Пират - Большаков Валерий Петрович - Страница 44

— Угомонись, — посоветовал ему Сухов, — а то кровью истечёшь.

Не упуская из виду рыжего, он обернулся к его сотоварищам:

— Что стоите? Помогите приятелю!

Те сразу задвигались — кто-то оторвал рукав рубашки, висевший на ниточке, чтобы утереть кровь пострадавшему, кто-то дал воды из фляги — её роль исполняла сушеная тыква-горлянка.

— Ты кто такой? — промычал рыжий, сморкаясь. — Должен же я знать, кого зарежу!

— Геро-ой… — презрительно затянул Олег и сплюнул. — Ты бы лучше не над испанцами изгалялся, а пошёл бы, да и перебил краснокожих надсмотрщиков! Что, боишься? Конечно, куда легче своих мордовать!

— Какие они мне свои? — гаркнул англичанин, вызверясь. — Они — испанцы и паписты!

— А ты англичанин и дурак! Мы все тут, как в одной лодке, и враг у нас один — это майя! И они снаружи храма, а не внутри! Гляди, сколько тут с тобой народу собралось — десять, нет, одиннадцать… двенадцать… Двенадцать человек! Отряд? Хрен там! Ты не можешь их повести за собой, тут все поврозь! Испанцы кучкуются отдельно, и мулаты вон в сторонке жмутся… Ирландцы — вы же ирландцы? — вот! Они тоже сами по себе. Нет отряда, есть сброд!

— А мне отряд не нужен! — заорал рыжий.

— А мне нужен! — отрезал Сухов. — Я не собираюсь, как ты, лизать задницы краснокожим да угождать им по-всякому, лишь бы не прибили! Лично мне здесь делать нечего. А вам? — повысил он голос.

Народ смущённо затоптался, запереглядывался.

— Индейцев много… — проговорил кадыкастый француз, чья лысая голова была обмотана шарфом.

— Вздор! — отмахнулся Олег. — Побеждает не тот, за кем сила, а тот, за кем правда! Надо только верить в себя да в товарища. Ну и желательно не трусить.

Оглядев всех, Сухов сказал обычным голосом:

— Меня звать капитан Драй. Местный касик, благодаря которому мы все здесь, мечтает меня кокнуть. Лично я хочу этого вождя недоделанного опередить — и свалить отсюда! Кто со мной? Да не надо глазки тупить, вы не юные монашки, узревшие голого настоятеля! Я же не зову вас построиться — и атаковать майя. Всему своё время. Вы просто подумайте, есть ли в вас силы, готовы ли вы добиваться воли — и необязательно сообщать мне об этом. Со мной — вон! — друзья, и я в них уверен. Мы можем и сами уйти, но, если все вместе, так же сподручнее!

— И сказал Христос, — торжественно провозгласил полнолицый, румяный англичанин, заросший курчавым волосом, — «Кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч». Меня Илайджа звать, — представился он, — и сил у меня хватает.

— Нашёлся, умник-разумник! — продолжал бурчать рыжий, косясь на новенького. — Думаешь, первый такой? Были тут говоруны и до тебя, тоже болтали красиво да складно! Так их всех давно местные стервятники склевали. Когда у болтуна из груди сердчишко евойное достают, остальную требуху выбрасывают на помойку! Скоро они и тебя разделают!

— Пробовали уже, — ухмыльнулся Олег, — но им очень не повезло в жизни. Ладно, как звать?

Британец посопел разбитым носом и буркнул:

— Джимми Кид.[35]

— Имя — так себе, — прокомментировал Сухов, — а вот кликуха тебе подходит. Ладно, Малыш, хватит на сегодня резких движений. Чую, скоро погонят нас…

— Твоё чутьё не обмануло тебя, — послышался голос де Альварадо. — Берём орудия труда — и вперёд! Наведаемся в усыпальницу древнего халач-виника, вождя вождей!

Колонну пленных, вооружённых лопатами, ломами, кирками и прочим шанцевым инструментом, привели к подножию громадной пирамиды, чьи ступени возвышались над травянистой площадью никак не меньше чем футов на полтораста.

Величественное сооружение больше напоминало скалу, чем нечто рукотворное, но крутые, высокие ступени, изузоренные иероглифами, убеждали в обратном.

Когда бледнолицые поднялись на самый верх пирамиды, запыхались все.

Дон Хусто показался с краю плоской крыши храма, и не было заметно, что метиса мучила одышка.

— Майя не интересовались золотом, — заговорил он, — им больше нравились прозрачные камни, вроде нефрита. Но тут, в этой пирамиде, захоронен вождь тольтеков, для которых золото имело ценность. К усыпальнице ведёт лестница. Она, правда, присыпана землёй, чтобы такие, как вы, не добрались до места вечного упокоения халач-виника. А лопаты для чего? Копайте, копайте… Доберётесь до пола, вскроете центральную плиту — и вниз. Мм? Ну что стоим? Начали! И давайте без шуточек, ладно? Особо непонятливых воины спустят с этой лестницы кувырком, а то, что долетит до земли, достанется трупоедам сельвы. Начали, начали!

Сухов глянул на дона Хусто с прищуром и забрал у худосочного испанца заступ.

— Имя? — спросил он, привыкая к варварскому наречию из смеси английского, французского и испанского с индейским.

— Мигель, — ответил худосочный.

— Бери своих, хватай мешки — будете землю вытаскивать.

Измождённые «гранды» охотно подчинились, а Олег вошёл в тень храма, да и вогнал заступ в утрамбованный грунт. Пыль веков…

Покопать в охотку не выходило, пришлось подолбить ломом да киркой. За час работы удалось углубиться… ну где-то по колено. А потом заступ звякнул, дойдя до каменного пола.

Ширкая по плитам, лопаты в натруженных руках живо очистили всё помещение храма. Центральная плита выделялась величиной, к тому же по краям у неё имелись особые отверстия, словно для того, чтобы будущим грабителям могил было проще подсовывать ломы.

— Взялись!

Зазвякал шанцевый инструмент, навалились Малыш и Толстяк…

— Пошла! Пошла!

— Ты не ори, Беке, а подцепляй! Вон киркою!

— Всё! Готово!

— Перехватываемся!

В итоге слаженных усилий плита встала торчком и с гулом рухнула, раскалываясь надвое. Под нею открылся неширокий лаз и всего одна ступенька очень крутой лестницы, всё остальное было забито землёй и глиной, круто замешанной на гравии.

Копать такую «затычку» было настоящим мучением, но, ежели не вкалывать, майя не станут кормить пленников — на первый раз. А второго раза не будет, их просто перебьют и заменят другими белыми, более покладистыми. Об этих мелочах жизни Олегу поведал Мигель.

Вот и врубался Сухов в неподатливую землю. Изнемогши, взбирался на карачках вверх, подышать — и снова вниз, на смену «проходчику» из своих или англичан.

Ниже пятой ступени земля была хоть и утоптанной, но без камней.

День ушёл, чтобы заглубиться на один пролёт. Вторник, среда, четверг…

Испанцы уже еле таскались, выгребая мешок за мешком, да и дышать становилось всё труднее.

Олег хапал воздух ртом, сердце, бедное, колотилось о рёбра, требуя кислорода, но духота подземелья не позволяла наполнить лёгкие живительным о-два.

И вот самое дно. Сухов сидел на ступеньке, хрипло дыша ртом, раз за разом облизывая пересохшие губы.

В тусклом свете факела вырисовывался проход, заложенный сырцовым кирпичом. Но сил ломать перегородку у Олега просто не было. Кончились.

И тут долетела радостная весть: «Отбой!»

Встав, Сухов пошатнулся. Нынче его свободолюбивые мысли подразвеяло, угасли все желания, кроме одного-единственного. Упасть — и лежать. Долго-долго. Умереть, уснуть и видеть сны, быть может… Ага, щас!

Деятельная натура взбодрилась и поволокла истомлённое тело наверх, к солнцу, к воздуху, к хлебу насущному.

Наверху между тем уже отпылал закат. Пленники на трясущихся ногах едва спустились с пирамиды и поплелись в лагерь, разбитый у храма, на площади.

Здесь горели яркие костры и тянуло будоражащими аппетит запахами. Белых отвели в просторное помещение с высокими стенами, на которые опирались каменные плиты свода, стопой сходясь к потолку.

Красные отсветы с площади проникали внутрь через маленькие треугольные оконца. Комфортными условия содержания пленных назвать было нельзя — тонкая циновка на земляном полу — вот тебе и весь комфорт.

Но вот кормили тут неплохо, грех жаловаться — каждому досталась глиняная миска тушённого мяса с бобами. Ложек, естественно, не было, «пипл хавал» с помощью маисовых лепёшек.