Голод Рехи (СИ) - "Сумеречный Эльф" - Страница 34

— Не смей трогать мою дочь! — восклицал знакомый король.

«Ой, дядя, а ты не такой слабак, как я думал», — отметил Рехи, когда два брата вступили в беспощадный поединок. На настоящих мечах, между прочим. А уж как от них летели искры, как реально звенел металл о металл.

Рехи даже во сне позавидовал, потому что какой-то частью сознания он цеплялся за реальность, осознавая, что в деревне оборотистых полуэльфов могли остаться такие превосходные клинки.

Между тем, короли сражались, отец заслонял собой дочь, оттесняя вероломного дядю. В глазах его горел огонь праведного гнева и ужас от потери возлюбленной. Он взмахнул мечом наискосок, отталкивая ногой противника. И тогда враг взвыл, схватившись за лицо, которое перечертила глубокая борозда от левой брови до правой половины рассеченных губ.

— Ты будешь вечно носить эту метку своих злодеяний! — непримиримо восклицал король.

— Ваше величество! Мы оттеснили захватчиков! Гавань Белой Крепости свободна!

В зал ворвались стражники, принося радостные вести, но тут же застыли, узрев мертвую королеву. Кровь из ее ран растекалась по узорному полу, наполняя ложбинки искусной мозаики.

— Держите его! — крикнул король, но его побежденный брат уже кинулся к окну, прыгнув прямо с башни в бушующие волны. Очевидно, в тот день он не утонул, потому что Мирра печалилась теперь явно из-за нового похода неутомимо злобного родственничка.

«Это я что? Вспоминаю воспоминания воспоминаний? Бр-р-р, я запутался», — сдался под конец Рехи. Хотя картина вырисовывалась вполне ясная и незамысловатая.

Помнится, старики рассказывали, что раньше родственники-короли постоянно что-то делили. Одни раздавали кусочки королевств сыновьям по старшинству, другие пытались снова их собрать, восставая против собственных же братьев и сестер. Хотя для Рехи все это звучало нелепицей: в его-то мире семья-клан оставались единственным способом различения в противостоянии «своих» и «чужих».

Впрочем, о политике до Падения поразмышлять не дали. Он переносился в сознание уже небезызвестного жреца, смотрел на принцессу со стороны, медленно подходя к ней по опрятной аллейке цветущего сада, посыпанной белым песком.

— Ты здесь, Мирра… отчего ты печальна? — заботливо начал юноша.

— Разве возможно иначе, когда мы на пороге войны?

В голосе принцессы звучали слезы, кажется, образы прошлого постоянно мучили ее, а теперь обострились в преддверии новой угрозы, обнажая старые раны души.

— Братоубийственные войны ведутся по всему миру. С этим ничего не поделаешь, — вздохнул жрец.

— Я боюсь за отца, за тебя, за всех нас.

«Правильно боишься, ничего хорошего вас не ждет», — желчно комментировал зритель.

Но, наверное, впервые Рехи глядел на этих людей и хотел бы изменить прошлое. Или он просто все глубже проникал в сознание некого Стража Мира?

Последний оказался обычным парнем, ровесником Рехи, и ничем особенным не выделялся. Разве только смешил нелепый фиолетовый балахон, в котором казалось жутко неудобно воевать да и вообще ходить. Жрец с его возлюбленной Миррой выглядели совершенно беспомощными созданиями.

Они долго смотрели друг на друга, тихонько вздыхая и смущенно опуская глаза. Потом жрец все-таки посмел сесть на скамейку рядом с принцессой, но на самый край. Рехи откровенно веселила такая непривычная робость.

«Правильно, парень! Действуй! У вас мало времени! А что? Не все же тебе быть зрителем в моей голове! Про нас с Лойэ всякого насмотрелся. Завидно, небось, было».

Мирра обратилась к жрецу и, наверное, набравшись невероятной смелости, слегка приподнялась и внезапно поцеловала его в висок. Он же в порыве невероятной сладости, затопившей окрыляющим теплом, коснулся губами ее запястья, но тут же спохватился:

— Нет… нам нельзя. Ты же принцесса.

— Если мы выиграем эту войну, если ты сможешь призвать Силу Стража, отец разрешит нам пожениться. И жрецы тоже, — шептала Мирра, возвращаясь на свое место. Она ссутулилась и опустила голову, словно сама не верила в удачный исход войны. Кажется, в Белой Крепости уже никто в это не верил.

«Что такое по-же-ниться? — недоумевал Рехи. — Это вроде бы они вместе будут жить, как все нормальные существа, но при этом должны быть еще какие-то документы. А! Вот! Слово нашлось! До-ку-мен-ты. Додумаются же! Как же весело становится в этих снах».

— Мы выиграем. Я сделаю все, что в моих силах. Нет! Выше моих сил!

Жрец восклицал с горячностью неопытного юнца, который на самом деле еще никогда не видел ни сражений, ни смертей. Он вскочил, размахивая руками и зашептав какие-то молитвы своим Вестникам Надежды.

— Выше сил… — Мирра покачала головой. — Только не убей себя этим! Только вернись ко мне! Пожалуйста!

— Мирра. Я Страж — это величайший груз, — юноша опустился на одно колено, заглядывая возлюбленной в глаза. — Если мне придется выбирать между жизнью мира и любовью к тебе…

— Ты выберешь мир. Я знаю. Так нужно.

По округлым розовым щекам принцессы покатились жемчужными капельками слезинки, плечи ее задрожали, но жрец заключил ее ладони в свои, уверенно говоря:

— Нет. Я выберу тебя в этом мире! Твою жизнь! А не свою. Мы, Стражи Мира, с момента принятия силы готовы принести себя в жертву. Но не ради абстрактного мира, а ради тех, кого мы хотим оставить в нем, кого жаждем защитить. Если у Стража некого защищать, то зачем ему сила? Когда ко мне явился Верховный Семаргл Деметрий, он спросил, дорожу ли я кем-то.

«Деметрий? Какой такой Деметрий? — но тут Рехи внезапно догадался: — А-а-а! Так это ж полное имя Митрия, наверно! Чудеса… Деметрий… Смешно».

— И что ты ответил ему?

— Дорожу. Я дорожу тобой, Мирра. Моя милая, дорогая принцесса, моя госпожа! Свет моих дней, путеводная звезда в бескрайнем океане жизни! Мирра!

«Ах, вот они как говорили-то! Складно! Вон что имел в виду мой старый адмирал. Интересно, а тем самым они занимались тоже как-то иначе?» — Рехи невольно рассчитывал на жаркую сцену прямо в саду.

По его разумению, парню и девушке никто не мешал. Слуги куда-то разбрелись, стражники тоже несли караул где-то вне пределов видимости, густые кусты и мягкая трава более чем способствовали продолжению объяснений уже на языке тела.

Но Мирра и ее робкий жрец так и сидели на скамейке, потом юноша потянулся к белой узкой кисти принцессы и едва-едва коснулся бархатной кожи. Казалось, воздух колыхался от того, как громко бились два влюбленных сердца, настолько взволновал обоих этот невинный жест. Но потом оба потупились и с тоской вздохнули.

«Ну что за дурачье?.. Опять какие-то запреты придумали!» — Если бы Рехи имел возможность, он бы с чувством стукнул обо что-нибудь кулаком. Нет, он решительно не понимал людей из прошлого. Этот глупый Страж Мира, очевидно, отправлялся на войну, на верную смерть. И вот уже признался, да и девушка отвечала взаимностью. Но вместо чего-то нормального в такой ситуации — в представлении пустынного эльфа — двое застегнутых на все пуговки простофиль послушно сидели на каменной скамье, да еще на некотором расстоянии друг от друга.

«Эх, так и помрешь ты, Страж, не вкусив в этой жизни никакой радости. Слышь, Митрий… Или как там тебя, Деметрий! Во! Хы-х! Слышь, Деметрий, это ты такую жизнь предполагал для Стражей? Уныло, скажу я тебе! Ужасно уныло бродить в нелепом балахоне, бормотать призывы помочь и потом еще и девушек не получать. Ну, вот что ему на самом деле защищать? Ни семьи, ни друзей. Только призрачная возможность когда-нибудь потом получить принцессу. Но потом — не сейчас. А умирать ему сейчас, уже скоро».

Видение растаяло, но пульсация чувств давно погибших людей невольно прошила насквозь собственное искаженное восприятие.

Почему-то в тот момент на душе поселилась небывалая тоска по Лойэ. Хотелось когда-нибудь так же обняться с ней, взять ее руки в свои, поцеловать в висок. Так же красиво сказать ей что-нибудь, пообещать. Впрочем, она бы наверняка не послушала, да еще он теперь оказался в плену, не ведая, когда сумеет выбраться.