На закат от Мангазеи (СИ) - Че Сергей - Страница 61

- Говори.

- Покойничек у нас на борту, как ты знаешь. Надо бы его похоронить в морской пучине по нашему обычаю. Но не там, где нас настигнет гнев Нума. Есть в этих водах место специальное, глубокое, туда мы своих погибших братьев отправляем на вечный покой. Там находится отверстие в нижний мир, прямая дорога в благословенные земли. Оно недалеко, почти по пути. Уважим погибшего, принесем жертвы. Авось и духи смилостивятся, пропустят нас на тот берег без ущерба.

Воевода посмотрел на Шубина.

- Есть на это время?

Тот пожал плечами.

- Если по пути…

- Ладно, Сокол. Правь на свое кладбище. Но не забывай, я за тобой слежу.

Шубин уступил место за рулевым веслом.

- Я помню, воевода. Я все помню, - Сокол чуть повернул руль по ветру, и лодья немного изменила курс.

Они шли долго, переваливаясь с одной ленивой волны на другую. Берег уже скрылся с глаз, а солнце все также висело в серой мгле красным холодным пятном. И все также нависала с севера черная стена. Ее брюхо временами озаряли бледные сполохи, и тогда Макарину казалось, что там, за бугристыми тучами, носятся какие-то гигантские тени.

Разбои споро бегали по палубе, то натягивая, то отпуская снасть паруса. Атаман крепко держал руль и умело лавировал меж волнами, тихо напевая какую-то пошлую казачью песню о браге и сокровищах.

Шубин стоял на носу и напряженно вглядывался вперед. Потом прошелся вдоль бортов, трогая крепления и проверяя узлы. Подошел ближе и мрачно сообщил:

- Ветер меняется. Несет бурю нам наперерез. Времени совсем мало.

Воевода привстал со своего лежака.

- Эй, Сокол! Где твое кладбище? Еще немного и нам придется о нем забыть.

- Совсем близко, воевода. Скоро вы сами его увидите.

- Как можно его увидеть? Море же везде одинаковое.

- Море везде разное, воевода, - сказал Сокол. – У берега одно, на глубине другое. А здесь не простая глубина. Здесь она бездонная.

Вскоре Макарин заметил, что настала тишина. Ветер стих, и улеглась качка. Лодья больше не переваливалась с борта на борт, зарываясь носом в водяные бугры.

- Все, государевы люди, - возвестил атаман. – Прибыли. Ребятишки, убирайте парус.

Разбои потянули тросы, и рея с парусом медленно сползла вниз. Макарин встал и выглянул за борт.

Море было спокойным. Совсем рядом, за кормой, мерно ходили высокие волны, а здесь, перейдя невидимую границу, они успокаивались, оставляя после себя лишь мелкую рябь. Но даже ряби не было там, куда лодья продолжала плыть. Там, по курсу, море становилось непроглядно черным и плоским, и эта тьма притягивала взгляд, погружала в себя, заставляла смотреть, не отрываясь.

- Лесные люди верят, что именно сюда попадают души умерших, - сказал Сокол. – Сперва они плывут по великой Оби, и каждый идол на ее берегах следит за ними, чтобы мертвецы не ушли с дороги обратно в леса и не мешали живым. Потом они выходят в море и добираются сюда. Старики сказывали, что раньше здесь был остров, и на этом острове был вход в подземный мир, который сторожили менквы. А потом остров ушел под воду, и вход ушел вместе с ним. Теперь душам лесных племен сложно, им приходится плыть в глубину. Лесные люди не любят морскую воду, хоть живые, хоть мертвые. Зато нам хорошо. И море мы любим, и с чудищами разбираться не надо. Наши мертвецы попадают в загробный мир прямиком и без долгих путешествий. – Он повернулся к стоящим у мачты четырем разбоям. – Ну что, дети мои. Помянем соратника Аришту. Покойник был человеком, конечно, гнусным, много пил, много воровал, в том числе и у нас, но особого зла мы от него не видели. Не правда ли?

Разбои глухо загомонили, соглашаясь.

- Сделаем так, чтобы он на нас не обижался, когда мы его по ту сторону повстречаем.

Скрюченное тело лежало у правого борта, ближе к корме, привязанное к гребным банкам. Раздутая переломанная нога все также торчала вверх, и одному из разбоев пришлось изрядно потрудиться, чтобы опустить ее. Сокол достал из подсобной каморки испещренную корявыми знаками потрепанную хламиду, напялил ее поверх кафтана. Двое хмурых поморцев выудили откуда-то почерневшее бревно, деловито протащили его через всю палубу и поставили на попа рядом с покойником. Увидев на бревне грубо вырезанные круглые глаза и оскаленный рот, воевода сплюнул и отвернулся.

- Все ж таки дыба по ним плачет, - сказал он. – Местные воры ладно. Но наших отступничков точно бы проучить не мешало. Нет ничего хуже, чем предать веру предков.

- Разные ситуации в жизни бывают, - ответил Макарин, и воевода глянул на него с презрением.

- Ты, дьяк, в своих европах точно лютеранином заделался. Еще скажи, каждый свою судьбу выбирает. Сейчас ты им позволяешь веру менять, а завтра они тебе на шею сядут.

Разбои тем временем расстелили широкое полотнище и принялись заворачивать в него тело. Сокол стоял над ними, медленно раскачиваясь и что-то тихо напевая. В одной руке он держал широкую металлическую чашу, полную потемневшего ячменного зерна. Иногда он черпал зерно пригоршнями и щедро сыпал его на саван, будто сеял на поле. Напоследок, перед тем как завернуть саван окончательно, туда положили прямой палаш с зазубренным лезвием, видимо, принадлежащий покойнику. Готовый длинный сверток обвязали обрезком каната, к концу которого прикрепили тяжелую металлическую болванку с выбитыми на ней кругами и спиралями.

- Боятся, что всплывет, - хмыкнул Кокарев.

Сокол достал из чаши большой кусок чего-то мягкого, темного, и Макарин не сразу понял, что это кусок сырого мяса. Атаман измазал им оскаленный рот идола, провел сочащиеся полосы по деревянному лбу и щекам. Потом жадно откусил и передал мясо соседу. Разбои по очереди рвали жилистый кусок, жевали, чавкали, и темная кровь стекала по их бородам и голым подбородкам.

- Не могу на это смотреть, - сказал воевода и снова отвернулся.

Сокол выбросил остатки мяса в море. Двое поморцев взялись за края свертка, подняли на плечи и резко перевалили за борт. Покойник с громким плюхом вошел в воду, и металлическая болванка тут же потащила его на дно. Макарин смотрел, как он быстро исчезает в темной толще, то ли серой, то ли синей, то ли зеленой. Ничего не было видно в этой пустой воде, только бледное расплывающееся пятно савана. В какой-то момент дьяку показалось, что он увидел какую-то длинную мелькнувшую рядом с покойником тень, но она исчезла так быстро, что скорее всего ее и не было. Прошло несколько мгновений, и от ушедшего на дно покойника остались только несколько вспухших на поверхности пузырьков.

Сокол хмуро огляделся.

Ветер налетел внезапно с севера и покрыл море рябью. Где-то вдали громыхнуло.

- Эй, разбойнички, - вскочил Кокарев. – Если не хотите вслед за другом отправиться, живо за работу!

Сокол нехотя махнул рукой, и разбои принялись поднимать рею. Новый порыв ветра рванул парус, затрещали крепления. Тень упала на лодью. Подняв голову, Макарин увидел быстро наступающие низкие тучи. Весь север был затянут черной мглой, и море в той стороне терялось в бешеном мареве.

- Бури в этих местах стремительные, - сказал подошедший Шубин. – То на одном месте стоит, а то накинется, словно волк на овцу. Не угадаешь.

- Хочешь сказать, что нам ее не миновать? – вскинулся воевода.

- Пока есть время. Ежели пойдем по ветру, можем успеть пройти краем. Посудина хоть и воровская, но крепкая.

Вдали полыхнула молния. И в тот же момент заорал Хадри.

Он стоял у носовой корги, держась одной рукой за линь, а другой указывая куда-то вперед по курсу.

- Черт, - выругался Шубин. – Этого-то я и опасался.

- Этого это чего? – брюзгливо вопросил Кокарев.

- Слышал я об этом месте от купчин мангазейских. Они не просто так его стороной обходят, к берегу жмутся. Да как-то не придал значения, когда разбойник о своем кладбище заговорил.

Шубин не договорив ринулся к противоположному борту. Макарин увидел, как Хадри спрыгнул с корги и наставил самопал на ближайшего разбоя.