Бремя чести (СИ) - "Darling Jen" - Страница 77

— Уверен, что произошло недоразумение, — попытался вмешаться Экроланд. — Аткас не стал бы даже пытаться совершить столь безумный поступок…

Холод царского взгляда оказался похлеще любого лютого мороза:

— А вот это уже мне решать. Доставьте пленника в тронный зал. Я хочу знать, что именно произошло в Храме.

***

Толлирен, насупившись, сидел на троне и хмуро взирал на происходящее вокруг. Временами его лицо разглаживалось — он напоминал себе, что его любимая дочурка, его кровиночка спасена и никакая опасность в мире не способна более причинить ей вред, но потом царь переводил взгляд на подсудимого и легонько вздыхал. Человечий юноша принес в подгорный город смятение и страх, его следовало сурово наказать, но при этом не обидеть давнего друга, Экроланда. Задача оказалась не из простых, поэтому Толлирен пообещал себе судить как можно более беспристрастно.

В зале собралось множество гномов, а люди возвышались среди них, как высоченные ели над лесным кустарником. Возле дверей скопились любопытные слуги и стражники, в середине же стояли только родовитые гномы.

Несмотря на обилие народа и тихий гул от десятков перешептываний, звонкий голос Галдрина долетал до самых дальних углов тронного зала. Гном испытывал сильнейшее волнение и то и дело запинался под пристальными взглядами окружающих, но очень толково рассказывал, что стряслось с ним и Аткасом до злополучной попытки украсть секиру.

Виновник переполоха, Аткас, сидел на стуле неподалеку от трона и был бледным, как мел. Его руки плотно охватывали дорогущие аслатиновые наручники, которые оказались немилосердно тяжелыми. Пальцы затекли и почти ничего не чувствовали, только изредка по ним пробегали мурашки. Юноша повесил голову и мучительно раздумывал, каким образом выбраться из этой передряги если не свободным, то хотя бы живым. Вокруг себя он видел множество враждебных лиц, их вид не сулил ему ровным счетом ничего хорошего. Будь у него возможность заключать пари, он не поставил бы на себя и медной монетки.

Еще Аткаса очень смущал стоявший неподалеку Сегрик. Рыцарь старался обособиться от толпы гномов и брезгливо морщил нос, когда чувствовал пряные ароматы гномьей парфюмерии. В сторону Аткаса он не смотрел, но юноша необыкновенно четко чувствовал его недружелюбное присутствие. Будь судьей не Толлирен, а Сегрик, исход был бы ясен.

Единственные, кто оставался спокойным, были Слэм и царевна, неизвестно как миновавшая навязчивую опеку своей горничной, Лайсы, и пробравшаяся на этот импровизированный суд. Экроланд сочувственно внимал Галдрину и ни разу не обернулся на своего оруженосца.

— …Он выглядел таким растерянным в толчее у лавок, таким потерявшимся среди нас, что мне стало его жаль! Я подумал, что мы многое можем рассказать друг другу, ведь мне столь редко доводилось бывать в верхнем мире, а ему — спускаться в наш мир… Поэтому я пригласил его с собой в таверну…

Когда Галдрин рассказал, что Аткас, не моргнув глазом, раскрыл причину приезда людей, Сегрик чуть не рванулся на юношу с кулаками. Аткас уже сжался на своем стуле в ожидании града ударов, но Экроланд твердо придержал Сегрика за локоть.

— …Еще он сказал, что поехал с сэром Эри из-за денег, что никогда не хотел стать рыцарем, и что он обманывал его. Он сказал, что он… м-м-м… трус, и никогда не изменится.

— Трус! — повторил хор изумленных голосов. Среди гномов считалось, что хуже признания в трусости может быть лишь признание в убийстве собственной матери.

Аткас заалел как маков свет и боялся кинуть лишний взгляд на рыцаря. Тот, впрочем, сочувственно продолжал кивать при каждом слове гнома, не выказывая признаков раздражения или неудовольствия.

— …Я стал оглядываться, но его нигде не было. И тут я увидел, как открывается проход к секире! Вы можете себе представить, Ваше величество, как сильно я удивился! Эта дверь была закрыта наглухо сотни лет! К счастью, почти сразу появились стражники, обладавшие волшебным зрением, и потому легко скрутили мерзавца. Я так и не понял, почему человек так поступил. Я не знаю, как он стал невидимым!

— Это был уход в тени, Ваше величество, только необычайно глубокий, — объяснил стражник, который сообщил царю о случившемся. — Но если вы желаете знать мое мнение, то я вам вот что скажу: этот человек — самый обычный вор, да и приспешник Темного, к тому же. Казнить его, и все дела!

— Я полагаю, — сказал царь, поднимая руку — Экроланд хотел что-то сказать, — я полагаю, что в городе хватает более доступных ценностей, чем наша реликвия. Почему ты захотел именно ее, Аткас?

— Отвечай! — прошипел стражник, стоявший позади стула, и пребольно ущипнул железными пальцами Аткаса за бок.

Юноша едва удержался от вскрика и поторопился ответить, хотя язык ему не подчинялся:

— Она была такой… Такой красивой… Я таких и не видел никогда! И она звала меня, просто-таки кричала, чтобы я подошел и схватил ее, понимаете? Устоять было невозможно… Мне очень жаль, что так вышло. Я больше никогда так не буду, честное слово!

— Ваше Величество! — перебил Сегрик. — Клянусь, нам плевать на мальчишку. Делайте с ним что хотите, но дайте, пожалуйста, ответ на просьбу Наместника…

— Мне дела нет ни до Наместника, ни до его вшивого городишки, — рявкнул царь. Встав, Толлирен обвел всех суровым взглядом, словно решая, кого казнить, чтоб другим неповадно было.

Аткас машинально отметил, что он говорит о Вусэнте точь-в-точь как простые гномы из таверны.

— Я сам решу, что мне делать, без ваших указок, сэр Теллер! Или вы полагаете, что ваши бумажки заставят меня плясать под дудку Наместника? Ну уж нет. При все моем уважении к Эри, я не дам вам ни единого гнома латать вусэнтовские стены! Я понятно изъясняюсь, сэр Теллер? Вы, люди, слишком досаждаете мне! Не успел один из вас войти в мой город, как сразу чуть было не украл одну из наших главных реликвий! Скажите спасибо Эри, что я не казнил вас всех…

Сегрик отошел на два шага назад и склонил голову, однако Аткас расслышал, как заскрипели зубы.

— Ваше Величество! — с мольбой обратился к царю Экроланд, и когда тот милостиво кивнул, продолжал, — Аткас не мог уйти в тень, да к тому же в храме Мондара! Его Силы не хватит на это, уж поверьте мне! Я прошу, чтобы вы посмотрели на него волшебным зрением. Он не может и яблока стащить с рынка!

— Я посмотрел на него, Эри, — тяжело ответил царь. — Думаю, он искусно перед тобой притворялся. Мне очень жаль, но его казнят.

Рыцарь посмотрел на Аткаса, и его дыхание прервалось. От юноши исходила аура такой Силы, что было странно, как он до сих пор не предпринял попытки сбежать. Экроланд был готов дать голову на отсечение, что с такой Силой ему бы это удалось, ведь в арсенале у воров так много всяких заклинаний!

Тер, спутник Тенефора, стремительно взмыл вверх и восхищенно облетел вокруг Аткаса. Экроланд поймал укоризненный взгляд царя и вовремя вспомнил, что гномы ненавидят драконов и считают их исконными врагами. Он мысленно призвал ящерку к себе на плечо. Она нехотя подчинилась.

— Я съел аслатиновой крошки, — едва слышно сказал Аткас, но чудом царь его услышал.

— Повтори-ка, что ты сказал?!

— Я съел аслатиновой крошки, — более уверенно и громко повторил Аткас. — Когда Галдрин зашел к себе домой за плащами, я остался на улице. Ко мне подошел гном и продал… э-э-э… шарик этой самой крошки.

В разговор вступил советник царя, гном в расшитой золотыми нитями куртке. Он вначале поклонился царю, и только затем обратился к Аткасу:

— Возможно, ты сумеешь припомнить внешность этого гнома, мальчик?

«Ну конечно, этому трехсотлетнему гному я и впрямь кажусь сопляком», — раздосадовано подумал Аткас, но сейчас было не время обижаться, поэтому он сосредоточился и стал вспоминать.

— Полоска на брови… Кажется, порез или даже шрам, но не очень давний — сказал он наконец, когда молчание слишком затянулось.

— Лицо! — громко воскликнул Сегрик. На него все обернулись, но он с жаром продолжил, — не вы ли мне сказали, что Прикс был ранен в лицо?