиях, я передаю своему брату весьма оригинальным, мной же придуманным способом: я усаживаю его за стол и, предупредив, чтобы берег пальцы, потому что пластиковая линейка у меня наготове, заставляю слушать мои разглагольствования. Уморительное зрелище! Подружек у меня и в коллеже море. Жюли, дочь преподавателя технологии, всегда ухоженная и стильно одетая Одри… В моем классе учится и Дженнифер, она очень хорошенькая и вызывает интерес у мужской половины класса. На фоне этой фигуристой звезды переменок я теряюсь, особенно если учесть, что у меня брекеты и я ношу очки. Успехами у мальчиков я похвастаться не могу, хоть и влюблена по уши в симпатичного одноклассника Антони. В течение года, когда мы учились в шестом классе, я подружкам все уши прожужжала, делясь впечатлениями об этом черноволосом худышке:

— Он красивый, правда? Ты видела, в каких он вчера был классных джинсах? Как думаешь, эта дылда ему нравится? Думаешь, он сядет рядом со мной на немецком? Думаешь, я ему нравлюсь? Правда нравлюсь, честно?

Изо дня в день мы обсуждаем стратегию покорения Антони, и мои усилия венчает такой долгожданный поцелуй (с язычком!) — мой первый поцелуй, который я описываю подружкам в подробностях три минуты спустя.

Антони и я! Наша идиллия длится целый вечер и заканчивается ужасным разрывом (назавтра на уроке математики он демонстрирует полнейшее ко мне равнодушие), и я переживаю из-за этого не меньше недели.

К счастью, дома у меня появляется новая забота, поскольку, какой бы нелепостью мне это не казалось, папа и мама все-таки любят друг друга настолько, что решили подарить нам с братом младшую сестренку. Ее зовут Рашель, она улыбчивая и вся в забавных складочках. Чтобы насладиться в полной мере возней с малюткой, мама бросает работу, и теперь за место у колыбели приходится бороться. Каждому хочется потискать малышку! Я, к примеру, без конца расчесываю три кудрявых волосинки малютки, наслаждаясь ее отчаянным криком. Мы с Корентеном деремся за право подержать бутылочку с молоком, а когда брат решает поучаствовать в купании младшей сестренки, я украдкой отвешиваю ему подзатыльник, утверждая за собой право старшинства: в этом доме я купаю Рашель, и никаких возражений!

На следующий день я в классе подробно рассказываю подружкам, как мы забавлялись с малюткой: Рашель, накрашенная моими усилиями; Рашель в парике а ля Мария-Антуанетта; Рашель спит в отсеке для белья стиральной машины и прочее, и прочее… Долгие разговоры шепотом на занятиях, розыгрыши, девичьи сплетни и обмен секретами… По мере того как я взрослею, все это становится сущностью моей жизни. В компании подруг я веселюсь, забываю о родительских ссорах, и мне так легко! В классе и после занятий я — заводила, если речь идет о какой-нибудь шутке. Я первая в учебе, первая болтушка, первая в игре «догони собаку» на улицах Эшийёза… Я первая мчусь сломя голову на велосипеде и первая вхожу в дом с привидениями, особенно если это запрещено.

А эта развалина и в самом деле страшная! Но нам все равно весело. Создается впечатление, что злая фея остановила здесь время и отправила жильцов к черту на кулички в ту самую минуту, когда они сидели за накрытым к обеду столом. Если не считать пустых стульев, все осталось как было: фарфоровая посуда на столе с остатками еды, пожелтевшие фотографии на стенах, зола в камине. На всем лежит слой пыли, за исключением, естественно, изваяния Пресвятой Девы. В общем, здесь точно должны быть привидения. Доказательства? Даже взрослые в это верят. Мама одной из моих подружек не придумала ничего лучшего, кроме как рассказать нам передававшуюся из уст в уста историю последних обитателей этого дома — супружеской четы, которая замучила своего сына-инвалида до смерти и с тех пор гниет в тюрьме. Мальчик, над которым издевались недостойные родители, — о ужас, о горе! Правда это или вымысел, но я и мои приятели, Джефферсон, Сюзи, Джонатан и остальные, принимаем на веру этот жуткий рассказ. Мы убеждаем друг друга, что слышали стоны бедного ребенка, ставшего привидением, и никто из нас не сомневается, что без крючков, которые мы видели в подвале, дело точно не обошлось… На цыпочках, вздрагивая от малейшего шороха, мы исследуем комнату за комнатой в этом доме, приподнимаем дрожащими пальцами каждую подозрительную бумажку, и нам страшно и в то же время ужасно весело. Когда порыв ветра заставляет скрипнуть одну из дверей, стены вздрагивают от наших воплей, и мы сломя голову несемся на улицу и божимся, что больше ни ногой в этот жуткий и такой интересный дом.

Разумеется, мы возвращаемся, и не раз.

Мне нравятся игры, когда бывает страшно. Мне нравится, как нарастает ужас, а потом по телу пробегает дрожь облегчения. Мне нравится бросать вызов запретному, но… потихоньку и за компанию с друзьями. Надуманные ужасы, хлопающие двери и несуществующие привидения отвлекают меня от реального страха, который охватывает меня, когда я слышу, как ругаются родители за стеной, когда папина музыка не дает мне сомкнуть глаз… Я люблю пугаться понарошку, потому что еще не знаю, что такое настоящий испуг. Испуг, который рвет на клочки ночи и омрачает дни. В эти первые годы в коллеже я с аппетитом вкушаю жизнь, я полна девичьих надежд и детских печалей, я живу с родителями, которые меня очень любят, но не ладят между собой. Я еще не знаю, что многие подростки стыдятся своих родителей, а особенно отцов, злоупотребляющих спиртным. Иногда вечером я чувствую себя ужасно одинокой. Я часто веселюсь и часто грущу, временами впадаю в отчаяние, иногда восстаю против правил и при этом хорошо учусь; я спешу вырасти и спешу играть. Словом, я нахожусь между двумя возрастами, между двумя мирами. Мне плохо в собственной шкуре и хорошо с друзьями. Мне больше нравится быть не дома, мне лучше с приятелями, чем с родителями. Я не люблю воскресенья и люблю понедельники. У меня еще почти незаметны груди, но уже имеется лифчик. Я уже не расточаю ласк родителям и пока еще — мальчикам. Я перехожу в четвертый класс, что же вы хотите! И, как и все сверстники, я отчаянно хочу быть самой собой и «своей» в компании. Как и все сверстники, я свято верю, что трава зеленее и семья крепче за соседским забором, и с отвращением осознаю, что мои родители — не супергерои. Само собой разумеется, я ненавижу их так же сильно, как и люблю, и с наступлением вечера клянусь всеми богами, которые мне известны, что моя жизнь сложится удачнее, чем у них.