Приключения студентов
(Том II) - Минцлов Сергей Рудольфович - Страница 17

— Что ж, учиться нужно желать, а можно везде!.. — ответил Карнаро, кивнув на поклон Мартину и Адольфу.

— Мы этого и хотим!.. — заявил Марк. — Вы ведь собирались в Болонье быть?

— Судьба выше наших желаний!.. — с усмешкой заметил Карнаро. — Я тоже должен был уйти из Болоньи; теперь здесь имею учеников!

— Школа у вас, да?

Карнаро улыбнулся горячности собеседника.

— Если хочешь, назови так!

— Где же вы учите?

— Где придется. В непогоду под мостом через речонку, в стадии отсюда; в хорошие дни в овраге или на горах: неподалеку имеется давно заброшенный и забытый театр древних времен.

— А нам вы позволите послушать вас?

— Очень рад!.. Только завтра я уйду на неделю — если хотите, отправимся, чтобы не терять времени, вместе?

Предложение философа было принято восторженно; друзья проводили своего нового учителя до дома и поспешили в тратторию, чтобы собраться в путь и предупредить о своей отлучке Яна и Луиджи.

ГЛАВА XXXI

Как только открылись на другой день ворота Св. Петра, первыми вышли из них на простор полей Карнаро и трое немцев; впереди перебирал ножками ослик, на время предоставленный Луиджи товарищам. Сам он остался в городе вместе с Яном, увлекшимся новыми знакомыми.

Утро было свежее, бодрящее; радуя глаз, кругом мягко выгибались невысокие разноцветные горы. Марк с жадным вниманием допытывался от Карнаро ответа на свои мысли, которых много прошло в голове его со дня ухода из монастыря. Коснулась, между прочим, речь и Пизы с ее базаром мощей. Марк с болью переживал внезапно обнаружившийся обман и надругательство над тем, к чему привык с детства относиться с глубокой верой и уважением.

У Мартина, наоборот, прорывалось озлобление и негодование.

— Все это плоды невежества!.. — ответил Карнаро. — Но волноваться не надо: все проходит в мире… спящие еще спят, но они проснутся!

— Какие спящие?.. — спросил Марк.

— Папа с его советниками!.. — был ответ. — Что бы вы ни видели — помните, что все в мире — и солнце и свет — произошли из тьмы и хаоса!

В разговорах время неслось незаметно и, после обеда и отдыха в одной из придорожных тратторий, путники пустились дальше. Погода стала меняться; небо медленно заволакивалось тучами и, когда на известковых горах впереди завиделся монастырь Св. Лоренцо, стала нависать уже ночь. Сделалось душно, чувствовалось, что вот-вот пойдет дождь, но его все не было; тишина и оцепенение овладели миром.

Путники свернули к монастырю и по каменистым осыпям, сменившим дорогу, стали пробираться на огонек, приветливо мигавший из тьмы. Вскоре вырисовалась башня; на ней, высоко над проездом, горел фонарь-маяк для путешественников.

Карнаро постучал в ворота; послышались торопливые шаги и чей-то возбужденный голос спросил: «Кто там?»

— Карнаро… — отозвался философ. — Свои!..

— А скажите: «Во имя Отца и Сына и Св. Духа»!

Карнаро повторил; зазвякали железные запоры и калитка чуть приотворилась; в потемках забелела ряса монаха.

— Запоздали мы!.. — сказал, поздоровавшись, Карнаро. — Хотим от дождя у вас укрыться!

— Пожалуйте!.. — ответил привратник. — Худая ночь заходит!

Низенький и длинный дом гостиницы находился у стены, у самых ворот, и был совершенно пуст. Фонарь над входом в него освещал небольшую веранду, опиравшуюся на четыре колонны; за ними чернела открытая дверь.

Путникам отвели комнату и Карнаро попросил брата-гостиника сообщить приору Дамиану о его приходе.

Начали помаргивать беззвучные, слабые молнии — казалось, будто где-то далеко великан то открывает, то закрывает глаза с огромными ресницами.

Дверь распахнулась и быстрой неровной походкой вошел бледный монах средних лет с истощенным и нервным лицом. Он дружески поздоровался с Карнаро и последний представил ему своих учеников.

— Кающиеся? — спросил Дамиан и, не дав Карнаро времени ответить, продолжал говорить. — Это хорошо!.. смердит земля от грехов наших! — Видели, как демоны взбирались к нам на стены?.. их целая рать залегла кругом монастыря среди камней!

— Нет, не видали!.. — отозвался философ.

— Они прячутся… в полночь бой будет!.. Хорошо, что вы успели прийти!.. Идемте в мою келью!

Все вышли из гостиницы.

Молнии вспыхивали уже ярче и длительней; при синем свете их с горы открывалась необозримая даль. Небо обдавалось фосфорическим огнем и такие же огоньки отражались в глазах приора.

Марк чувствовал озноб: ему стала чудиться близость зловещих сил; какие-то птицы, светя глазами, со стонами беззвучно метались над головами путников. Мартин шагал, сдвинув брови, готовый на все; на лице Адольфа была написана растерянность и самый неприкрашенный страх; на стенах ослепительно белыми изваяниями вырезывались фигуры сторожевых монахов с сиявшими высокими крестами в руках.

Дамиан впустил своих гостей в полукруглый и сводчатый обширный зал, освещенный множеством масляных стенных ламп; линия каменных скамей изгибалась вдоль стен. На середине одной из них была устроена Голгофа: на громадном черном кресте, поникнув мертвой головою, висел пригвожденный Спаситель, резаный из дерева и раскрашенный; крупные капли крови на лице его, казалось, еще стекали из под терний венца.

Перед ним прыгала и бесновалась обнаженная до пояса, окровавленная толпа людей; в руках у каждого было по пуку розог или по ременной плети, и кто с визгом, кто с пением псалмов с размаха яростно сек самого себя через плечо; удары наносились с бешеной быстротою; глаза у всех были остановившиеся, невидящие, страшные. Нет-нет и то один, то другой из самобичевавшихся прекращал стеганье и, оставляя за собой кровавые пятна, выбирался, шатаясь, из толпы и в изнеможении валился на лавку; стены за ними были измазаны как бы пурпуром. Некоторые, будто мешки, скатывались со скамей и лежали в беспамятстве, но это не привлекало ничьего внимания.

Эхо звучно повторяло и усиливало все звуки.

— Три тысячи ударов равны году покаяния… — проговорил Дамиан. — Очистившись, легче бороться с дьяволами!

Держась стены, он и следовавшие за ним путники обогнули зал и через низенькую дверь попали на четвероугольную крытую галерею, арки которой опирались на множество колонн самого разнообразного вида; некоторые имели каменные узлы посередине, другие свивались из змей и растений. Галерея окаймляла небольшое кладбище; при блеске зарниц отчетливо виднелись памятники и казалось, будто жильцы могил выглядывают из за камней и саркофагов и снова прячутся за них.

Многочисленные двери вели из галереи в кельи; все они были открыты настежь, каждый уголок ярко освещали лампы, восковые свечи и факелы.

С ударом полуночного колокола раздалось пение «Матер Деи» и из церкви показался, блистая огоньками длинных свечей, крестный ход; среди хоругвей несли на носилках раскрашенную статую Мадонны в белом платье; она казалась живою.

Другая часть монахов кучками разбилась по галереям внутреннего дворика и с пением молитв ожидала нападения. Голоса стали звучать надрывнее, все напряженно глядели во тьму, то и дело сменявшуюся синим полымем. И вдруг один из монахов побелел как мука и подался назад.

— Вот они, вот!!.. — завопил он, тыча свечой в черное пространство перед собой.

— Идут!.. Вижу рожи их!!. — неистово закричал другой и толпа разом обезумела. Замахали, избивая воздух, кресты, свечи, маленькие статуэтки Христа; стоявший впереди всех низенький монах с искаженным яростью лицом совал свечей в пустоту перед собой и визжал: — Глаза им выжигайте, глаза!!.

Толпа с исступленным ревом подалась вперед, затем почему-то шарахнулась назад и закипела свалка. Не разбирая ничего и никого, бойцы опрокидывались через памятники и катались между могилами; на них валились другие, все давили друг друга, били, душили, рвали за волосы.

— На помощь!!.. Одолевают!!.. — прохрипел надорванный голос из-под груды барахтавшихся тел и, словно по колдовству, на зов этот из залы, склонив хоругви как копья, выступила подмога — крестный ход.