Пророк, огонь и роза. Ищущие (СИ) - "Вансайрес" - Страница 180

— Ну… — сказал Хайнэ очень тихо, глядя в пол. — Я, кажется, догадываюсь.

Райко разразился тихим, злым смехом.

— Правильно догадываешься. — И всё-таки произнёс: — Верховная Жрица. Даран. Инесс, как её звали тогда.

Хайнэ подтянул колени к груди и, обхватив их руками, бессильно положил на них голову.

— Это… точно? — только и смог выговорить он.

— Посмотри на свою сестру. Если ты не увидишь сходства, в лице, характере и поведении — то ты слепой. Видишь, твои догадки были верны. — Райко внезапно истерически расхохотался. — Писатель. Я тоже хотел быть писателем. Брат хвалил мои стихи.

Он прекратил смеяться так же неожиданно, как начал, и заплакал — горько и беспомощно, вытирая слёзы кулаком.

Хайнэ смотрел на него, и сердце его сжималось от жалости напополам со страхом.

Ему вдруг стало всё понятно — и страшный скандал, который устроил Райко своей жене по поводу кольца, и причина, по которой он согласился ехать в столицу, и больше всего те слова: «Нет, ты не умрёшь вместе с ним. Можешь уверять себя сейчас, что умрёшь, сколько хочешь, но этого не случится».

Хайнэ стянул кольцо со своего пальца и протянул его отцу в дрожащей руке.

— Вот оно, его кольцо. Забери… Оно твоё, оно принадлежит тебе, — робко предложил он.

Но Райко оттолкнул его руку.

— Ну пожалуйста, возьми, — настаивал Хайнэ. — Потому что я не знаю, как ещё помочь, чем утешить…

Райко вскинул голову.

— Утешить меня?! — повторил он с неописуемым выражением. — Да ты смеёшься, что ли? Зачем мне твоё утешение?! Я тебя всегда ненавидел. Ты не мой сын, слышишь? Не мой!

— Я уверен, что он очень сильно любил тебя… — не сдавался Хайнэ.

— Пошёл вон, несчастный, никчёмный калека, жалкий урод! — крикнул Райко. — Или я тебя всё-таки убью.

— Как будто ты мне больно делаешь, — губы у Хайнэ горько искривились. — Ведь себе же. Может, ты мне и не отец, но мы похожи.

С этими словами он поднялся на ноги и, цепляясь за стену, с трудом заковылял вниз.

На первом этаже он увидел розы, которые выпали у него из рук, как только до него донеслись шаги и скрип половиц. Они устилали пол роскошным ярко-алым ковром, прекрасные, умирающие, испачканные в пыли.

«Моя мечта исполнилась, — подумал Хайнэ, глядя на них невидящим взглядом. — Ранко — действительно мой отец. Но какой ценой…»

Он вышел из дома, и вдруг заметил, что второго экипажа рядом с его собственным не было. Значит, отец — Хайнэ не мог отвыкнуть называть Райко в мыслях отцом так же, как не смог отвыкнуть от привычки говорить «Великая Богиня» по любому поводу — пришёл сюда пешком.

«Как же чудовищно несчастен он был, — подумал Хайнэ, рухнув на скамью в экипаже. — Как дико, безмерно, невероятно несчастен… Если бы он сошёл с ума, я бы  понял его».

И то, что он не мог испытать по отношению к своему отцу, пришло теперь, когда он окончательно уверился в том, что этот человек его отцом не был.

***

 День спустя Хайнэ, несколько изменивший свои планы по возвращению домой, вернулся во дворец и попросил аудиенцию у Верховной Жрицы.

Он сразу же получил отказ, однако, не сдаваясь, послал ещё одну просьбу, на этот раз подписав её полным именем — Хайнэ Никкия Энранко Санья — которое использовалось в жизни человека всего лишь три раза в жизни: когда он рождался и нарекался именем, при вступлении в брак, и когда он сам становился родителем.

Хайнэ надеялся, что этого намёка окажется достаточно.

«Возможно, это она давала нам с сестрой имена», — промелькнуло в его голове, когда он старательно выводил все четыре компонента своего имени чуть дрожащей рукой. — Энранко — это ведь производное от Ранко?»

Так оно было или нет, он не знал, однако его провели в огромный просторный холл перед кабинетом Верховной Жрицы и приказали ждать.

 Солнечный свет свободно лился сквозь два ряда окон от потолка до пола, находившихся на противоположных стенах, и Хайнэ бездумно следил взглядом за пылинками, как будто застывшими в снопах яркого света. Ни кружения, ни танца здесь не было — одна только неподвижность, внушавшая мысли о бесконечности, о безвременности.

Наконец, широкие двери напротив Хайнэ медленно распахнулись, и его пригласили войти.

Он, не думая ни о чём, покрепче схватился за свою трость, поднялся на ноги и заковылял, стараясь держать спину по возможности прямо, однако глядя не прямо перед собой, а на мраморный пол в изумрудно-зелёных разводах, по которому ступал.

— У вас, вероятно, были очень веские причины для того, чтобы столь настоятельно требовать моей аудиенции и даже использовать в качестве аргумента ваше полное имя, — донёсся до него откуда-то холодный, чуть утомлённый голос Верховной Жрицы. Даран сделала паузу, а затем прибавила с едва заметной язвительностью в голосе: — Хайнэ Никкия Энранко Санья.

Хайнэ не придумывал заранее, что скажет ей.

Он даже не знал, что именно он хотел бы сказать — осыпать её словами ненависти и проклятий, а, может быть, наоборот, кинуться ей на шею и залиться слезами. Или же не сказать ничего, а просто посмотреть ей в глаза, отвернуться и уйти.

Он оставил всё на волю судьбы и того, как начнётся разговор.

И судьба повела его.

— Дело как раз в этом имени, — сказал Хайнэ медленно, взвешивая каждое слово. — Я хотел бы знать, кто и почему назвал меня так.

— Спросите об этом вашу мать, я полагаю, — отрезала Даран. — Я не имела чести присутствовать при вашем рождении, и церемонию наречения вас именем проводила также не я.

Хайнэ глубоко вздохнул.

— Я… располагаю несколько иными сведениями, — сказал он тихо, но внятно. — Которые позволяют мне утверждать, что двадцать лет назад… Точнее, двадцать лет, четыре месяца и три дня назад вы находились в поместье Арне и имели непосредственное отношение к появлению на свет меня и моей сестры.

В комнате повисло молчание.

Хайнэ вдруг посетило явственное ощущение, что он ступил на очень зыбкую почву — как будто зелёный мраморный пол под его ногами вдруг разверзся и превратился в болото, в котором он намертво увяз.

Но решающие слова уже были произнесены, и отступать было некуда.

Даран поднялась на ноги и подошла ближе.

— Меня не интересуют сомнительные сведения, полученные неизвестно от кого, неизвестно кем и неизвестно с какими целями, — сказала она ледяным голосом. — Если вам так не терпится пустить их в ход, то рекомендую использовать их для сочинения сюжетного поворота в вашем очередном романе. Сплетни и непристойности — отличный способ заработать дешёвую популярность, в чём вы уже могли убедиться, господин Энсенте Халия.

Это был удар ниже пояса, вдобавок, нанесённый совершенно неожиданно.

— Что ж, если вас не интересуют такие сведения, то, вероятно, они заинтересуют кого-то другого, — проговорил Хайнэ очень ровным голосом, не то чтобы сознательно продумывая ответный удар, но, скорее, действуя по какому-то наитию. — Быть может, мою сестру?

Даран подошла к нему вплотную, и он, впервые подняв на неё взгляд, увидел собственное отражение в глазах, горевших ледяной яростью.

— Не рекомендую тебе интриговать, — очень спокойно сказала Верховная Жрица. — У тебя это получается очень плохо.

— Ну, это только пока, — так же спокойно ответил Хайнэ, сам удивляясь собственному тону. — Ведь мне было от кого унаследовать данные способности. Значит, рано или поздно, они проснутся.

— Скрытые способности, бывает, пробуждаются годами. Весь вопрос в том, есть ли у тебя столько времени. Мне жаль об этом говорить, но больные красной лихорадкой редко доживают до тридцати лет. А иногда бывает, что и двадцатилетний рубеж становится для них роковым.

Хайнэ потребовалось около минуты, чтобы осознать, что это такое было — не очередной удар по больному месту, призванный напомнить ему о том, о чём он всеми силами старался забыть, но самая настоящая угроза.

 «Разве это возможно — убить собственного ребёнка? — подумал он ошеломлённо. — Каким бы нелюбимым и ненужным он ни был…»