Пепел и пыль (СИ) - "nastiel" - Страница 110

— Да, — вру я. — Из-за него.

— Сестра, — на выдохе произносит Вася. Его лицо принимает заботливо-утешающее выражение. — Не стоит винить себя в том, что ты была не в состоянии исправить. — Он подходит ближе и кладёт ладонь мне на плечо. — И уж тем более не стоит теперь цепляться за любую возможность ради успокоения.

— Не буду, — соглашаюсь я. — Не буду…. Но Бронберт — это другое.

— Как скажешь, — Вася поднимает руку выше и гладит меня по волосам. — Я так понимаю, отцу и матери лучше об этом не знать, верно?

— Они расскажут Авелю, а ему я не доверяю.

— А мне? Мне ты доверяешь?

Теперь у меня точно нет другого выбора, как дать Васе хоть какую-то часть правды. Он — миротворец, а ещё он близкий Аполлинарии человек. За его помощь мне не придётся бороться: в случае чего, он всегда предложит её сам.

Поэтому я выкладываю Васе всё, как есть, умалчивая лишь о пространственно-временном путешествии. И выражение, которое приобретает Васино лицо, становится точкой для моего монолога.

— Почему ты решила отказаться от помощи Совета? — спрашивает он осипшим голосом.

— Они лишь усугубят ситуацию, — отвечаю я. Беру Васю за руку и некрепко сжимаю. — Я доверяю тебе. А ты мне?

— Как и всегда, — без промедления заверяет меня Вася. — Но ты знаешь правила: если нас поймают, то мы будем изгнаны. Даже мой отец не сможет нас спасти.

Отец Васи, Григорий — первый страж наряду с Авелем и Катриной. Сейчас состоит в Совете: высшем правительстве нашей общины.

Но больше этого меня беспокоит изгнание, которое упомянул Вася. Я знаю, что это. Точнее, Аполлинария знает.

И ничего хорошего это не сулит.

Мы должны быть осторожны. Не допускать оплошностей. Теперь, когда на нас возложена такая ответственность, любая ошибка может привести к трагедии, последствия которой будут исчисляться человеческими жизнями. А потому с этого момента мы утверждаем Список Трёх — законы, нарушив которые страж будет лишён всех привилегий и изгнан из общины посмертно.

После разговора с Васей нахожу Нину и Бена в столовой, за столом, ломящимся от угощений, к которым они даже не притронулись. Сидя друг напротив друга, они, склонившись вперёд, бурно перешёптываются, косо поглядывая на служанку. Когда я вхожу в комнату и коротко ей киваю, она тут же уходит.

— Ну что там? — спрашивает Бен.

— Почём знаю? Меня Вася к Бронберту не пустил.

— И что теперь? — не унимается Бен.

Я пожимаю плечами. Бена такой мой ответ не устраивает, поэтому он оборачивается на Нину.

— Мне одной кажется, что то, что мы не нашли на месте Христофа — это знак? — произносит она, пустым взглядом уставившись в стену.

— Знак? — переспрашиваю я.

— Ну да. Вдруг могло случиться что-то плохое? Мы же знаем, что Христоф в этом времени очень силён. Что, если мы бы заявились к нему, а он такой — на! — и не оставляет от нас и мокрого пятнышка?

— Не уверен, что он и правда может это сделать, — с сомнением произносит Бен.

— Соглашусь, — киваю я. — Но вот в зельях он крут, так что мог бы отравить нас, например.

— Ага, как ты себе это представляешь? — Бен встаёт из-за стола, подхватывая ближайшую к нему тарелку. — О, незваные гости, здравствуйте! Не желаете отведать этого чудесного яблочного пирога? Что? Почему он синий? Понятия не имею!

Нина качает головой, я, не удержавшись, смеюсь. Наверное, это уже нервное.

— Я к тому, — продолжает Нина. — Может, история хочет, чтобы мы её изменили?

Я кошусь на дверь, за которой исчезла служанка. В щель под ней проникает свет, вроде, никакой тени нет. Может ли она подслушивать?

— Ещё раз, пожалуйста, и для тех, кто в танке, — просит Бен.

Привлекаю внимание обоих щелчком пальцев. После зрительного контакта прикладываю указательный палец к губам, прося их быть чуть тише.

— Как в кино. — Нина понижает голос. — Мы попали в прошлое, чтобы изменить его, и таким образом создать наше настоящее.

— То есть, хочешь сказать, что наше настоящее такое и получилось, потому что когда-то мы были в прошлом и уже изменили его?

Нина жмёт плечами.

— Рекурсия? — спрашиваю я. — Процесс внутри процесса?

— Откуда ты… — начинает Бен, но я перебиваю его, сообщая:

— Моя социальная жизнь раньше напоминала сточную канаву, и большинство времени я проводила в интернете.

— Не знаю, почему, но сейчас меня страшно бесит, что до этого додумался не я, — говорит Бен, пряча лицо в ладонях. — И это, в свою очередь, бесит меня ещё сильнее.

— Тоже рекурсия, — повторяю я, усмехаясь.

— Неважно, как это называется, — встревает Нина. Она произносит это громче, чем надо. Стул жалобно скрипит, когда Нина, отодвигая его, резко встаёт. — То, что мы спасли Бронберта, могло быть одновременно и верным решением и нашей главной ошибкой. Это палка о двух концах. Мы в ловушке, ребят.

Продолжая слушать Нину, я отхожу к окну. Смеркается. Женщина, живущая по соседству, загоняет домой трёх своих детей, держа при этом свёрток с четвёртым на руках. Чья-то собака тащит в зубах вырытый корнеплод. Только она исчезает из поля моего зрения, как появляется парень, выкрикивающий кличку своего нашкодившего питомца.

Сейчас я могу просто помахать ему в знак приветствия, и это изменит ход истории. Или не изменит… Оба варианта могут сбыться.

Нина права — мы в ловушке, в которую сами же себя и загнали.

Незнакомка. Глава 3

Мой следующий день в штабе начинается с хаоса. Только я перешагиваю порог тренировочного зала, как меня перехватывает Нина и тащит в сторону секции с оружием.

— Что? В чём дело?

Как не пытаюсь остановить нас или хотя бы вырваться из цепкой хватки, ничего не выходит.

— У меня две новости, — произносит Нина, выпуская мою руку лишь по собственному желанию.

Тогда мы уже стоим в оружейной. Нина кидается от одной полки к другой с поясом защитника в руках, цепляя к нему оружие и прочие приспособления. Когда всё готово, она критическим взглядом осматривает получившееся и одевает пояс на меня, затягивая так, что тот больно впивается в бока.

Ничто не пугает меня сильнее, чем спешка без объяснения причины.

— Первая: кажется, Христоф дал о себе знать. Вторая: тебе придётся идти на задание.

— Что? Когда?

— Сейчас.

— Но я не готова! — смеюсь, расценивая слова Нины как шутку. Но её лицо эмоции не трогают. Тогда и я серьезнею. — Посмотри на меня, я в платье! Юбка будет меш…

Меня перебивает звук рвущейся ткани. Вот и нет юбки; точнее, теперь её подол едва покрывает колени рваным краем.

— Почему идти нужно именно мне?

Нина пожимает плечами.

— Собрана пятёрка лучших защитников, ты в их числе. Приказ Авеля.

— А что за задание?

Нина быстро облизывает губы. Удерживает паузу, отходит в сторону, проверяя, не ошивается ли кто-нибудь возле нас. И только потом сообщает:

— А вот это вторая новость. Атаковали церквушку на окраине, и по описанию свидетелей нападавшие — наши старые знакомые химеры.

— Церковь? — мои брови ползут вверх. — Мне нравится отношение Христофа к религии.

— Я бы посмеялась вместе с тобой, но сегодня воскресенье, и прихожан там больше обычного. Они погибнут, если мы не поможем.

Нина права. Я киваю, и тогда она снова хватает меня за локоть, в этот раз вытягивая из оружейной и утаскивая к противоположной входу стене. Я вижу дверь, которой раньше здесь не было: деревянную, с вставками из драгоценного на вид камня. Портал.

— Куда он ведёт?

— А ты как думаешь?

Нина обходит меня, в последний раз поправляет оружие на моём поясе. Он такой тяжёлый, что непроизвольно меняется походка, а колени даже в статическом состоянии немного согнуты. Нина сама вооружила меня, а потому знает, что патронов для револьвера достаточно. И всё равно она их пересчитывает, шевеля губами, но ничего не произнося вслух.

Лишь окончательно убедившись, что всё в норме, она на выдохе говорит:

— Я бы пошла с тобой, но Авель хочет собрать совещание в связи со сложившейся ситуацией. Если я не приду, они могут что-то заподозрить. К тому же, инструкторам и кураторам…