Сияй, Бореалис! Лоскутки (СИ) - "Liz Elzard" - Страница 33

— Ты где была, дурында? — разразился ропот Барислана. — Мама весь мозг мне изъела из-за тебя, глупая! Полночи по городу таскался. Вали домой, тебя там ремень ждёт.

— Отпусти, Бари! — оттолкнула брата та. — Не пойду я домой!

— Мне тебя что, силком тащить? Обнаглела? Мне к выпускным экзаменам готовиться, а ты тут выпендриваешься.

Рядом нарисовался Шинан.

— О, нашлась уже? — приветливо улыбнулся он.

— Ага, нашлась, — буркнул Барислан. — Теперь домой её вернуть надо. Слышь, чтоб домой пошла прямо сейчас!

— Не пойду! — запротестовала Лирет.

— Подзатыльника захотела? — показал кулак брат.

Девушка юркнула за спину непричастного Шинана. Тот, как обычно, оказался в самом эпицентре событий, а теперь ещё и чувствовал себя заслоном.

— Да ладно, Бари, всё же обошлось, — неловко заулыбался парень. — Чего ты так бесишься?

— Чего я бешусь? — ухмыльнулся тот. — У меня как бы тоже нервы есть. Лирет, живо домой пошла!

— Не хочу!

Барислан чертыхнулся, злобно двинувшись на Лирет. Та спряталась за Шинаном так, что её стало совсем не видно. Высокий парень растерянно замер на месте.

— Бари, да чего ты? Может, сходим лучше мороженое поедим или пиццы? Зачем скандалить посреди улицы? — протараторил Шинан, чувствуя, как очки медленно запотевают.

— Да сколько уже можно потакать ей, Шин! — возмутился Барислан. — Тебе вообще нельзя с девчонками общаться.

Он моментально остыл: предложение поесть мороженого прозвучало весьма заманчиво.

Они заглянули в кафешку и уселись за столиком у окна. После беспокойной ночи Лирет вдруг почувствовала, что желудок совсем иссох. Она не отказалась бы от большого куска пиццы. У Шинана, впрочем, не было другого выхода: сам предложил — сам заплатил. Спустя мгновение на столе круглела горячая пицца. Лирет с удовольствием впилась зубами в аппетитный треугольник, плавленый сыр так и потянулся нитками. У девушки глаза заслезились: горячо.

— А чего ты домой не хочешь идти? — поинтересовался Шинан. — Боишься, что ругать из-за музыкальной школы будут?

— Ничего я не боюсь, — с набитым ртом буркнула Лирет. — Я просто не хочу слушать о том, что я должна искать другое занятие.

— А придётся, — хмыкнул Барислан. — Не будешь же ты на улице жить, хотя я не против: твои сопли тогда тоже на улице останутся.

— Лучше уж так, чем слушать родительское завывание про выбор профессии и про то, что мой собственный выбор неверен. Зачем мне нужно это? Я сама вправе решать, кем мне быть, — девушка угрюмо сложила руки на груди.

— Как же я тебя понимаю, — вздохнул Шинан. — Моих так вообще трудно убедить в чём-то: каждый день про технологический институт говорят, мол, по стопам сестры нужно идти. Впрочем, они уже решили, что для меня лучше, и усердно толкают поступать туда и только туда. И больше никуда.

— Выходит, ты после выпуска покинешь группу? — изогнул бровь Барислан. — Печально будет.

— Черта с два, — хмыкнул тот. — Я всегда найду время для любимого занятия.

Барислану повезло куда больше: никто не возражал насчёт его решения податься в музыкальный колледж. Впрочем, братец умел и мог играть чужую музыку так же, как и свою. Лирет задумчиво жевала пиццу, пока в голову не закрался интересный вопрос.

— Ребят, а зачем вы создаёте музыку?

Повисла тишина. Шинан громко проглотил лимонад.

— Что значит — зачем? — нахмурился Барислан. — Мне так хочется, вот и играю. Точнее мы играем, и нам так хочется. Я хочу стать известным певцом, чтобы нас узнавали на улицах и брали автографы. А если песни наполнить смыслом, добавив к ним крутую музыку, то ва-а-аще улёт выйдет — будут слушать на повторе. Ради этого стоит играть.

— А я не ради славы играю, — пробормотал Шинан и снял очки, принявшись их аккуратно протирать краем футболки. — Мне просто нравится играть, да и прано-психологи говорят, что любимые занятия снижают уровень стресса и стабилизируют колебания праны. У человека обязательно должно быть какое-то увлечение, иначе он просто с ума сойдёт. Ну, мне так кажется. Я когда неделями не притрагиваюсь к гитаре, становлюсь нервным.

— Не ради славы он играет, — проворчал Барислан. — Зачем тогда в группе у меня играешь? Обманщик.

Он выхватил у того очки и примерил.

— Да чего ты, Бари? Не надо ругаться, Бари. Давай поедим пиццы, Бари? — принялся пародировать друга Барислан. — И девочек не обижай, Бари, я их сильно люблю. Всех и каждую — утю-тю-тю. Собираю гарем, — вытянул губы трубочкой он.

Лирет прыснула со смеху.

— Вот такого я точно не говорил, — смущённо нахмурил брови Шинан, отобрав свои очки.

***

Взрослые вряд ли когда-либо поймут, что порой рвение к мечте может дать вторую жизнь. Лирет до сих пор искала ответ на главный свой вопрос: зачем этому миру нужна именно её музыка? Теперь девушка была свободна от плена требований и постоянных упрёков. Руки боялись прикасаться к скрипке после того штормового вечера, как будто бы на струнах ещё оставался влажный солёный холодок. Сегодня же Лирет снова взяла футляр и отправилась гулять после школы, оставив дома все ссоры и неприятные разговоры.

Небо хмурилось. У привокзальной площади привычно гудели машины, люди шли по своим делам, хмурые и равнодушные — не напрягая глаз, можно было подумать, будто в этом мире полностью иссякла магия. Девушка шла неторопливо, оглядываясь по сторонам, словно кого-то разыскивала среди суетного серого мира. Она исполнилась странного чувства, подталкивающего сыграть какую-нибудь весёлую мелодию прямо сейчас. Лирет всё ещё сомневалась, но она быстро вспомнила, что теперь свободна, что её музыка особенная. Как же выпутаться из этих вязких нитей? Сомневаться можно весь этот день, потом неделю, затем год и больше. Время пройдёт, и башенные часы зайдутся полуденным звоном.

Прохожие, как слепцы, всегда спешат по своим заботам, ходят одними дорогами, иногда пересекаются, но не видят друг друга. Лирет взяла скрипку: она так приятно легла в руки. Между людьми проскользнула мелодичная ниточка, пока ещё никем не замеченная. Девушка, будто по канату, неторопливо шагала по брусчатке, наигрывая мелодию. Вначале было страшно, а затем страх замер и растворился где-то позади. Лирет вздохнула глубже, пуская прану по струнам, — и вот несколько чужих глаз мимолётом скользнули по ней. Девушка ловко покружилась, выпустив светлячков, а над головой загромыхал гром, но она не собиралась прятаться от наступающего дождя: в тот момент что-то вдруг ожило, распустилось и зацвело в душе. Лирет медленно погружалась в собственный этюд. Забарабанил дождь и постепенно обратился в шумящий ливень. Люди заспешили, зашевелились, раскрывая зонтики, кто-то, ожив, мчался промокший до нитки под навес. А посреди площади, посреди всей суеты, сбросив босоножки, босиком танцевала девушка со скрипкой, превращая невзрачные серые капли в часть своей музыки.

Лирет закружилась в вихре нитей-светлячков. Ноги шлепали по лужам, разбрызгивая искры. Одежда, волосы — все промокло насквозь, но из груди вырывался лёгкий звонкий смех. Свобода от рамок, свобода от унылых бесплодных занятий — самая настоящая свобода взметалась со струн. Ви-Ви тоже смеялась: мелодично и щекотливо звонко. Ещё никогда девушка не чувствовала себя настолько живой и счастливой. Посреди промозглого майского дождя её танец выглядел безумием — но каким безумием! Золотой свет расплескался в дожде, подхватывая капли. Светлячки, бабочки и длиннохвостые драконы, сотканные из праны, летели в стороны. Люди замедлили шаг, остановились и оторвались от своих мыслей, прислушавшись к мелодии. Каждому вдруг захотелось прикоснуться к порождениям той самой фальшивой симфоники: дети выглянули из-под зонтов ловить светлячков, сварливые старушки протянули ладони дождю, парочки засмеялись, ловя бабочек, и даже тот бездомный, приютившийся на крыльце вокзала, поймал грубыми ладонями светящегося дракончика и отчего-то заулыбался.

Никем не замеченный парень в чёрном балахоне, осторожно сжал в руке светлячка. Так тепло.