Священные монстры (портреты) - Лимонов Эдуард Вениаминович - Страница 34

Мистика пола - вот о чем писал Бок лет двадцать подряд. Ну, разумеется, у него есть и стихи о государстве и гениальная поэма "Двенадцать", где все же героиней и не последней появляется еще одна блоковская стерва "Катька", проститутка, конечно же.

"С офицерами блудила

Шоколад миньон жрала

С юнкерьем гулять ходила

С солдатьем теперь пошла".

Даже в революционной поэме о пришествии Нового Мира без проститутки Блок не обходится. В просторечии, по бульварному, можно назвать его "гениальный пиздострадатель", вот он кто, этот стеклянноглазый дэнди с гетевским носом. Он возвел "комплекс респекта" в правило искусства. А на земле спал с проститутками. И вновь и вновь перепевал "Незнакомку":

"Я сидел у окна в переполненном зале

Где-то пели смычки о любви

Я послал тебе черную розу в бокале

Золотого как небо "аи"

Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко

Взгляд надменный, и отдал поклон.

Обратясь к кавалеру, намеренно резко,

Ты сказала: "И этот влюблен!2

И тот час же в ответ что-то грянули струны

Исступленно запели смычки,

Но была ты со мной всем презрением юным

Чуть заметным дрожаньем руки..."

Блок упивался холодностью женщин-мраморных статуй, ужасался им, любил их. И спал с проститутками. Он часто бывал пьян и возвращался домой на Офицерскую уже под утро. Конечно, таким он нравился женщинам. Странно, но они его боялись живого, как священного монстра. Воспоминания и Ахматовой и Цветаевой говорят именно о трепете этих дам перед Блоком. "Я пришла к поэту в гости", - пишет Ахматова, а сама, наверное, выбирала с ужасом лучшее нижнее белье.

"Блок король и маг порока

Роль и боль венчают Блока", чья это эпиграмма я не помню, но это точно. Король и маг порока. Так же как Боб Денар король наемников. Выше никто не подымался. "Незнакомка" была популярна и в Сестрорецке и в Питере. "Мы незнакомки", - обращались к клиентам, по свидетельству современников две сестрорецкие девчушки - сестры проститутки. "Помогите, барин, незнакомке", шептала девочка у Пассажа.

А Люба Менделеева послужила только для того, чтобы заложить психологический механизм, основать эту пагубную страсть к проституткам. Сослужив свою службу, она могла уходить в "Потребсоюз" в драных чулках, эта Люба. Не она Прекрасная Дама Блока. Его Прекрасная Дама - та, из сестрорецкого придорожного кабака.

"И веют древними поверьями

Ее упругие шелка

И шляпа с траурными перьями

И в кольцах узкая рука".

Блок повлиял на меня навсегда. Аристократичный мистик - он заразил меня любовью к стервам. Вот эта подброшенная неизвестно кем в ванную книга (ванная не работала, так как не была подключена горячая вода) пятнадцатилетнему пацану сорвала башку. В нужный момент подбросили образ женщины, а у меня ведь не было никакого. Потому впоследствии в моей жизни и появлялись неумолимо стервы, в шляпах с траурными перьями. Елена Козлова была моей "Незнакомкой", и я честно ее со страстью обожал как волк. Позднее появилась певица Наташа Медведева в стиле Блока "Незнакомка" жила со мной и пела в ресторане "Распутин", пила мою кровь и все было согласно Блоку. Нет, я не жалею, что подобрал ту роковую книгу.

Нет-нет, я нисколько не иронизирую. У пацана из рабочего поселка не было образа ("имиджа" как сейчас говорят) желанной женщины. И вот Дьявол подбросил книгу. Подметнул.

Блок, конечно, не Великий поэт. Он поэт специальный. Его специальность - мистика пола. Как таковой он гениален в своей специальности. Это круче порнографии.

Родован Караджич: президент мертвой республики

В 1992 году осенью я попал в Пале - столицу Боснийской Сербской Республики. Вначале я правда встретился с генералом Радко Младичем, генерал в голубом тесном ему костюме на три пуговицы выглядел, я помню, переодетым крестьянином. Часа три, наверное, генерал, разложив карту на столе, втолковывал мне, какие военные заводы перешли в руки хорват и мусульман, а какие остались у сербов, и, в конце концов, попросил у России вооружение: вертолеты МИ-24 и еще всякие военные мощности. Затем мы поговорили о возможности поставлять Югославии нефть и нефтепродукты по Дунаю. К середине разговора я понял, что меня принимают за другого, возможно, за представителя Кремля, но не стал разочаровывать Младича. Через сутки я уже был в Пале. Ночевать меня привезли в деревянное мерзлое, не отапливаемое шале, где не функционировала канализация. А спать я улегся, выпив все содержимое бутыли сливовой водки, внизу в ресторане (ресторан как-то работал, хотя горячих блюд не было) и навалив на себя все белье и одеяла из своего и соседних номеров. Как раз догорел обрезок свечи, выданный мне внизу в ресторане, чтобы добраться до номера. Утром в окне обнаружилось ярчайшее солнце и роскошная природа гор: это были места использовавшиеся в 1980 году для Олимпийских игр в Сараево. В коридоре я познакомился с пожилой женщиной в нескольких вязаных кофтах. Она неплохо говорила по-английски и пригласила меня к себе на кофе. У нее оказалось в комнате нечто вроде керосинки. Кофе она приготовила отличный. Дама назвалась Беланой Плавшич, впоследствии она сменила Караджича на посту президента Боснийской Республики, еще позднее представляла Сербию в слепленной искусственно из враждующих сторон Босний сербов, а сейчас сидит в тюрьме международного трибунала в Гааге отправилась туда добровольно. Плавшич находила позицию Караджича чрезвычайно агрессивной, она считала, что с Западом следует быть вежливее и дипломатичнее, а уж Младича и вовсе она считала ястребом. Как ныне видно, все сербы - и ястребы и голубки - равно не устраивали НАТО и Соединенные Штаты, потому и голуб оказался в тюрьме, а ястреб и умеренный Караджич где-то прячутся. Тогда я покинул Пале, столичные сплетни и интриги, неизбежные в молодых республиках, меня не прельщали, к тому же грозила постоянная опасность быть вовлеченным в эти интриги, потому я с удовольствием уехал на передовую. В сербский плацдарм в самом городе Сараево - в квартал Гербовицу, где не отказал себе в удовольствии попасть сразу в несколько перестрелок. На пути обратно, идущую впереди в темноте, машину подбили. Затем я надолго застрял с четниками в Еврейски Гроби, ходил с ними в атаку (предместье Сараево - Еврейски Гроби названы так по находящемуся там старому Еврейскому кладбищу), пережил тысячу приключений, ходил по брошенным в грязь мусульманским лиловым знаменам с лилиями, получил в подарок от коменданта округа Вогошча пистолет фабрики "Червона Звезда". И оказался опять в Пале очень нескоро. Я сидел, помню, в военной столовой и обсуждал, как мне попасть через Париж в Москву к 24 октября - в это день должен был состоятся 1-ый учредительный съезд ФНС - Фронта Национального Спасения. За соседним столом сидели какие-то робкие парни, ясно не сербы. Журналистов же в эту сугубо сербскую элитарную столовку обычно не пускали. Она находилась в одном доме с аппаратом правительства. Один из парней подошел ко мне, представился: режиссер-документалист ББСи Пол Павликовски. Он читал мои книги по-английски и хотел бы сделать предложение. Он снимает по заказу ББС фильм о Караджиче и боснийских сербах. Он хотел бы, чтобы я проинтервьюировал Караджича для части эпизодов фильма. Участие в качестве интервьюера русского писателя, известного на Западе, сделает фильм живее. Я поинтересовался, сколько понадобится времени: три для. После этого они направляются в Белград. Я согласился.