Безумное притяжение (СИ) - Караюз Алина - Страница 56

Коснулась рукой волос. Влажные. Он опять ее мыл? Господи, чем же она занималась, если не помнит?

Сердце сжалось, сладко заныло. Появилось желание сейчас же пойти, отыскать его, убедиться, что он еще здесь. Никуда не ушел, не оставил ее. Что он рядом.

Мирослава осторожно встала с кровати. Поджала пальчики, ожидая, что пол будет прохладным. Но с удивлением поняла, что не чувствует холода. Наоборот, из глубины тела поднимался странный, незнакомый жар, постепенно наполняющий ее изнутри, как пустой сосуд. Она открыла дверь комнаты, выскользнула в коридор. Остановилась, прислушиваясь к тишине.

Он был здесь. Она его чувствовала. Ощущала каждой клеточкой своего тела. Его запах витал в коридоре, мельчайшими частичками оседая на стенах.

Увидеть его. Прижаться. Почувствовать тепло и мощь его тела. Почувствовать на себе его руки.

От этих мыслей она задрожала. Новое, еще не знакомое ей существо просыпалось внутри, поднимало голову. Смотрело в темноту и втягивало в себя воздух. Пробовало делать шаги.

Северин! Он нужен был ей. Сейчас же.

Мирослава вернулась в комнату. Здесь его запах был сильнее, видимо, он несколько часов провел рядом с ней. Эта мысль заставила ее улыбнуться. Ноги сами понесли к балконной двери, на террасу.

Здесь царила ночная прохлада и доносилось стрекотанье цикад. В просторные окна террасы заглядывала луна, освещая каждую деталь, и запах Северина здесь был сильнее, насыщеннее. Он вел за собой. Мирослава поддалась порыву, шагнула за ним, забывая, что ей запрещено сюда выходить.

Несколько мелких шажков — и она уже стоит у другой балконной двери. Той самой, что ведет в закрытую комнату.

Комнату Софии.

Он был там. Она увидела его через окно. Сидел на полу, прислонившись спиной к кровати и низко опустив голову. Неподвижно, беззвучно. Будто спал.

Мира выдохнула, чувствуя, как вместе с воздухом из легких уходит что-то еще. Ее радость? Надежда? Она все-таки оказалась слабее, чем думала. Ей не удержать его, не стоит даже пытаться. Кто она для него? Всего лишь маленькая омега. Никчемное невзрачное существо, полукровка, не способная обернуться.

Кулаки сжались так, что ногти вошли в ладонь. Не ногти — когти. Боль заставила встряхнуться, прийти в себя. Жжение на ключице усилилось. Появилось желание почесать это место.

Девушка колебалась. Уйти, сделать вид, что ничего не было? И тогда на завтрашней охоте Северин будет с другой, а она сама так и останется никчемой, у которой только одно достоинство — приносить потомство.

Или сделать шаг вперед? Переступить через свой страх, сомнения, опасения. Сделать выбор.

Нужно было на что-то решаться…

Она не успела. Северин пошевелился. Поднял голову и его взгляд впился в окно, за которым, озаренная лунным светом, была хорошо видна застывшая женская фигурка.

Мирослава!

Он чертыхнулся.

Что нужно этой несносной девчонке? Разве он не сидел рядом с ней половину ночи, выхаживая после тяжелого оборота? Его волк хотел лишь одного: пометить маленькую омегу, овладеть ею быстро, жарко и ненасытно, прямо там, в зале, едва она полностью обернулась после его укуса. Он хотел подмять ее под себя, войти в сладко пахнущее лоно, услышать, как она поскуливает, отдаваясь. Как двигается под ним. Вместе с ним. А потом излиться, чувствуя, как его тугая струя наполняет ее, и, если повезет, ощутить, как меняется ее аура, как зарождается новая жизнь.

Но вместо этого он был вынужден схватить своего зверя за шкирку. Посадить под замок. Пойти против своей второй половины.

Борьба с самим собой отняла много сил. А нужно было еще заставить девочку принять человеческий облик. Ее волчица оказалась такой, как он себе ее представлял. Маленькой, пушистой, серо-пепельного окраса. Ее шерсть была густой и мягкой, хвост — коротким, а мордочка еще не утратила щенячьих черт. Да и ростом она оказалась помельче чистокровных лугару. Всего лишь размером с большую собаку.

Он помнил, как подхватил на руки ее тело. Как колотилось ее сердечко и лихорадочно ходили бока. Помнил, как нес ее в ванну, как положил на дно, заткнул пробкой слив и включил прохладную воду. И как она скулила, когда под действием воды мышечный спазм стал отступать и начался обратный процесс трансформации. Он даже помнил крупные горошины слез, катившиеся из ее глаз.

И снова беспомощная обнаженная Мира была в его руках. И снова он имел возможность взять ее… Но не стал. Достал одну из своих футболок, нашел среди вещей девушки чистые трусики, переодел Миру и уложил в кровать. А потом еще несколько часов просидел рядом, борясь со своим внутренним зверем.

Когда опасность отступила и стало ясно, что девушка просто спит, он вышел из ее комнаты и взял в баре бутылку виски. Ноги сами несли его по давно заученному пути. Сначала своя холостяцкая спальня, потом балкон, терраса. Комната Софии. Комната, которой так и не суждено было стать супружеской спальней.

Ему нужно было расслабиться, сбросить напряжение, в котором он пребывал последние сутки. И он решил, что лучший способ это напиться.

София бы его поняла. Он был в этом уверен.

И вот теперь несносная девчонка стоит там, посреди террасы, и смотрит на него через это чертово окно с таким выражением на лице, будто увидела привидение!

Он скривился, откидывая ногой пустую бутылку. Запах алкоголя ударил в нос, заставил фыркнуть. Маленьким девочкам нельзя бродить без спроса по логову большого серого волка. Может случиться всякое…

Когда он вышел, первым порывом Мирославы было бежать. Но она не смогла сделать и шагу. Ноги налились свинцом, приросли к полу. Дыхание оборвалось, застряло в горле куском стекла. Она могла только не мигая смотреть, как он приближается к ней. Такой большой, такой сильный.

Такой чужой.

Не ее.

— Ты почему не спишь? — спросил, не дойдя до нее двух шагов.

Запах алкоголя заставил ее поморщиться. Она не любила пьяных. Презирала, испытывала к ним чувство брезгливости. Откуда-то появилось желание ударить Сева, задеть, оскорбить, сделать ему больно. Так больно, чтобы он, наконец, открыл глаза и почувствовал ту боль, которая не давала покоя ей.

— Жалеешь себя или ее? — вместо ответа девушка кивнула в сторону запретной комнаты.

— Что? — ему показалось, что он ослышался. — Что ты сказала?

— Я спросила, кого ты жалеешь, себя или ее? — жестко, почти чеканя каждое слово, повторила она. — Себя, ведь так? Большой грозный альфа жалеет себя, как маленький мальчик.

Мира сама не поняла, как посмела сказать такое. Как только духу хватило! Но в тот момент она была слишком зла, чтобы думать, что говорит.

— Да что ты понимаешь! — взревел он, но не двинулся с места, как и она. Только глаза засверкали от скрытого бешенства. — Ты хоть можешь представить, каково это, терять близких? Когда чувствуешь их боль, как свою, а потом живешь с этой болью?