Мой друг, покойник (Новеллы, Роман ) - Рэй Жан - Страница 43

43

* * *

— Откройте словарь на слове «мимикрия» и прочтите статью «Один из видов покровительств, окраски и формы, придающий животному схожесть с предметами окружающей среды».

Там же вы узнаете, что существует так называемая «агрессивная мимикрия», когда хищники принимают вид своих жертв или вид других неопасных предметов.

Но успокойтесь. Это — единственные ученые слова, которые вы услышите от меня…

Это было как-то вечером в Монтрее, а если точнее, то недалеко от этого проклятого старого городка. Мы вместе с Сэмом Митром наблюдали, как солнце садится в Тихий океан. Нам следовало дождаться ночи перед тем, как отправиться на заброшенное ранчо, где нас ждал Уилл Грик с двумя сумками отличного, но опасного товара.

Я не любил Сэма Митру, носившего с Нового года по день Святого Сильвестра жилет из зеленой шерсти, шапку из нутрии и сапоги из кожи ламантина, ибо ненавидел эти три предмета. Но дело есть дело, не так ли? Мне пришлось преодолеть отвращение и смириться с компанией Сэма Митры и его нарядом. Мы пошли по опасным проселочным дорогам, где и духу не было лесников, жандармов, конной полиции и прочих людишек, с которыми нам с Сэмом встречаться не хотелось.

Лунный серп давал достаточно света, чтобы не окончить дни в пропасти или болоте.

Разговоры Сэма Митры были скучны, ибо сводились лишь к перечислению цифр и куч долларов, которые нам принесет это дело.

Наконец, он сиплым голосом заявил:

— А вот и ранчо!.. Но света нет.

— Грик — человек осторожный, — сказал я.

Нам надо было пройти мимо рощи чинар, и я с отвращением сплюнул, вспомнив об отвратительной форме этих деревьев.

— Они напоминают… — заикнулся Митр.

Но поскольку глупость его не имела границ, он не смог сказать, что это напоминало, а потому я закончил за него.

— Нечто гнусное… К примеру, тебя.

— Скорее Уилла Грика, — запротестовал Митр, — ведь он по-настоящему отвратителен.

Я замолчал в легком удивлении: впервые я услышал от своего компаньона справедливое и разумное суждение. Мы ворвались в ранчо с криком:

— Хелло, Уилл, сучий сын, мы пришли!

Ответа не последовало, только хрипло проскрипела потревоженная жаба. Сэм зажег электрический фонарик и повел лучом по сторонам, словно был маяком Санта-Люс.

— А вот и сумки с тем, что-мы-хорошо-знаем, — сказал он. — А где же Уилл?

— Он тоже носит жилет из зеленой шерсти и шапку из нутрии? — спросил я.

— Да, — ответил Митр. — Уилл Грик любит одеваться, как джентльмен.

— В таком случае вот он, — сказал я, указывая на красную осклизлую кучу.

— Действительно, — согласился мой компаньон, — интересно, кто его так отделал. Впрочем, неважно. Главное, что сумки на месте.

Еще никогда Сэм Митр не проявлял столько ума и, чтобы не остаться в дураках, я добавил:

— И нет смысла отдавать доллары этой грязной куче.

— Смотри-ка, я не подумал об этом, — с наивностью произнес Митр. — Дело действительно доброе…

Мы повесили сумки себе на плечи; они были очень тяжелы… И снова пустились в путь. Сэм был покрепче, он обогнал меня, и я быстро потерял его из виду.

Когда я подошел к роще чинар, то вдруг услышал дикий вопль, потом топот бегущего человека и треск ломающихся веток.

Следов Сэма Митры нигде не было. «И зачем он поперся в эту треклятую рощу чинар? — спросил я себя. — Быть может, хотел присвоить сумку, поскольку унес самое тяжелое и самое драгоценное».

Я несколько раз позвал его, но ответа не получил. Мне было наплевать на Сэма Митру, но не хотелось, чтобы меня обокрали; я включил фонарик и двинулся в рощу. Я заметил следы и сломанные ветки, но пришлось бродить долго по кругу среди этих отвратительных растений. И вдруг луч света осветил кучу, похожую на ту, что я видел на ранчо — жилет из зеленой шерсти, шапку из нутрии и даже сапоги из кожи ламантина, и все это было испачкано свежей кровью.

Я машинально повторил слова Митры:

— Интересно, кто…

В то же мгновение заметил, что одна из чинар очень странно шевелилась.

Я застыл на месте, всмотрелся — ошибки не было, дерево кралось в мою сторону.

Моим шансом в ту ночь оказалось то, что я был страстным читателем энциклопедии и вспомнил термин «мимикрия».

Чинара выглядела чинарой, но было в ней что-то подозрительное и не очень растительное, если так можно сказать.

Я выхватил револьвер и всадил две пули в ее ствол. Какую джигу сплясало дерево! Это уже было не дерево, а отвратительное создание, смесь человека, змеи, крокодила!.. Оно издавало чудовищные вопли и блевало кровью, мясом и костями. Я истратил на него все пули, и оно, наконец, рухнуло на землю. Поскольку я вовсе не любопытен от природы, то не стал рассматривать отвратительное чудо. Я схватил сумку Сэма Митры и, сгибаясь под дьявольской тяжестью, потея, стеная, ругаясь, как язычник, выбрался на монтрейскую дорогу.

* * *

— Вот почему, Спалдинг, — сказал Билл Сорн, хватая бутылку хлебной водки, — вот почему, как мне кажется, «Бакстон-клуб» перенес свое поле. Быть может, чинары сыграли с ними такую же подлую штуку? Кто знает? Но там живут люди, умеющие держать язык за зубами, чего не делают здесь, в доброй старой Англии…

Геката

Гоуфф, родившийся во времена гримуаров, потерял своих колдунов, но сохранил околдованных.

Бассетт

Остров был частью Манил и лежал к югу от Миндоро в сказочных малайских водах.

Однажды утром Галлахер высадился на берегу острова, усыпанного останками каракатиц и панцирями мечехвостов.

Его встретил старый европеец в белом фланелевом костюме и сказал с четким шотландским акцентом:

— Я — глава округа.

Галлахер поклонился. Он только что купил плантацию гевей на востоке острова и знал, ему придется считаться с этим чиновником. А тот продолжил:

— Мое имя Барнстепл. Это не шотландское имя, но если вы тот самый Джим Галлахер, оно вам кое-что должно сказать.

— Стюарт Барнстепл, го… го…?

Он пронзительно рассмеялся.

— Го… го… конечно. «Князь Гоуффа» тридцать лет тому назад, а теперь глава округа на ужасном островке с тремя деревеньками, изъеденными лишаями, и с таким же количеством загнивающих плантаций! Какое падение, юноша! Какое падение, не так ли?

Итак, этот старый грязнуля, от которого несло чесноком и дрянным виски, был знаменитым Стюартом Барнстеплом, бывшей славой британского гольфа, которому шотландцы присвоили престижное звание «Князя Гоуффа».

Джим пробормотал привычное «Рад с вами встретиться», и чиновник осклабился.

— Вы произнесли эти слова, Джим Галлахер, чтобы выкинуть все из головы… Вы высадились в красивейшем месте побережья. Белый дымок, что вы видите в глубине бухты — вулкан, а свободное пространство, тянущееся прямо перед вами, называется «паданг», другими словами — спортивная площадка. — Барнстепл расхохотался. — Теперь здесь играют в «сепак рага», используя плетеный из волокон мяч. Какое падение, не так ли?.. Джим Галлахер из «Сент-Данстен-клуба»!

Джим покраснел. Его имя в «Справочнике гольфа» было окружено ореолом славы. Теперь, желая забыться, он решил окончить жизнь на затерянном в малайских морях островке.

…Два великих гольфиста, которые подвели черту под своим прошлым, встретились на противоположном конце земли, у странной спортивной площадки едко зеленого цвета, которая до удивления напоминала поле для настоящего гольфа…

* * *

Сидя перед бутылкой ужасного виски, которое китайцы привозят из Паганга, Барнстепл, со странным пламенем в глазах, выпалил разом:

— Вы видели паданг? Девяносто шесть акров, три болотца, два холмика, как на Антиллах, трава, которая никогда не превращается в джунгли, фантазийное настроение вулкана. Какое поле, Джим Галлахер!.. И скажем, девять лунок, чтобы не впадать в преувеличение.

— Как… здесь разобьем поле? — удивился Галлахер.