Арестант - Константинов Андрей Дмитриевич - Страница 47

Если уж говорить начистоту, то Чайковский нисколько не сомневался в том, что мундир Павла Сергеевича имеет криминальную подкладку. Не в том дело, что кого-то Паша крышует — крышуют многие. И сам Чайковский не без греха. Поддавши, он сам о себе, бывало, говорил: Я подл, но в меру. Но у полковника Тихорецкого другой окрас, впору уже и УСБ[31] заинтересоваться. Только что-то не торопится УСБ — то ли положение первого зама надежно ограждает полковника от неприятностей, то ли есть оч-чень высокие покровители.

«Ладно», — сказал сам себе Чайковский. — «Ты-то намного ли лучше? Тихорецкий приказывает — ты исполняешь. А мог бы отказаться? Да, мог бы. Но ведь не отказался»…

Майор вышвырнул сигарету в окно и медленно выехал из двора.

После того, как Наумов дал Палычу карт-бланш на физическое устранение Никиты Кудасова, прошло почти двое суток. Не лучших для Палыча. То, чего он так страстно хотел, вдруг оказалось возможным. И даже как бы одобренным сверху… негромко, иносказательно, но одобрено: переводи, дескать своего мента на другую работу, Палыч…

Ах, как хотелось Антибиотику перевести подполковника на другую работу. За три месяца, проведенных в Крестах, Палыч не раз об этом задумывался. Никитка-Директор мешал делу. Глупо было нести огромные финансовые потери из-за какого-то строптивого мента. И человеческие потери тоже — то одного, то другого бригадира пятнадцатый отдел РУОПа закрывал. Кого — на трое суток, кого — на несколько месяцев, кого — на годы. В конце концов Кудасов оборзел настолько, что упаковал в Кресты Палыча. А когда не смог пришить дело — задумал отравить.

Убрать отмороженного мента Антибиотик хотел еще год назад. Тогда покойный Череп отсоветовал, сказал: возможно все. Вплоть до ответной аналогичной акции со стороны РУОПа в отношении Палыча и криминальной верхушки Питера. Сказал, что последствия могут быть самые неожиданные… А где теперь Череп?

Переводи на другую работу… Двое суток Палыч не мог принять никакого решения. Он стал зол и раздражителен. Окружение принимало это как реакцию на несостоявшееся отравление. В этом, разумеется, была доля истины. Но основная причина лежала в дилемме: убивать или не убивать подполковника РУОПа Никиту Никитовича Кудасова?

Завалить лютого мента — и сразу отпадут некоторые щекотливые вопросы. Но появятся другие, среди которых гнев уже и так достаточно озлобленного РУОПа. Оставить все как есть? И потерять остатки авторитета в глазах Наумова… А ведь Антибиотик сам к нему пришел с просьбой по Кудасову. Решай проблему, сказал Николай Иваныч. Сроку тебе — месяц.

Утром шестнадцатого сентября один из тех людей, кому Палыч еще более-менее доверял, позвонил в Ростов-на-Дону некоему Валерию Мерзлову и передал привет от Виктора Палыча. И еще сказал, что Палыч хочет заказать профессиональный фотопортрет своего друга. Хорошо, — ответил Мерзлов, — можем сделать портрет. Профессионально. А что, это срочно? — Не особо, — сказал звонивший, — но в течение месяца надо постараться. — Сделаем, — ответил Мерзлов, — ждите фотографа. Аппаратуру свою тащить или вы обеспечите? — О чем разговор? Обеспечим.

Почти одновременно в Москве, в кабинете полковника Семенова, произошел аналогичный разговор. Семенов и Кравцов сидели напротив друг друга, а на столе между ними лежали серые конторские папки с завязочками. «Гурген» было написано коричневым фломастером в правом верхнем углу на одной. На другой — «Резо».

— Безусловно выполнимо, — сказал Кравцов. — Более того — руки чешутся. Эта мразь уже давно поперек горла, но…

— Что но? — спросил Семенов.

— Но эта акция может вызвать большой шухер.

— Не может вызвать, а обязательно вызовет, Валя. Но я в этом ничего опасного для нас не вижу. Пусть они погрызутся между собой. Ты полистай досье, освежи информацию. При всем его могуществе врагов у него полно.

— Это верно. — Кравцов взял папку. — Не зря же его братца расстреляли вместе с Федей Бешеным на Якиманке. Кому-то он мешает. И Резо тоже.

— Вот-вот, — ответил Семенов. — Ты давай подработай несколько вариантов — и начинайте. Времени лишнего нет.

— Понял, — сказал Валентин. Он вышел с папками, прижатыми к левому боку так, чтобы надпись в правом верхнем углу была не видна. В своем кабинете Кравцов сел за стол, закурил и открыл досье. Воровская биография кутаисского еврея из многодетной семьи Гиви Чвирхадзе началась, можно сказать, в нежном возрасте — он воровал с тринадцати лет. Время было тяжелое, голодное, послевоенное. Милосердие и готовность поделиться последним запросто уживались с готовностью изувечить пойманного воришку… Вокзалы и бесчисленные толкучки разоренной страны наполняли бездомные, беспризорники, инвалиды. Золото обменивалось на хлеб, потеря продовольственных карточек была катастрофой. Нечего удивляться, что вора, схваченного за руку, били беспощадно. Вот в такое время начал воровать Гурген. Из Кутаиси он к восемнадцати годам перебрался в столицу. О, здесь было где развернуться! После сонного Кутаиси Москва казалась центром Вселенной. Воров всех мастей здесь было полно. И оперов тоже. Так что школу Гурген прошел хорошую. В двадцать два его короновали. А корону-то воровскую заслужить надо! И делами, и сроками, и поведением на зоне. Гурген, бесспорно, заслужил: в делах был удачлив, у хозяина достоинства не ронял… К шестидесяти годам он имел четыре судимости с суммарным сроком двадцать три года. Первый срок получил еще в сорок восьмом за карманную кражу. Потом была еще кража, потом — ношение огнестрельного оружия. Последний срок вор в законе Гурген получил в восьмидесятом. Тогда ему вменили вымогательство и срок — четырнадцать лет. По идее, вор в законе должен был бы еще и сегодня сидеть. Тем более что уже в СТ-2, зоне тюремного режима города Тулуна Иркутской области, Гурген дважды получал довесочки по году. Вел он себя как крутой отрицала и запросто пускал в ход кулаки. А всего за время отбытия срока Гурген пятьдесят один раз нарушал режим, тридцать три раза помещался в ШИЗО[32]. На полтора месяца переводился в помещение камерного типа. Но не гнулся, держался как скала. Авторитет его в воровских кругах был высок необычайно… А в не воровских? В среде уважаемых людей, полезных членов нашего общества? О! Здесь авторитет Гургена был еще выше!

За вора в законе хлопотал всенародно известный певец Иосиф К. И всенародно любимая актриса. И поэт-лауреат. И депутаты народные хлопотали за Гургена. И в сентябре восемьдесят девятого два депутатских запроса на фирменных солидных бланках поступили в президиум Верховного Совета РФ и лично Ельцину — Председателю Верховного Совета. В тот же день (!) запросы были переданы в отдел помилований Верховного Совета. Спустя неделю в город Тулун уходит запрос с предложением переслать в секретариат ВС РСФСР характеристику на осужденного Чвирхадзе Г.А. для изучения вопроса о возможности изменения срока наказания.

Чудны дела твои, Господи! Еще более чудны дела твои, заместитель председателя Верховного суда РФ: в ноябре девяностого года четырежды судимый вор в законе выходит на волю.

Ты удивлен, читатель? Тем не менее все в этой истории — правда. Все приведенные факты относятся к жизни реально существующих людей… Опытный Валентин Кравцов удивлен не был. Нисколько. Он сам мог бы рассказать похожие истории. А может, и покруче.

С биографической справкой на Гургена Валентин ознакомился бегло. Его интересовала только та часть жизни московского короля, которая началась после освобождения. О, тут много было всего! Копии оперативных сообщений с грифом «Совершенно секретно» рассказывали о связях Гургена на воле. Какие тут имена встречались! Источники сообщали о контактах фигуранта с ворами в законе, чиновниками, коммерсантами, журналистами и сотрудниками МВД. Какие суммы взяток, поступлений в общак и из общака!

А какие экспортно-импортные таможенные льготы получали благодаря ему различные фонды: спортсменов, инвалидов, ветеранов! Какие подписи стояли под документами об этих льготах!

31

УСБ — Управление собственной безопасности. Должно, в числе прочих задач, выявлять предателей в милицейской среде.

32

ШИЗО — штрафной изолятор.