Дикие розы (СИ) - "duchesse Durand" - Страница 160

Залпом осушив стакан, герцог Дюран резко встал и прошелся по кабинету, сложив пальцы шпилем. Найти виновного для него теперь было чести, чем-то вроде шанса очищения собственного имени. Как будто судьба нашептывала ему о том, что он остался безнаказанным убийцей и теперь, с его помощью другой убийца должен быть пойман, предан правосудию, осужден, наказан. В любом случае, после похорон он отправится в Париж, где попытается найти эту таинственную незнакомку. То, что женщина сбежала в Париж, герцог Дюран почти не сомневался: скрыться в большом городе не составляло труда. К счастью, о женщине было известно то, что делало её куда более приметной фигурой, особенно в тех кругах, в которых она должна была периодически вращаться.

Понимая, что сейчас он не в состоянии думать о случившемся отстраненно и непредвзято, Эдмон налил в стакан ещё коньяка и снова залпом осушил его. Не сегодня, но он обязан хотя бы попытаться найти виновного. Если не ради очищения собственной совести, то ради спокойствия Клода, который наверное, сейчас не находил себе места. Хотя, Эдмон не мог с уверенностью сказать, что имя убийцы принесет ему спокойствие. Какое облегчение принесет ему взгляд в глаза той, которая убила его брата, особенно, если в её глазах не будет раскаянья? Эдмон надеялся лишь, что благородство в душе его друга пересилят горе и Клод не опуститься до мести, если доказать убийство будет невозможно. Герцог Дюран давно не верил в людей, но Клод в его представлении олицетворял все то хорошее, что в принципе могло существовать на земле и умещаться в одном человеке, и, прекрасно зная о том, как непрочен человеческий характер, он боялся только того, что Клод сломается под натиском внешнего мира и растеряет и свое благородство, и свою честность, и прямоту. Поэтому где-то в глубине души Эдмон надеялся, что разыскиваемая женщина скрылась так хорошо, что даже он со своими связями окажется бессилен в поисках.

Слишком много страданий. Куда больше, чем эта маленькая семья могла вынести.

========== Глава 47 ==========

***

Эдмон старался не оставлять Лезьё в одиночестве. Он не был уверен, что Клод нуждается в утешениях, но чувствовал, что обязан подержать своего друга, хотя прекрасно знал, что не умеет этого делать, и удержать его от возможных опрометчивых поступков. Эдмон прекрасно знал, что делают с людьми внезапная смерть их близких и не менее внезапное открытие тщательно скрываемых тайн: те, кто не обладал должной крепостью рассудка, подчас сходили с ума. В душе герцог Дюран надеялся, что Клода эта чаша минует, и он сохранит свой разум в целости, но обстоятельства были таковы, что рассчитывать на твердость характера Лезьё не приходилось. Да, жизненные трудности вроде нерадивого отца, стесненного финансового положения, неразделенной любви, дурной репутации он переживал стойко и безукоризненно, но убийство родного брата было тем, что было невозможно поставить в один ряд с теми проблемами, которые в один миг начали казаться поразительно незначительными. Эдмон видел, как сходили с ума, поэтому боялся оставить Клода одного даже на лишнюю минуту. Лезьё был единственным, первым другом и потерять его сейчас, отказать ему в любой посильной помощью было бы совершенно неблагородно.

В доме было тихо. Из слуг в доме по-прежнему находился лишь управляющий, который, однако, скрывался где-то в недрах дома, стараясь не показываться лишний раз, создавая иллюзию своего отсутствия. В гостиной, где Клод принял своего друга, царил давящий, угнетающий полумрак и ужасная духота. При первом же взгляде на Клода, Эдмон понял, что дело обстояло более чем скверно. По осунувшемуся виду Лезьё и одежде, было понятно, что он не то что не ложился, но и даже не пытался уснуть. Скорее всего, он всю ночь, уже в который раз, просидел в этом кресле, тяжело уронив голову на руку, потому что даже приход Эдмона не вывел его из этого оцепенения. Несколько минут они оба молчали, пока Клод, наконец, не нарушил эту мертвую тишину, негромко проговорив:

— Мы должны найти её сами. Никакой полиции и прочей ереси.

Эдмон не сразу понял, что его друг продолжает неоконченный разговор, который они вели в этой же гостиной не далее, как вчера. Чувствуя, что его собственные поиски ведут в тупик, он настойчиво советовал Клоду все же прибегнуть к помощи полиции, но так, чтобы это осталось в тайне. Клод, уже официально объявивший о смерти брата, не рисковал ничем, но мог добиться своей цели и найти виновную в убийстве Жерома. Но Клод не сказал ничего внятного, и Эдмон был вынужден покинуть его, так и не добившись вразумительного ответа. Видимо, время в сознании Клода смешалось настолько, что он полагал, что начатый разговор не был окончен.

— Я теперь слишком хорошо знаю, как совершается правосудие, — горько усмехнулся Лезьё и, подняв с пола стоявшую возле кресла бутылку, сделал большой глоток.

— Вино не выход, Клод, и даже не успокоительное, — качнул головой Дюран.

— Это говоришь мне ты? — снова усмехнулся Клод. Он не был пьян, скорее просто разбит и измучен, и пил просто оттого, что в подобных случаях полагалось пить. Это придавало всей картине еще более жалкий вид.

— Я говорю, потому что прекрасно знаю, что это не приносит облегчения, — Эдмон шагнул вперед и уверенным движением забрал у друга бутылку. Тот, впрочем, не возражал. — Тем более, что сейчас ты должен выглядеть в своей скорби благородно.

— Мне страшно, Эдмон, — Клод откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, потирая переносицу. — Я боюсь уснуть в этом доме, а тем более в соседней комнате. Я не знаю, чего я боюсь, но мне почти панически страшно. Я не могу относиться к смерти так, как ты.

— Как бы ты к ней не относился, ты не можешь отрицать того, что она неизбежна и порой весьма внезапна.

— А знаешь, что самое великолепное? — прошептал Клод, всё ещё не открывая глаз, словно не слыша обращенных к нему слов. — Если обычно все приезжают и пытаются вызвать слезы своим неуместным фарсом, то сейчас никто даже не пытается сделать вид, что соболезнует мне. Единственное утешение, которое я, по их мнению заслуживаю — это письма.

Проговорив последние слова, Клод широким жестом указал на кофейный столик, который был завален вскрытыми конвертами и исписанными листами бумаги. Эдмон окликнул взглядом эти проявления хорошего тона и тяжело вздохнул. Ни выгоды, ни связей Клод не имел, а значит, не заслуживал и сожалений, хотя нуждался в них более чем кто-либо.

Раздался нетерпеливый стук дверного молотка и торопливые шаги управляющего, который спешил к двери.

— Твоя кузина будет не в восторге от того, что увидит тебя в подобном состоянии, — быстро проговорил Эдмон.

— Мне все равно, Эдмон. Теперь уже все равно. Какая разница, если вся моя жизнь покатилась к черту в один момент? — Клод устало махнул рукой. — Все, во что я верил, в одночасье пошло прахом. Я верил в нашу семейную добродетельность, верил, что она есть, не взирая на все слухи и сплетни, и что я получил в ответ на свою веру?

— Тем не правильнее утратить эту веру сейчас.

— Ты говорил это себе, когда перестал верить в человеческую искренность? В Бога? В справедливость? — прищурился Клод и, переведя взгляд на дверь, в которой появилась Ида, подчеркнуто радостно поприветствовал её: — С добрым утром, милейшая кузина. Ты как нельзя вовремя для того, чтобы разделить с нами скорбь общества.

Ида замерла на пороге, тревожно переводя взгляд с одного на другого. Видимо, вид Клода, оставлявший желать лучшего, и стоявший рядом, с открытой бутылкой вина в руках, герцог Дюран совершенно не успокоили её, так как она скрестила руки на груди и, обращаясь к Эдмону, спросила:

— Он уже пьян?

— Я пришел немногим раньше вас, виконтесса, и потому спешу вас заверить, что я к этому не причастен, — пожал плечами герцог, — но, судя по всему, он читал присланные ему письма. За этим занятием не трудно напиться, поверьте мне. Особенно, если не спать несколько ночей. От этих писем никогда не бывает ничего хорошего. И, кстати, доброе утро, госпожа виконтесса.