Между двух миров. Школа выживания (СИ) - Ефиминюк Марина Владимировна - Страница 61

Заглянула внутрь. Кайден лежал на большой кровати с деревянными столбиками. Рой дремал в кресле у зажженного камина, откинув на спинку голову и вытянув ноги поближе к огню. Видимо, он услыхал шорох и немедленно открыл глаза.

- Ты на ногах? – удивился он.

- Не спится.

- Черт, Валерия, ты меня пугаешь, - произнес он, растирая переносицу. – Кай забрал у тебя половину магии, а ты, как огурчик. Ты, вообще, человек?

Самой интересно, человек ли я теперь? А если да, то насколько? Здравник предсказывал, что магия будет расти, но не прошло и седмицы с моего появления у Оливера Вудса, а сила увеличилась в разы и бурлила в крови, точно я каждые три часа глотала по галлону абрисского кофе.

- Ты теперь меня называешь по имени? – попыталась перевести я разговор.

- Ты спасла жизнь моему лучшему другу, - наверное, насмешник Рой не мог выглядеть серьезнее, чем в тот момент.

- Да, но ранен-то он был из-за меня.

- Что ж, никто не обещал, что вам будет просто сжиться в одном мире, - ухмыльнулся он. – Иди уже, Валерия, не создавай шум. Хочешь посыпать голову пеплом, почисть камин на кухне. Кстати, отличное занятие, чтобы скоротать бессонную ночь.

- Я побуду с Кайденом.

- Не обижайся, детка, но сейчас твоему парню важнее близость знахаря, а не любимой девушки, если, конечно, она не сестра милосердия. Так что иди. Я позову, когда он очнется. И дверь за собой прикрой, тянет холодом, - напоследок проворчал он.

Спорить с гостеприимным хозяином, положа руку на сердце, не задавшим ни одного серьезного вопроса о том, что с нами произошло, я не посмела, хотя больше всего на свете хотела остаться рядом с Кайденом.

Мучаясь от бессонницы, я сварила бульон и нормальную молочную кашу, по рецепту Валерии Уваровой, сладкую и со сливочным маслом. Потом оттерла от крови пол, перемыла посуду, расставила по размеру баночки со специями в шкафу. Когда кухня засияла чистотой, а за окном едва-едва забрезжил рассвет, чтобы просто занять руки, принялась мастерить бабочек из лоскутов перевязочных бинтов, мотка алой нити и булавок.

С детства меня научили, как занять руки, но не как перестать думать. Перед мысленным взором проносились воспоминания, сворованные у Кайдена, бесконечная мрачная симфония одержимости взрослого мужчины незрелой девчонкой… мной. И последним оглушительным аккордом, после которого наступала пугающая тишина, был страшный сон, так похожий на явь, где он меня убивал. Он приходил снова и снова. Не знаю, кому принадлежал этот кошмар: мне, ему или нам обоим?

Может, кошмар походил на заразную болезнь, передавался по воздуху, и если бы Рой прикорнул перед камином, то во сне тоже попытался бы меня убить? Кто-нибудь, вообще, видит одинаковые сны?

- Куда я попал? – со второго этажа спустился взлохмаченный и заспанный знахарь. – И что здесь случилось?

- С твоей кухней случился порядок, - промычала я с булавками во рту. – Кай очнулся?

- Думаю, что еще пару часов проспит. Так что сиди, где сидишь, и делай то, что ты делаешь. Кстати, а что ты делаешь?

- Бабочек, – не поднимая головы, отозвалась я и осторожно, булавка к булавочке, приколола к тряпичному телу бабочку крылышки из неровных лоскутов, исписанных рунической вязью. – Если уборка не помогает успокоить нервы, то нужно делать какую-нибудь мелкую чушь. Только сегодня что-то плохо отвлекает от разных мыслей…

Из-под пальца брызнула голубоватая вспышка, и обрезки срослись без единого стежка.

Между тем, Рой снял деревянную крышку с ведра, зачерпнул ковшом воды, притащенной мною из колодца, и уже поднес ко рту, как замер.

- Эм… Ты осквернила мой дом светлой руной? – констатация факта почему-то прозвучала вопросительно, будто он не был уверен, откуда на очаге появился черный след после потушенной светлой руны «огонь». - Моя матушка, царство ей небесное, впала бы в истерику и разломала очаг одной силой мысли.

- Извини, не нашла, как зажечь, пришлось нарисовать. Руна бытовая и со временем исчезнет.

- Вообще-то, мы зажигаем очаг лучиной.

- Не догадалась, - отозвалась я, приращивая второе крыло, и перетянутая красной нитью гусеница превратилась в кривенькую бабочку. – Ешь кашу, пока не остыла. Она без перца.

- Кай говорил, что ты артефактор? – вдруг спросил Рой.

- Угу.

- Хороший?

- Неплохой.

- Пошла по стопам отца? Он тоже артефактор?

- Преподаватель истории и разбирается в создании магии, как дед Вудс в кулинарии, - пошутила я и вдруг обнаружила, что знахарь, затаив дыхание, следит за моими руками.

- Почему ты выбрала мужское ремесло?

- Почему ты стал знахарем?

Мы переглянулись.

- Оказался слишком слабым магом, чтобы стать паладином.

- А я - слишком сильным, чтобы изучать древнюю литературу. Думаю, что алхимик из меня тоже вышел бы недурственный, но бесит их одержимость философским камнем. Едва упомянешь, и они начинают вести себя, как чокнутые сектанты.

Взмахом руки я заставила бабочку с опавшими, словно увядшие лепестки, крыльями подняться в воздух. Тряпичная заготовка закрутилась в футе над столом. Краем глаза я заметила, что Рой застыл с открытым ртом.

- Свечусь? – усмехнулась уголками губ и раскрыла изуродованную темной руной ладонь.

В центре вспыхнула искра, крошечная, не больше семечка подсолнечника, но такая яркая, что сумрак зимнего рассвета растворился, словно в комнате засияло ослепительное солнце. Привычным движением я зажала искру между пальцами и вживила в тряпичное тело бабочки. В груди куклы мгновенно задрожал голубоватый огонек. Щелчок. Магическое сердечко забилось в такт моему собственному сердцу, а по тряпочным крыльям разбежались тонкие прожилки – светящаяся руническая вязь.

Бабочка ринулась по кривой к потолку, но стукнулась о стеклянный светильник. Сделала круг, теперь уверенный и сильный, не как глупое насекомое, а как у настоящая птица.

- Что она делает? – произнес Рой странным голосом.

- Учится летать. Удивительно, правда? - улыбнулась я. - Настоящее волшебство. Я испытываю благоговение, когда они оживают.

Между тем летунья уселась Рою на плечо, зацепилась красными лапками-нитками и сложила крылья. Знахарь пересадил бабочку себе на палец, внимательно присмотрелся к пульсирующему под тонкой перевязочной тканью огоньку, потер между пальцами крылья, изукрашенные тонкими голубоватыми прожилками сложного рунического плетения.

- Клянусь, мой мир больше не будет прежним.

- Почему? – хохотнула я.

- Всегда считал магию света примитивной. Что можно придумать, когда вы используете только один ключ и пририсовываете кружавчики? Но превращать ничто в нечто…

- Вообще-то, ничего сложного.

- Ничего сложного? – изогнул брови Рой. – Голубая кровь, ты ведь прибедняешься, когда называешь себя неплохим артефактором?

- Чуть-чуть, - согласилась я.

- Что ты еще умеешь оживлять? – полюбопытствовал он.

- Мебель.

- Надеюсь, ты от скуки не оживишь табуреты у меня на кухне, - тут же отреагировал он.

- Я не настолько жестока. – Я аккуратно сложила бинты и булавки, смотала остатки ниток и поднялась из-за стола. – Пойду к Каю.

- Не вини себя, - внезапно остановил меня знахарь. – Он сознавал, что вам не дадут спокойной жизни. Не сегодня, так завтра или через год, проблемы все равно начались бы, поэтому не вини себя.

- А если бы ты его не спас?

- А если бы он не спас тебя? – тут же переиначил знахарь, и меня точно окатили ледяной водой.

Когда мне было восемь, отец купил двух попугайчиков, выбрал из-за необычного мятного окраса влюбленную парочку. Но через седмицу кошка тетушки Матильды свернула самке шею, а еще через три дня осиротевший самец упал замертво прямо в клетке. Оказалось, что таких попугаев называли «неразлучниками», они погибали друг без друга, в прямом смысле слова.

И сейчас, после всех тех страшных воспоминаний Кайдена я вдруг осознала, что, кажется, мы тоже начинали походить на этих самых птичек. Если не станет одного из нас, как долго второй сможет сохранять рассудок? Сложный вопрос.