Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 121

Иннин замолчала.

Она вдруг поняла, что Главный Астролог гораздо хитрее и опаснее, чем она думала; что он прекрасно подготовился к процессу, и что в каждой его фразе, даже самой безобидной, скрыта какая-то ловушка.

«Я была ослеплена омерзением, — растерянно подумала она. — И думала, что передо мной червяк, в то время как это хищный стервятник».

 Она ничего не ответила, опасаясь сказать по неосторожности ещё что-то, что могло бы быть использовано против Хатори.

— Итак, господин Хатори, — вернулся к допросу Астанико. — Я прошу вас ответить на мои вопросы.

— Я отвечаю на них отрицательно, — сказал тот, совладав с собой. — Я никогда не переодевался в женскую одежду за деньги и не испытывал тяги к мужскому полу. Это была всего лишь шутка.

— Чем вы можете это доказать? — просверлил его глазами Астанико. — Есть ли какая-нибудь женщина, которая могла бы подтвердить, что имела с вами любовные отношения, и тем самым опровергнуть, что вы обладаете извращённой натурой с привычкой к связям с собственным полом?

Хатори долго молчал.

— Нет, такой женщины нет, — наконец, сказал он.

 «Почему он не рассказал про Марик?! — изумлённо подумала Иннин. — Она могла бы подтвердить это, и это ничего бы ей не стоило! Они не являются близкими родственниками, отношения между ними не запрещены! Если я сейчас скажу, что сама спала с ним… нет, это невозможно. Я не могу этого сделать, после этого моя карьера в качестве жрицы будет загублена…»

Она задрожала.

— Очень жаль, господин Хатори, — проговорил Астанико. — В таком случае мы вынуждены констатировать вашу склонность к гнусному извращению, которое не составляет чести даже грязному бедняку, не то что господину, который носит фамилию Санья!

Иннин вдруг уловила в его голосе затаённую ярость, и озарение вспыхнуло в её голове подобно молнии.

Астанико отнюдь не желал сделать такое заключение, цель его была не в том, чтобы оскорбить Хатори, вовсе наоборот! Он хотел, чтобы тот опровергнул его слова при помощи какой-нибудь любовницы — и это бы значило, что он переодевался в женскую одежду не из постыдной склонности к мужскому полу, а ради того, чтобы оскорбить Великую Богиню, что было намного хуже, и, более того, являлось косвенным доказательством второго предъявленного ему обвинения в еретичестве.

«Великая Богиня, как он хитёр, — с ужасом поняла Иннин. — Хатори прям и простодушен, он не видит и не увидит ни одной ловушки, которые этот паук расставляет в каждой своей фразе! Что нам делать?! Этот человек опустится для любой низости, сам себя вымарает в грязи, но добьётся своего…»

— Я требую открытого слушания! — внезапно закричала она, приняв решение.

«В присутствии независимых свидетелей он, по крайней мере, не сможет оскорблять Хатори, — подумала она. — И тем самым подталкивать его к тем поступкам, которых хочет от него добиться».

— Ваше право, госпожа, — проговорил Астанико, пристально вглядываясь в её лицо. — Я не могу в нём отказать. Итак, следующее слушание будет проходить открыто и при свидетелях. А сегодня я предлагаю закончить.

Голос у него был тихий и странно удовлетворённый, как будто он только что добился своей главной цели. Услышав такой тон, Иннин испытала жуткое ощущение, что только что попалась в самую главную ловушку, которая была для неё расставлена, но сделать что-либо было уже поздно.

***

 Вечер и ночь Хайнэ провёл беспокойно — его не то чтобы занимали тревожные мысли, но сна не было.

Два раза он просил слуг позвать Главного Астролога, но те каждый раз возвращались с известием, что господин Астанико занят и не может сейчас прийти, что, конечно же, не способствовало рассеиванию подозрений, заронённых Иннин.

Но, как ни странно, обида, нанесённая Сорэ Саньей, мучила Хайнэ гораздо сильнее, чем мысль, что господин Астанико в действительности окажется ненавидящим его предателем.

Последняя приводила Хайнэ в какое-то горькое недоумение, и он испытывал не злость и не обиду, но какую-то тоскливую, мучительную, обездвиживающую растерянность.

«Я просто не могу в это поверить, вот и всё, — думал он сам, когда ловил себя на этом чувстве. — Хотя, казалось бы, почему? Этот человек не сделал мне ничего особенно хорошего и ещё совсем недавно я совершенно не доверял ему…»

На этом мысль о Главном Астрологе становилась совершенно мучительной, и Хайнэ отбрасывал её.

Промучившись всю ночь и ненадолго заснув лишь после рассвета, утром следующего дня Хайнэ решился пойти к Астанико сам.

Не докладывая ему о своём приходе, он доковылял до его мрачного кабинета и, чуть дрожа, приоткрыл двери.

Главный Астролог сидел за столом в окружении многочисленных книг.

— Хайнэ, я же, кажется, несколько раз передавал вам, что занят сейчас, — начал он раздражённо, увидев его, и вдруг осёкся. — А, впрочем, проходите.

Он отложил свою книгу и выпрямился, сцепив руки перед собой на столе.

Хайнэ опустился на одно из кресел, не зная, как начать.

Молчание тянулось долго.

— Ну, — проговорил Главный Астролог, заметно раздражаясь всё больше и больше. — Говорите уже, что хотели.

Хайнэ сам удивлялся тому, что это раздражение его не трогает.

— Я бы хотел поговорить с вами начистоту, — проговорил он тихо, уставившись в пол. — Я… знаете ли, я ценю искренность. Я не хочу верить сплетням, но говорят, что…

— И вы в это верите? — неожиданно перебил его Астанико.

Хайнэ испытал большое облегчение от того, что ему не пришлось произносить слов о предательстве вслух.

— Нет, я не верю, — сказал он с радостью. — Я считал и продолжаю считать, что вы хороший человек…

Слова его произвели на Астанико неожиданный эффект.

— Ах, оставьте, Хайнэ! — выкрикнул он со злостью. — Любому понятно, что хорошим вы считаете прежде всего себя! Да-да, вы такой хороший, вы не верите злым сплетням про подлого меня. Вы наслаждаетесь собственным великодушием и собственной искренностью, только знаете, мне это совершенно не нужно! Идите и любуйтесь своей добротой в каком-нибудь другом месте!

Хайнэ опешил.

 — Простите, — пробормотал он, оглушённый этими обвинениями, ударившими его в самое сердце. — Может быть, вы и правы. Наверное, это на самом деле так…

— Объясните мне, почему же вы не поверили этим сплетням? — вдруг спросил Астанико более спокойным тоном, сложив руки на груди.

Хайнэ снова поднял на него взгляд.

— Потому что мы с вами не ссорились. У вас нет причин ненавидеть меня.

— В самом деле? — переспросил Астанико, рассмеявшись. — Ах, Хайнэ, как же мало вы знаете о человеческой ненависти и её причинах!

Это было практически равносильно признанию, что Иннин права, но в этот момент Хайнэ не испытал почти никаких чувств

— Вы ошибаетесь, — с жаром возразил он. — Я легко могу понять, что одна-единственная фраза способна зародить ненависть, которая будет длиться годами! Я понимаю, почему вы ненавидите Хатори. Я и сам после сегодняшней сцены буду всю жизнь ненавидеть Сорэ Санью, и если мне только когда-нибудь представится возможность уничтожить его…

Он умолк, и лицо его перекосилось, но Астанико только раздражённо махнул рукой.

— А с чего вы, собственно, вообще взяли, что ненависть должна иметь причины? — вдруг спросил он, нахмурившись. — Вот видите, я же говорю, как мало вы знаете о человеческой ненависти! У вас никогда не бывало, что вы начинаете чувствовать неожиданную и совершенно необъяснимую злость по отношению к едва знакомому человеку? Это как страсть, вспыхивающая после первого взгляда, только наоборот. Этот человек вдруг начинает раздражать вас всем, абсолютно всем, что в нём есть! Вот вы идёте, у вас хорошее настроение, какие-то планы на утро, и вдруг видите его  — человека, который не сделал вам ничего плохого и, возможно, даже нестроен по отношению к вам вполне дружелюбно — и в вас начинает закипать беспричинная и бешеная злость. Всё в этом человеке раздражает вас, начиная от голоса и заканчивая походкой, вы ненавидите его всё больше и больше с каждым мгновением и, в конце концов, приходите к выводу, что до тех пор, пока вы не уничтожите этого раздражающего вас человека, вы не сможете жить не просто спокойно, но вообще жить! Отвечайте, Хайнэ, было у вас так или нет?! —  распаляясь всё больше по мере разговора, под конец Астанико начал кричать с откровенной яростью.