Ганнибал-Победитель - Алин Гуннель - Страница 69

   — Вы, Баркиды, вечно...

   — Отвернись, если Баркиды мозолят тебе глаза! — На этот раз Итобала прервал братец Магон.

Встрепенувшийся Итобал подвинулся на самый краешек кресла, которое заскрипело пуще прежнего. Намеренно не обращая внимания на Магона, он продолжал обращаться к одному Ганнибалу:

   — Ты истощаешь наши средства, извлекая из этого сомнительную пользу. Учти, что Карфагенская империя — морская держава. Море играет для нас ту же роль, что для других суша. В основе и наших учреждений, и нашей политики лежит одна-единственная цель: развитие заморской торговли. Всю свою взрослую жизнь ты держался за Испанию, за большую материковую страну. Что тебе известно о морях и многочисленных морских путях? Нас, карфагенян, можно назвать морскими кочевниками, бедуинами Средиземноморья; гавани служат нам палатками, а корабли — стадами. Какую пользу получит Карфаген и тысячи его портов от твоего проникновения вглубь чужих земель, от твоего намерения покорить крупнейший горный массив в мире?

   — А тебе не приходило в голову, что моря захвачены? Кем? Да этим самым Римом!

   — Мы считаем, что сегодня твоей первоочередной задачей должна стать защита родных городов, родных берегов и, буде возможно, отвоевание для нас хотя бы одной крепости в Сицилии. Затем потребуется обеспечить более надёжную защиту и нашим испанским владениям.

   — Эти заявки про Сицилию отражают мнение твоей партии или только твоё собственное, сугубо частное мнение? Значит, провозглашаемая вами оборонительная политика должна быть сдобрена и наступательными действиями? Неужели вы считаете, что занятие крепости в Сицилии настроит Рим на мирный лад?!

   — Мысли о мире не чужды Риму уже теперь, — решительно заявляет Итобал. — Мы должны содействовать их укреплению и распространению.

   — Если бы наша беседа не была закрытой, с малым числом участников, я бы немедленно приказал заточить тебя в цепи, Итобал. Но я предпочитаю забыть всё, что ты только что сказал. Нет, все, кроме одного. Я не собираюсь забывать о том, что ты прибыл сюда плакаться о непомерных расходах, в которые мы ввергаем Карфаген, — сейчас, когда речь идёт об угрозе самому его существованию.

Я лишь теперь замечаю, какие у Итобала руки. Они состарились больше, чем его лицо. Левая рука с длинными холёными ногтями лежит, растопыренная, у него на колене. Она напоминает когтистую лапу хищной птицы. Это рука закалённого человека, рука, которой Итобал пользуется в повседневной жизни. Ею он устраняет преграды и неприятности. Оказывается, Итобал ещё и кусает ногти. Но только на правой руке. Его чувствительная и нервная правая рука превратилась для него в род щупальца. Послюнявив палец, он с его помощью определяет, откуда дует ветер. Или, приложив пальцы к виску, считает пульс. Или погружается в изучение линий ладони.

Вот он, наигранно передёрнувшись, вскакивает с кресла и наподдаёт его ногой.

   — Выкинь эту скрипучую дрянь! — возглашает он и становится прямо напротив Ганнибала. — Ты, значит, намерен заковать меня в цепи. Сразу видно, что тебе не известны настроения в Карфагене. Да меня нужно...

   — Мне совершенно точно известно, — перебивает его Ганнибал, — что в Карфагене перестали подвергать распятию своих полководцев.

   — А ты знаешь, что в Риме тебя называют задиристым молокососом?

   — Насколько я понимаю, римские отроки страдают задержкой развития. Неужели в Риме кричат так громко, что эти вопли слышны по ту сторону моря?!

   — По-видимому, ты считаешь, что твоя война не влетает Карфагену в копеечку. Вспомни про грандиозные перемещения войск из Испании в Карфаген и обратно. Они весьма дорого обходятся нам, владельцам торговых судов. Между прочим, мы не только не поняли этой меры, но и не приобрели благодаря ей чувства безопасности. Нам пришлось перебросить тридцать три тысячи воинов. Учти, что мы могли взять на борт не более двухсот человек зараз. Восемнадцать тысяч африканцев нужно было переправить в Испанию, а пятнадцать тысяч испанцев — к нам.

   — Как вы не сообразили, что я потребовал этих перемещений, чтобы разлучить наёмников с их народом? Неужели вашему пониманию недоступно, что таким образом они к тому же становятся заложниками на случай восстания у себя на родине?

Итобал щёлкает пальцами:

   — Дай мне тоже такие козлы.

Козлы притаскиваю ему я. Он на пробу садится, но остаётся недоволен. Этот проворный в делах человек обладает нетерпеливым характером. На мгновение в лице Итобала проступает его истинный возраст.

   — Страдать от скрипа приходится не только мне, но и вам, — говорит, демонстративно плюхаясь обратно в кресло.

   — Мы завели его ради одного царя, — поясняет Магон. — Но царь так и не объявился.

   — Повторяю, — продолжает Итобал, — что моя партия настаивает на изменении твоего политического курса, пока ещё не поздно и у тебя есть выбор.

   — Твои слова пока что не открыли мне новых путей.

   — В таком случае, ты ослеплён собственными планами. Именно теперь есть возможность повернуть карфагенскую политику в сторону обороны.

   — Ты не рассчитываешь, что мы одолеем Альпы?

   — Возможно, наш бог удачи Гад проявит к тебе благосклонность и ты сумеешь перевалить через горы с отборной дружиной. Но чтобы в целости перебралось всё войско, нет, в это я не верю. Оно и так у тебя сократилось вдвое. Вот чего уже стоил твой обходной путь в Италию.

   — Я нашёл для нас хорошую, безопасную дорогу и, если угодно, путь к отступлению.

   — А оказавшись в Италии, что ты станешь там делать в это время года? Скорее всего, пойдёшь на зимние квартиры.

   — Но тогда и римские легионы пойдут на зимние квартиры. Тогда прекратится — или, по крайней мере, сократится — судоходство. Я не собираюсь перед зимой затребовать себе подкрепления ни из Карфагена, ни из Испании.

   — Наша торговля с Египтом и со странами Востока уже и так понесла серьёзный ущерб. Римские разведывательные суда то и дело останавливают для проверки наши торговые корабли. Не спасает положения даже то, что мы отправляем их красться вдоль ливийского побережья.

   — Меня порадовал твой предыдущий рассказ о карфагенском флоте. Важно, чтобы могли иногда побеспокоить приморские города на юге Италии, и прежде всего в Сицилии.

   — В Сиракузах ещё жив старый царь Гиерон. Он волнует нас куда больше, нежели римский консул Семпроний, стоящий там же с огромной флотилией и массой солдат.

   — Когда я обоснуюсь в Италии, легионы больше не будут раскалываться, никто не пошлёт часть отрядов в Испанию, а часть — в Карфаген. Все они сосредоточатся на мне.

   — Ради будущего Карфагена ты должен подумать над выработкой оборонительной тактики.

   — Это невозможно. Ведь мои взгляды, кажется, разделяет большинство в государственном совете...

   — Не могу сказать, чтобы ты слишком старался пойти мне навстречу.

   — Я уже получил полномочия Главнокомандующего, а потому равняюсь не на меньшинство, каким бы громкоголосым оно ни было. Само собой разумеется, я обдумывал и другие планы. Как же иначе? Но я один за другим отверг их, решив придерживаться того плана, над воплощением которого мы сейчас и трудимся. Весь мир изумится, когда мы переберёмся через Альпы.

   — Да, если это вам удастся! Но почему не ответить на вызов Сципиона? Это стало бы твоим первым соприкосновением с римскими легионами. Если ты победишь его, тебе будут оказывать меньшее противостояние на родине.

   — Я не собираюсь вступать в бой со Сципионом здесь, в Галлии.

   — Однако если ты побьёшь его, что это будет означать?

   — Напрасную трату времени. Против этого говорит хотя бы сезон. Мне нужно перебраться через Альпы до снегопадов.

   — Но Сципион, отчаявшись догнать тебя, повернёт назад и нанесёт удар в Испании.

   — Там его встретят мой брат Гасдрубал и военачальник Ганнон.

   — Я предпочёл бы, чтобы его встретил ты.

   — Этому не бывать.

   — Хорошо бы вы, Баркиды, немножко...