Кто есть кто - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 11

Они учились в одной школе, Ленка в десятом классе, а Вера в восьмом, и, казалось бы, между ними непреодолимая пропасть, но Вера заинтересовала склонную к авантюрам Ленку своей сиротской неприкаянностью, которая в том возрасте воспринималась ими как независимость. Вера идеально подходила для компании: с ней можно было запросто исчезать из дома, ездить на рок-концерты в областной центр, тусоваться там с местными рокерами в рок-клубе, а то и смотаться «на собаках» в Москву.

Электричками, а где и автостопом дня за два они добирались до столицы и сразу шли на Арбат «искать вписку» на ночь у местных хиппи. В то время старые дома в районе Нового Арбата, в переулках вокруг Малой и Большой Бронных, стояли выселенными под реставрацию, и если не находился «цивильный флэт» — чья-нибудь нормальная жилая квартира, то к ночи вся тусовка пробиралась ночевать в пустующую квартиру.

Это была настоящая «профессорская» московская пятикомнатная квартира. Такие Вера видела раньше лишь в кино: гигантские комнаты с широкими, двустворчатыми дверными проемами, высокими лепными потолками, большими окнами, выходящими в уютный мощеный переулок с узкими тротуарами и домом напротив, на котором по зеленому фасаду лепятся белые львиные морды между гирлянд в античных вазах... Неужели в такой квартире можно жить? Каждый день смотреть в это окно и испытывать те же чувства, что и у простых смертных: скуку, печаль, досаду на дождливый день?.. Вещи, брошенные в квартире прежними хозяевами при переезде, давали Вере смутное представление о той настоящей жизни, которой следует жить: всякие безделушки, открытки, пустые бутылки причудливой формы с золотыми этикетками, с наплывшими разноцветными свечами, монументальный деревянный буфет со сломанными дверцами, рваное рыжее канапе, обитое кожей, кресло без ножки с низкой полукруглой спинкой и сломанными подлокотниками в форме голов грифонов...

— Ты представляешь, вот это жизнь! — восхищалась Ленка, сидя на широком подоконнике «профессорской» квартиры, пуская сигаретный дым в мутное оконное стекло и любуясь на арбатский переулок. — Вот куда надо всеми силами рваться. Только тут и можно чего-нибудь добиться, иначе закиснешь в своем колхозе и к двадцати пяти годам превратишься в толстую кобылищу с золотыми зубами, с химией на полголовы, сопливыми детьми и мужем-алкоголиком... Нет, мать, надо любой ценой затусоваться в Москве. Только имей в виду: тут тоже есть свои заводские районы, где одна гопота живет, еще почище, чем в нашем поселке. Настоящая богемная Москва только в пределах Садового кольца. Вот бы поступить учиться куда-нибудь в Строгановское или в Суриковский, — мечтательно повторяла она и начинала строить планы на двоих: как они вместе поступят, будут учиться, жить в одной комнате и так далее...

Собственно говоря, именно Ленкиному романтическому взгляду на жизнь Вера была обязана тем, что ее побеги из дома в Москву не ограничились только общением на тусовках с разношерстной публикой — от наркоманов и воров до студентов творческих факультетов самых престижных столичных вузов. Если бы не Ленкина постоянная мечта о красивой жизни, Вера, возможно, сбилась бы с пути, и ночевки по бомжатникам, косячок анаши, мелкие кражи из продуктовых магазинов или собирание объедков по столикам в арбатских кафе, когда не удавалось «нааскать» нужную сумму мелочи у прохожих, — все эти прелести хипповской жизни, о которых она теперь вспоминала с тихим ужасом, могли стать для нее обыденной реальностью. Сколько таких погибших личностей встречала она среди наркоманок в те дни? Чума, Крыса, Мама-Люба, Любка Питерская, Долли, даже легендарная Умка — ведь все они были ее приятельницами, с которыми Вера делилась последней сигаретой и последним рублем, все они были не простыми, а умненькими, талантливыми девчонками, писавшими песни, певшими под гитару, рисовавшими... И где они теперь?

6

Яша проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо.

Над ним склонился... инопланетянин с нимбом вокруг головы. А рядом прямо на дороге стояла переливающаяся всеми цветами радуги летающая тарелка.

«Надо меньше пить», — с трудом воссоздал Яша в уме сакраментальную фразу и нерешительно протянул руку к пришельцу.

На ощупь обычные джинсы... И кроссовки почти как земные, удивился Яша, досадуя об отсутствии камеры.

— Мужик, — вдруг вполне человеческим голосом произнес «космический скиталец», — не спи, замерзнешь.

У Яши аж челюсть отвисла.

— Ты кто?! — Спросил он и тут же пожалел, что прозвучало это не слишком вежливо. Пришелец все-таки, надо бы с ним пообходительнее.

— Асламбек, да, — и впрямь обиделся тот.

— С альфы Центавра или с беты Центуриона? — проявил Яша поразительную для его положения эрудицию.

— С Ведино я, — несколько опешил пришелец.

— ???

Тут совокупность несоответствий в облике данного гуманоида с общепринятым имиджем инопланетян навела Яшу на мысль, что все это грубая имитация и подлый обман. Он тщательно протер глаза и убедился в справедливости собственных выводов.

Вместо летающей тарелки стоял неопознанной марки джип, увешанный фарами, как Шварценеггер боеприпасами или, скажем, Л. И. Брежнев наградами.

В глазах у Яши, конечно, двоилось, но, даже с поправкой на это, фар было, по меньшей мере, штук десять плюс иллюминация на крыше. Не считая бесчисленных зеркал, переливающихся наклеек, золотой бахромы повсюду... И все эта дискотека сверкала и плясала в такт покрикивавшей где-то внутри ее записи Black Sabbath. А пришелец оказался обыкновенным человеческим мужиком. Просто из-за бьющего ему в спину дальнего света лица видно не было, а кудрявая шевелюра, подсвеченная изнутри, создавала впечатление мерцающего зеленоватого нимба.

— До города подбросишь? — тут же сориентировался Яша.

— До какого? — подозрительно переспросил Асламбек.

— А до какого можешь?

— А куда тебе надо?

— В Лихтенштейн... — подумав, ответил Пенкин и тут же осекся. «Что за бред?» — промелькнуло в его голове. Но что-то подсказывало, что это совсем не бред.

Однако Асламбек ничуть не удивился:

— А это где?

— Да тысячи две километров, пожалуй, будет... если по прямой, конечно и не останавливаться.

— Не, туда не поеду.

— А куда поедешь?

— В Халкилой.

— Заметано! — легко согласился Яша и полез в машину.

Асламбек, подозрительно косясь на попутчика, уселся за руль и завел мотор:

— Слушай, друг, а тебе зачем в этот... как его? Лихтенштейн.

— Дело у меня там...

По правде сказать, он плохо представлял, с чего это вдруг потянуло его в далекое карликовое государство, но где-то глубоко в голове засела мысль, что он непременно должен туда попасть, причем как можно скорее.

— А скажи мне, как ученый ученому, — вдруг встрепенулся он и затормошил водителя по коленке, — когда стеклянные глаза снятся, это к чему?

— К деньгам, конечно, — солидно ответствовал Асламбек и уже менее уверенно добавил, — или к неприятностям.

Яша снова начал проваливаться в забытье. Но какая-то часть его мозга усиленно трудилась, припоминая, что стеклянный глаз действительно ключик к каким-то деньгам. А может и к неприятностям.

Но где тот замок, который отопрет этот ключик?..

Откуда вообще взялась мысль о стеклянном глазе и сокровищах?..

А главное, почему он до сих пор не утолил эту чудовищную жажду?!

Согретый теплом машины и убаюканный криками Sex Pistols, он уснул в который уже раз за эту длинную ночь.

Впрочем, уже светало.

— Где выйдешь? — спросил Асламбек.

Яша хмуро посматривал за окно. Голова, как чугунное ведро... то бишь ядро. Все тело ныло от ушибов и ссадин, полученных при скоростном спуске.

— ...Там на площади моя машина стоит.

— Где?

— ...Не помню. Поищем.

— Что за машина?

— ...Крутая. Не спутаешь.

Машина была его гордостью, предметом обожания и нежной заботы. Стараниями бывшего одноклассника, автослесаря Вохи, который, когда бывал трезв, являлся гением машиностроения, все нутро его «девятки» было переоснащено, усилено и улучшено. Воха умудрился всандалить в «жигуль» двигатель от «ситроена», навесил резину «макларен», пуленепробиваемые стекла и бронированные двери. Он же лично выкрасил машину черно-голубыми зигзагами и начертал на крыше «ТВ-7 Москва» — название своего любимого телеканала. И еще Воха оборудовал автомобиль противоугонным устройством собственного изобретения. При попытке проникнуть в машину взломщик получал короткий, но ощутимый разряд, так как дверные ручки были под напряжением. А потом ему в ноги отстреливалась свинцовая подушечка весом восемнадцать килограммов.