Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 106

 — Да, и наш брак никоим образом не нарушит законы Ватикана, ибо будет заключён за пределами Италии, — внёс свою лепту я.

 — Ох, не знаю, — вздохнула донна Катарина. — Я не смею противиться вашему решению, но пусть тогда дальнейшее всецело лежит под вашей ответственностью. Иными словами, я не вмешиваюсь в это дело.

 — Мама, неужели ты не против? — обрадовалась Доменика, обнимая синьору Кассини.

 — Моё мнение здесь ничего не решает. С позволения вашей светлости, я снимаю с себя ответственность за эту девушку, — холодно отвечала донна Катарина.

 — Вы отрекаетесь от собственной дочери? — возмутился князь.

 — Она не дочь мне, дон Фосфорини. Доменика — внебрачная дочь моего покойного супруга, маэстро Алессандро Кассини. Мы удочерили её в возрасте шести лет. Девочка так хорошо пела, что кардинал велел сделать из неё солиста Капеллы…

 — Вот это новость! — засмеялся Пётр Иванович. — Значит, наши «старшенькие» — одного поля ягоды.

 — Что вы хотите сказать? — не поняла донна Катарина.

 — Отец хотел сказать, что мы с Доменикой — особенные, — ответил вместо князя я, намекая на необычность нашего происхождения и не желая более обсуждать ложные теории.

 — Этого я отрицать не буду, — согласился Пётр Иванович. — Итак, я полагаю разумным подписать брачный контракт.

Пока «родители» подписывали все необходимые бумажки, я утащил Доменику из гостиной в прихожую и, не сдержав порыва радости, обхватил её за талию и закружил по комнате.

 — Ах, прекрати! Уже почти восемь часов, мне нужно срочно переодеться, — вырывалась Доменика.

 — Зачем? Ты прекрасна в этом платье. Ты в любом платье прекрасна, — шептал я, про себя думая: «А без платья — ещё лучше!».

 — Пока что я не намерена раскрывать свою сущность всему Риму. Это слишком опасно. Сейчас все приедут, и я не хочу лишних вопросов.

 — Кто приедет? — не понял я.

 — Я отправила Эдуардо с дядюшкой на карете к Альджебри, чтобы пригласить их к нам. Не знаю, говорила ли я тебе или нет, но на сегодня назначена помолвка Эдуардо и Чечилии. Боюсь, что мы уже не успеем её перенести.

 — Тем лучше, — обрадовался я. — Коль отмечать, так всем вместе! Эх, жаль, что шампанского здесь не продают!

 — Что это такое? — поинтересовалась синьорина Кассини.

 — Это такой шипучий напиток светло-жёлтого цвета, — как мог, объяснил я.

 — Ты что-то путаешь. Светло-жёлтый шипучий напиток в моё время назывался «лимонад». В любом случае, у меня ровно пять минут на то, чтобы снять платье и надеть панталоны!

Вскоре на улице послышалось конское ржание и скрип приближающейся старой кареты. Я поспешил открывать, поскольку Доменика убежала к себе наверх переодеваться, а донна Катарина с Петром Ивановичем всё ещё оформляли договор. Неужели без этого никак? Эх, как говорил Маяковский, «я волком бы выгрыз бюрократизм!»

Только я вошёл в прихожую, как в дверь без стука вломился невероятно обрадованный Эдуардо, а следом за ним прошествовали падре Густаво с Беппо и маэстро Альджебри с дочерью и младшими сыновьями.

Увидев Эдуардо, я сначала даже его не узнал: всего лишь за месяц парень значительно вырос и возмужал, ничего теперь в нём не напоминало того доходягу-подростка. По словам Доменики, Эдуардо после моего отъезда каждый день занимался на моих самодельных тренажёрах и стал больше времени проводить на свежем воздухе.

Чечилия за это время не сильно изменилась, но казалась более взрослой и серьёзной. Возможно, метаморфозы, произошедшие с Эдуардо, действительно повлияли на её мнение. Как бы то ни было, дочь композитора-математика и пра-пра…прабабушка моей невесты выглядела по-прежнему потрясающе в светло-бежевом атласном платье, подчёркивающем её нежные розоватые щёки.

Дядюшка Густаво, к моему удивлению, выглядел на редкость хорошо, видимо, окончательно бросил пить и занялся полезной деятельностью — как я позже выяснил, падре Чамбеллини, имея какое-то музыкальное образование, устроился руководителем хора в небольшой церкви неподалёку от Виа Серпенти.

Маэстро Альджебри пребывал в прекрасном расположении духа, несмотря на то, что всё ещё был зол на Стефано за его выходки в Капелле. Впрочем, Стефано не слишком переживал по этому поводу, поскольку все его мысли, скорее всего, были уже в Российской Империи на каком-нибудь придворном балу с очаровательными фрейлинами. Карло по привычке подкалывал брата по этому поводу: «А может всё-таки в монастырь?», на что Стефано лишь ослепительно улыбался и отвечал: «Всё равно нас обоих в одну келью не поселят!»

Позже к нашей дружной компании присоединилась Доменика, уже переодевшаяся в скромный, но элегантный костюм из тёмно-зелёного бархата и, исполняя обязанности «старшего мужчины в доме», пригласила всех гостей за стол.

Таким образом, часов в девять вечера мы все дружно собрались за столом, дабы вместе отметить сразу три помолвки — одну очную, вторую — заочную, а третью — тайную. Атмосфера в доме царила очень тёплая и дружелюбная, судя по улыбкам, шуткам и смеху, у всех было праздничное настроение. «Эх, только шариков и серпантина не хватает для завершённости картины!», — подумал я.

Мы с Петром Ивановичем сидели по разные концы стола и молча обалдевали от весьма эмоциональных разговоров на итальянском. Реплики были многопоточными одновременными и асинхронными, и я вскоре перестал понимать, о чём речь: колебания струны смешались с перьями в сценических костюмах, гармония смешалась с алгеброй, а вино — с граппой (опять!). В конце концов князь Фосфорин не выдержал и, постучав ложкой о бокал, призвал всех к тишине.

 — Уважаемые синьоры и дамы, в этот знаменательный день я имею счастье поздравить с помолвкой не только благородного синьора Кассини и его прекрасную избранницу синьорину Альджебри, но также хочу объявить о грядущей свадьбе моего младшего сына Микеле с очаровательной синьориной Элизабеттой Кассини. За светлое будущее подрастающего поколения лучших людей Италии и России!

Не успели все гости поднять бокалы, как раздался звонок в дверь. Эдуардо, как самый молодой из всех присутствующих, мгновенно побежал открывать.

 — Подождём вновь прибывших гостей, — предложил князь, и все замерли с поднятыми бокалами в руках.

Комментарий к Глава 42. Согласие и примирение Я самый больной в мире человек (итал.)

====== Глава 43. Напоминание из прошлого ======

В прихожей послышались мелодичные женские голоса, и спустя пару минут в столовую, шурша юбками, вошли две женщины. К сожалению, я сидел спиной к двери, поэтому сразу не смог увидеть вошедших, но вот Пётр Иванович, который сидел за противоположным концом стола, и услышал, и увидел, и… побледнел, как простыня.

А затем последовала ужасная сцена: Пётр Иванович до того сильно сжал стеклянный бокал в руке, что последний просто-напросто лопнул, и на стол, сквозь манжеты кафтана, потекли струйки крови, смешанной с вином. Но, несмотря на это, князь, будто статуя Командора, не сдвигался с места, уставившись на вошедших, словно на привидения. Или на инопланетян в скафандрах. После моего загадочного перемещения в прошлое я мог ожидать увидеть здесь всё, что угодно.

 — Кошмар! — первыми произошедшее заметили мы с Доменикой, поскольку сидели напротив князя, и поспешили на помощь Петру Ивановичу. С трудом разжав ему кулак, я стряхнул осколки в блюдце и высыпал в стоявшую в углу корзину для мусора. В то время как Доменика обработала порезы смоченной в граппе салфеткой и забинтовала чистым носовым платком.

 — Вы не сильно поранились, ваша светлость? — обеспокоенно спросил маэстро Альджебри.

 — Пустяки, — отмахнулся князь. — Бокала жаль.

 — Это к счастью, — прокомментировал Стефано.

Взглянув на синьору Катарину, я увидел, как она закатила глаза, и прочитал в её взгляде следующее: «По всей видимости, у этих князей Фосфорини битьё чужой посуды — наследственная черта». Остальные гости недоумевали по поводу произошедшего и лишь пожимали плечами.

Посмотрев наконец на вошедших, я увидел всего-навсего маркизу Канторини и её воспитанницу, а вернее сказать, дочь, Паолину. Они обе выглядели потрясающе в пышных платьях из светло-голубого атласа. Логическая цепь мгновенно выстроилась в мозгу, и до меня дошло наконец, что тем парнем, «прекрасным, будто ангел» как раз и был много лет назад мой почтенный предок. А Паолина, соответственно, настоящим плодом запретной любви русского князя и итальянской маркизы. Теперь понятно, почему эта девушка так похожа на бабушку Лену в юности.