Приключения студентов
(Том II) - Минцлов Сергей Рудольфович - Страница 18

Вся в блеске зарниц, сквозь дым и огонь факелов, в воздухе показалась Мадонна и устремилась в самую гущу свалки; белые рясы сомкнулись кругом нее и через несколько минуть радостное, победное «Те Деум» огласило окрестности; зазвонили колокола. С поля битвы, усеянного обломками крестов, свеч и статуэток, подымались поверженные бойцы; некоторые лежали в беспамятстве. Будто пласт снега, распростерлись победители перед Мадонной; неземная, прозрачная, вся сияя, она возносилась над миром.

Садик густо пах резедой и розами.

Сторожевые видели со стен, как бесчисленные демоны, принявшие в бою вид монахов, перекинулись черными птицами и с воем унеслись из монастыря.

Два запоздалых угольщика, спускавшиеся с гор позади монастырских стен, слышали вопли, видели двигавшийся свет и в страхе крестились и спешили подгонять своих осликов.

Дождя не выпало не единой капли.

На другое утро приор, чувствовавший себя больным, прислал к Карнаро исхудалого аскета-библиотекаря со жгучими, впалыми глазами и тот повел философа и его учеников в каморку при ризнице, где ютилась библиотека. Она была невелика, но не она привлекала внимание философа, груды греческих пергаментных рукописей, заполнявших все полки.

В ризнице у стены находился длинный стол и на нем работали двое молодых послушников: один мочил в глиняной миске с водой древние пергаментные рукописи, а второй окончательно счищал все написанное на них мелким песком, опять мыл и развешивал для просушки на веревочке; в оконце, затянутое паутиной и пылью, едва брезжил желтый свет.

Карнаро принялся перелистывать книги; глаза его разгорелись.

— И зачем тебе эта языческая дрянь нужна? — хрипло произнес библиотекарь, глядя на увлекшегося философа.

— Все, что не божественное, следует сжечь! Оттого дьявольская сила и делает нападения на монастырь, что проклятые книги здесь хранятся! Этой ночью демон здесь на окне сидел и хохотал — вот они его видели! — Он кивнул на молодых послушников.

— Уступите мне эти рукописи, святой отец? — сказал Карнаро. — Купить я не могу — таких денег нет у меня, а дайте на время — я их перепишу и верну вам?

— Да на это десять лет потребуется!.. — возразил библиотекарь. — А нам сейчас палимпсесты нужны; важнейшую книгу переписываем: рассуждение о том, где находился Бог и ангелы до сотворения мира. И на очереди другая — мог ли Бог сотворить вещи лучше, чем он это сделал? Вот это истинная польза для души!

— Я пока могу предложить вам пару палимпсестов. А к тому времени, когда у вас их израсходуют, я верну греческие рукописи!

Монах подумал.

— Хорошо!.. — согласился он. — По совести говоря, кабы не отец приор, я бы всю эту греческую нечисть на болото свез!.. Наплевать, что пергамент дорог: пусть горит все, что в дьявольских лапах было! Бери!!.. — решительно добавил он и подвинул к философу несколько стопок рукописей. — Только для тебя это делаю; смотри — через полгода все назад привези! Умный ты человек, а чудак!..

Осматривать в монастыре больше было нечего; Карнаро забрал свои драгоценности и, простившись с больным, пустился с учениками дальше.

Все они были заинтересованы непонятными рукописями и философ пояснил, что они вышли из-под стиля величайших людей древности — Эсхила, Софокла, Аристотеля и других и что их необходимо беречь и спасать, так как их везде усиленно очищают из-за бешеной цены на пергамент.

Неделя путешествия с Карнаро мелькнула для его учеников как один день.

Не терял зря времени и Ян и, поощряемый новыми друзьями, усердно работал в их мастерской. Лепка шла удачно — маленькие бюсты, выходившие из его рук, делались все ближе к оригиналам и что важнее — в них были схвачены те неуловимые черточки, которые дают жизнь и мысль куску мертвой глины.

Днем работа, вечером пирушки и песни в траттории, а порой и буйства — вот тот мир, который всецело охватил Яна.

Марк был поражен, когда, посетив с товарищами мастерскую, сразу признал в свежеслепленной фигурке свое собственное изображение. Лохматый Киджи тыкал пальцем то в нее, то в Марка и клялся всеми святыми, что из Яна выйдет самый великий скульптор во Флоренции; Ян, еще не вполне привыкший к неистовому во всем новому другу, смущенно улыбался.

В мастерской показались двое новых лиц и Киджи, стоявший с тяжелым молотком в волосатой руке, с засученными рукавами, поспешил к ним на встречу. Оба были в траурных плащах, в густо-пурпурных и белых шапочках; из-под плащей чернели концы шпаг. Лица у обоих посетителей были надменные; особенно неприятное было у пожилого с длинными ушами, оттопыренными, как у летучей мыши, и бритыми, обвислыми щеками и веками; из-под них глядели полузакрытые, тусклые, мертвые глаза.

Пришедшие едва прикоснулись кончиками пальцев к головным уборам.

— Ну, как идут у вас дела, мой милый художник?.. — феррарским говором осведомился старший. — Готов ли мой заказ?

— Вчера кончил, синьор!.. — ответил Киджи.

Он сделал несколько шагов по направлению к чему-то большому, бесформенному, наглухо закутанному холщовым покрывалом и разом скинул его. Среди мастерской забелела сидящая в кресле мраморная молодая женщина с молитвенно устремленными вверх глазами.

Несколько минут все молча смотрели на статую.

— Похожа… — проронил старший. — Удачно!.. Сколько же я вам должен за нее?

— Мы условились в ста золотых флоринах!.. — сказал Киджи.

— Разве?.. А мне помнится, в пятидесяти?

Киджи насупил кусты бровей.

— Синьору изменяет память!.. — возразил он. — Речь шла о сотне золотых— ни больше, ни меньше!

— О пятидесяти!.. — упорно и выразительно повторил пожилой. — Флорентийцы любят запрашивать!

— А феррарцы любят скупиться!

— Мы не скупимся, а зря денег не бросаем! Такую уйму золота вам платить еще рано; советую отдать за пятьдесят — ведь никто другой этой статуи не купит!

Смуглое лицо Киджи посерело.

— Когда так, то не купите ее и вы!.. — грубо произнес он.

— За это я вам ручаюсь!

— Напрасно! Через месяц или два сами придете предлагать ее… не сомневайтесь!.. — с усмешкой ответил феррарец.

— Что?!.. — вдруг заорал Киджи и схватил с глыбы положенный им каменотесный молоток. — Ты, свиной окорок, думаешь, что я когда-нибудь буду с моей статуей напрашиваться? Тебе достанется она? — Он размахнулся и, не успели окружавшие удержать его, грянул статую по голове; она разлетелась на куски.

— Получай, получай ее, на!!.. — бешено кричал художник, круша статую. — А теперь вон, к чертовой бабушке, поганое рыло, пока я не сделал фрикасе из твоих свинячьих ушей!

Мартин и Адольф ухватили взбешенного художника под руки.

Феррарцы вытащили шпаги.

Из мастерской с молотами в руках бежали помощники и с угрожающим видом столпились против прижавшихся к стене заказчиков.

— Уходите, синьоры, вас никто не тронет! Но впредь помните лучше свои слова!.. — сказал Кастро, успокаивая приятеля.

Феррарцы воспользовались минутой и удалились; поток ругательств Киджи провожал их.

— Вот дьявол!!.. — бледный от негодования, проговорил младший, садясь на великолепного буланого коня.

— Я ему покажу, как разбивать статую моей жены!.. — злобно пообещал другой и оба всадника, сопровождаемые четырьмя слугами, звонко поскакали в глубь города.

На другой день мастерскую посетил Карнаро со своими учениками.

Осколки статуи были убраны, но Киджи, бушевавший всю ночь в траттории после истории с феррарцами, был мрачен как туча, поматывал по-козлиному бородой и, молча и не глядя ни на кого, свирепо громил мрамор для нового саркофага.

Карнаро внимательно всматривался в работы художников и Яна, затем поблагодарил любезного Кастро, все время сопровождавшего его, и вышел на улицу.

Марк сейчас же забросал Карнаро вопросами.

— Ян очень талантлив!.. — ответил художник. — Но подражать своим учителям он не должен!

— Почему? Разве они плохи?