Амарант (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone" - Страница 22

— Остановись! — кричу изо всех сил, срываясь с места.

Лидия забирается под кровать, испуганно вопя, а я оказываюсь между ними.

— Нельзя! — как собаке запрещаю Велю, выставляя вперёд руки.

Воспоминание обрывается, новое совсем не весёлое. Пара мгновений, а мы уже на крыше в том самом месте, где очнулась. На мне совсем свежая кровь, я стискиваю бёдра, оседлав мужчину, яростно совокупляясь как самый настоящий зверь. На его теле остаются борозды от когтей, которые моментально затягиваются. Мы двигаемся в едином ритме по-звериному огрызаясь друг на друга, словно готовые сорваться и вцепиться в глотки друг друга.

Барабан замолчал и волчья пелена моментально спала. Испуга и страх, я слезаю с него, заползая в угол, сворачиваясь клубком. Вель, не видя ничего перед собой, как сомнамбула скрывается из виду. Видение стирается, возвращая реальность.

— Там был кто-то ещё, — так заканчиваю пересказ воспоминаний. — Он хотел, чтобы ты отведал плоти Лидии, но я помешала ему. Не помню как.

Воспоминания ужасны, но в них было кое-что, что дало облегчение нам обоим. Мы виновны в гибели Лидии. Но мы её не убивали.

***

Мы проговорили до самого рассвета. В эту ночь барабаны не сбили, не испугали. Нам и без них было чего бояться. Особенно мне, ведь я помнила на своих пальцах когти. Это искажение воспоминания или же…? Мы не говорили о том, что было между нами. Эта тема моментально превратилась в табу и я не знала, как на это реагировать. У нас был жёсткий секс и это не то, что можно стереть из памяти. Хотя постой… именно это и произошло.

Кто я после этого? А после того, чем мы занимались сегодня вечером? Отсутствие укуса на шее не делает меня свободной женщиной. Как могла позволить чувствам взять вверх? Я животное или всё-таки человек разумный?

Необходимо найти ответ на этот вопрос до того, как встречусь с Лико и Арманом. Не хочу быть той, кто не несёт ответственности за свои действия.

***

Это называется дежавю. Мы опять на площади перед воротами, ждём отхода отряда. В этот раз Брона остаётся — она больна и муж находится при ней неотрывно. Михо под за́мком, надёжно запертый в тюрьме, а Дельмир с Вельямином готовятся к новой схватке. В этот поход их сопровождает около сотни мужчин, среди которых есть как волки, так и крупные люди. Ни одной женщины. Как объяснила поправившаяся Хельга — Вель опасается, что волчиц дикие могут поработить. В этом мире сильные женщины на вес золота. Получается хорошее потомство. Поэтому воительницы остались охранять замок.

Ночью ударили морозы, солнце в одиночестве ослепительно сверкает на небосводе, щёки щиплет холод, тёплая шаль поверх зимней шубы едва-едва спасает уши от обморожения. Завидую волчьей выносливости — они спокойно переносят тридцатиградусный мороз.

Вельямин выдал дочери напутственные указания. Если они не вернутся в течении двух недель, а барабаны продолжат сводить с ума — она должна собрать отряд и выслать его по горному маршруту к ближайшим соседям за помощью и чтобы отправить письма в столицу. Также сегодня плотники и кузнецы займутся укреплением людских жилищ. Ночью несколько волков сошли с ума и напали на соседей. Слишком рано, кан-альфа опасается бунта. Всем волкам мужского пола предписано с этого дня на ночь запираться, связывая себя металлическими наручниками. Защиту на себя берут женщины, как менее уязвимые к проклятым барабанам.

Самый худший сценарий, как рассказал ночью Вель, это если они не вернутся до полнолуния и барабаны продолжат сводить с ума. Тогда все старания — тщетны. Воительниц не так много, чтобы остановить нападение диких. И не каждый волк вернётся из безумия. Мы будем беззащитны сами перед собой. Следом идёт кровавая баня, в которой ни один человек не выживет. Уже сейчас самые пугливые покидают городские стены и отправляются в дальние деревни рассчитывая перезимовать там. Не самый лучший выход, но слишком многие помнят, чем всё обернулось пять лет назад.

Вель отозвал в сторонку. Он почти шептал, чтобы никто не подслушал наш разговор:

— На ночь запрись с Хельгой в её комнате и никому не открывай дверь. Михо сидит в клетке, но у него могут быть сторонники, другие павшие. И… — мужчина запнулся, — держись, Елена. Мы не знаем, что в точности произошло в ту ночь, но если дикость влияет на тебя…

— Я справлюсь, — мрачно взглянула на него, слегка искривившись в жалком подобии улыбки. — Не впервой.

— Не дай себя в обиду, Елена, — поддержал он, тяжело вздыхая. В его глазах застыла вся вселенская скорбь. Тяжело быть кан-альфой. Тяжело нести весь мир на своих плечах.

Сидя на низкорослом коне, к нам подъехал Дельмир. Он значительно посвежел за ночь, раны зажили, на щеках проступил несвойственный им румянец. Уверенно держась в седле, остановился на расстоянии вытянутой руки. Я даже увидела, как он шумно втягивает носом запахи на волчий манер. Цокнув языком, выдавил улыбку.

— Бурная ночка? — наша мрачность не сбила его настрой. — Елена, вы выглядите обворожительно, как и всегда!

Его слова вызвали сильное удивление на лице Веля. Дельмир всегда отличался особой тяжестью и видеть его почти весёлым сравни чуду.

— Вы мне льстите, — выдавила из себя первое, что пришло на ум.

— Отнюдь, — закончив с любезностями, он перешёл к делу. — Лэрд, вы уверены в своём решении вновь оставить замок на Ахлика?

— Да, — хмуро ответил он. — Ты мне нужен в лесу. Ахлик усвоил урок. Дикий пойман, а с разбушевавшимися волками он справится. Ему поможет Брона и Хельга.

— Воля ваша.

Они говорили на своём языке и про себя мне в голову пришла странная мысль — никогда не думала, что так быстро освою такой сложный и чуждый язык. Казалось, что не учу его, а вспоминаю.

***

Я совсем не спала, но не чувствовала усталости. Когда отряд покинул территорию города-крепости, я осталась одна. Марго отправилась заниматься городскими делами, пока Ахлик отсутствовал, а мне в голову пришла весьма любопытная мысль навестить Михо. Если это он был в ту ночь в моей комнате, хочу знать это наверняка. Надеюсь он будет в состоянии ответить на мои вопросы.

Дорога до тюрьмы заняла почти час. Гораздо быстрее, чем раньше, но не так быстро как хотелось бы. Хромота никуда не делась и больше нет ничего, что могло бы помочь регенерировать мышцы на ноге. Как и на руке. Всего лишь куски мяса и плоти, а сколько в них сокрыто. Медленные прогулки настраивают на странные раздумья. Спрашиваю себя, как могла делать то, что делала, когда так слаба? Боль не прячется в голове. Снимая одежду, вижу жуткие шрамы, следы штопки, впалость на месте самого страшного укуса. Удивительно, что не снились кошмары. Удивительно, что я всё ещё жива.

Тюрьма рассчитана всего на десять заключённых и представляет собой подвальные комнаты, запертые в основании замка, в горной породе с плотными стенками и мощными решётками, узкими проходами и жаркой температурой. Влажное и тягостное место. Освещение камерное в виде небольших светильников, едва-едва разгоняющих темноту. Есть общий зал, где на стенках висят кандалы с различными ошейниками и странными конструкциями, видимо предназначенными, чтобы удерживать волка в нужном состоянии и не давать ему обратиться. Возле входа один-единственный охранник, что удивило — у Михо могут быть сторонники. Мужчина безучастно пялится в стенку перед собой. И также равнодушно пустил в коридор с клетками. Вель обещал дать мне возможность поговорить с Михо и слово своё сдержал.

Дикого поместили в самую дальнюю комнату, где света от фонарей не хватало, и его зарешёченная клетка терялась во мраке. Я не видела мужчину, только чувствовала его присутствие. Как нечто тяжёлое с тёмной энергией. Пучок злости, закованный в кандалы, собравшийся в одном месте. Каждое движение сопровождалось невыносимым скрежетом, от которого ныли зубы — соприкосновение металла и камня сравнимо с ногтем по стеклу. Эти звуки пробирали до костей и я облизнула губы, пытаясь сбросить нервное напряжение.

Я не знала, каким увижу его. Будет ли он вести себя как разумный или же передо мной предстанет зверь? Тьма нисколько не облегчала задачу, а подойти ближе к камере не решалась. Вместо этого отправилась в начало коридора, стащила со стены один из светильников и вернулась с ним обратно. Так увидела сгорбившуюся фигуру в дальнем углу камеры, царапающую каменный пол остатками когтей. Поодаль валялись огрызки и кости — всё, что осталось от скудного завтрака.