Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 146

 — Почему ты не спрашиваешь, где в итоге я нашёл Стефано? — ничего не выражающим голосом спросил я.

 — Какая теперь разница. Нашёлся, и слава Богу, — отвечала Доменика. — Давай заниматься, надо поддерживать себя в форме.

Голос с похмелья звучал тускло, настроение было плохое — шутка ли, такой удар по печени! Поэтому я почти полурока проворчал, будучи недовольным то одним, то другим:

 — Доменика, почему мы каждый раз поём разные произведения? Таким образом я никогда не научусь петь! Известно же из курса машинного обучения, что нейронная сеть обучается на некоторой заданной выборке данных.

 — Так, ты меня учить собираешься? — вспыхнула от негодования Доменика. — Ты собираешься учить преподаванию музыки человека, окончившего одну из лучших консерваторий Италии? Если знаешь, как лучше, то учись и дальше сам.

 — Прости, Доменика, я вовсе не хотел тебя обидеть. Да, я не учился в консерватории, но я изучал нейронные сети и методы их обучения. Вот и хочу поделиться с тобой знаниями. Мне кажется, что процесс нашего обучения несколько спонтанный, лишённый структурированности. Смотри, ведь даже у нас, в программировании, проще один раз создать структуру, например, построить дерево, а потом уже не мучиться и использовать то, что есть.

 — Знаешь, я чувствую, что всё кончится тем, что я просто тресну тебя этим деревом по голове. А потом ещё и пинком с лестницы, — усмехнулась Доменика.

Но на этом наш конфликт был исчерпан: я просто подошёл к ней сзади и нежно обнял, целуя в ушки и щёчки и шепча, что больше не буду.

 — Любимая, я тоже буду скучать по Италии, — тихо сказал ей я, заметив, наконец, грусть в её чистых серо-зелёных глазах.

 — Меня не столько огорчает разлука с Родиной, сколько страх перед неизвестностью, — вздохнула Доменика. — Ведь я понятия не имею о стране, в которой мне предстоит жить какое-то время.

 — Если тебя это утешит, то я и сам плохо представляю, каковы условия существования в моей стране почти триста лет назад до моего появления на свет, — с горькой усмешкой ответил я. — Но не стоит бояться неизвестности. Мы ведь путешественники, мы должны смотреть в глаза приключениям.

 — Алессандро, если ты заметил, то во всех приключенческих книгах, что я прочитала за своё короткое детство в двадцатом веке, героями являются мужчины. Каково в таких условиях будет беззащитной хрупкой женщине, пусть и изображавшей столько лет «виртуоза» в Капелле?

 — Так вот, что тебя беспокоит, — улыбнулся я. — Так я поспешу тебя заверить в обратном. Во-первых, пока я с тобой, тебе нечего бояться. Да и Пётр Иванович пообещал защитить тебя. Ну, а во-вторых, в качестве опровержения твоего высказывания, я могу рассказать тебе историю о приключениях Анны Леонуэнс.

 — Кто это? — поинтересовалась Доменика, закрывая спинеттино и складывая аккуратно ноты. — Не припомню такой фамилии.

 — О, это известная британская путешественница и писательница девятнадцатого века. Она много путешествовала и была очень эрудированной и интересной женщиной, — воодушевлённо начал свой краткий рассказ я. — Сам король Сиама пригласил её на придворную службу, дабы она обучала грамоте и европейской культуре королевских жён и детей.

 — Что-то мне это напоминает, — с лёгкой усмешкой ответила Доменика, и я, кажется, понял, что она имела в виду.

Следующим утром, часов в пять, мы всё-таки выехали из фосфоринского дворца. Надо сказать, я был невероятно рад этому, поскольку в последнее время не знал, чем заняться от скуки. Шутка ли, столько времени в отрыве от внешнего мира, практически на необитаемом острове. Я так и представлял, что бы ожидало нас всех, если бы мы навсегда остались в этой забытой Богом тосканской резиденции Фосфориных: должно быть, я бы так и занимался резьбой по дереву под руководством Петра Ивановича, Стефано бы по-прежнему боролся за руку Паолины, Доменика дописывала бы очередную оперу. Потом бы приехали Мишка с Элизабеттой, чтобы окончательно обосноваться здесь. Плюс ко всему, мы бы все дружно воспитывали многочисленных милых девочек и мальчиков — детей Мишки и Беттины, Доменики и Петра Ивановича, Паолины и Осипа… А мы со Стефано обучали бы их математике и физике. Но нет, о чём это я?

Было очень грустно прощаться со ставшим уже родным домом, с прислугой, которую здесь уважали и считали за людей, особенно с дворецким Кузьмой. Да, как выяснилось, Кузьма давно уже жил в Италии, прислуживая в основном Мишке, хотя и являлся преданным слугой Петру Ивановичу. Вообще, справедливости ради, я хотел бы сказать, что Пётр Иванович на удивление хорошо обращался с прислугой, хотя эти взаимоотношения сильно напоминали взаимоотношения в армии. В штате прислуги были только мужчины, и к ним князь относился, как к младшим по чину солдатам. Именно поэтому во дворце были столь строгая дисциплина и порядок.

Из прислуги с нами поехали только двое лакеев, двое парней из охраны и ещё какие-то люди, специализацию которых я так и не смог толком узнать. Осип, любимый повар Петра Ивановича, к несчастью Паолины, тоже остался в Тоскане чтобы бедного Мишеньку понос не пробрал от местной кухни, мне было больно от осознания того, что влюблённые вынуждены расстаться, и я всячески надеялся на то… чтобы парень и девушка разлюбили друг друга. Увы, я не мог помочь им, и тем более не мог желать им несчастья, на которое они оба обрекали себя в случае сохранения любовных отношений. Мы уже смирились с тем, что все решения принимал Пётр Иванович, и спорить с ним было бесполезно.

 — Поедем не по кратчайшему пути, через Дрезден. Пригласили на приём, — объяснил Пётр Иванович. — На приёме будут присутствовать некоторые нужные мне люди, в том числе Иоганн Кристиан фон Гольдберг, мой старый друг.

Старый, говорите? Бедная Паолина! Ну почему тебе так не повезло? Хотелось бы узнать, кто таков этот князь, её потенциальный жених. Казалось, я где-то уже слышал эту фамилию, и я не имею в виду произведение «Goldberg-Variationen» Баха. Так, кажется, звали того самого папиного друга из Дрездена, к которому я должен был прослушиваться в театр. Да, точно. Николай Фридрихович Гольдберг, кандидат исторических наук и специалист в области исторической реконструкции, страстный поклонник барочной оперы. Единственное, что я знал о нём, это то, что его мать русская, а отец — из Восточной Германии. Но на тот момент мне это ни о чём не говорило.

====== ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ: Возвращение. Глава 57. Дорожные хроники и новые потрясения ======

Вот уже прошло около месяца, как мы выехали из Тосканы и направлялись к северу. Сказать, что дорога была утомительной — значит ничего не сказать. Наши кареты плелись как черепахи, что не могло не выводить из себя, ведь какой русский не любит быстрой езды? Но в данном случае превышение скорости было не просто нежелательным, но и опасным: из-за неровной, синусообразной дороги, состоящей исключительно из ям и ухабов, существовал огромный риск всем дружно перевернуться и переломать себе кости, а то и получить сотрясение мозга. Поэтому пришлось волей-неволей привыкать к медленному темпу.

Тоска в карете царила редкостная, ещё более усугубляемая депрессивным состоянием Паолины, чью душевную боль я вполне мог себе представить, но не мог ничем помочь, да и не умел утешить. Если бы не помощь и поддержка со стороны Доменики, то бедная девушка совсем бы зачахла в компании троих истуканов с неотзывчивым интерфейсом. Впрочем, Доменика и на этот раз проявила самые лучшие свои качества, всячески поддерживая всех нас, нейтрализуя конфликты между мной и Петром Ивановичем, успокаивая несказанно расстроенную Паолину и нервно-перевозбуждённого Стефано, который без умолку пересказывал математические труды персидских и индийских математиков, а затем начал писать оперу «Пьер Абеляр», но потом распсиховался и выбросил ноты в окно.

Чтобы хоть как-то успокоить и занять делом нашего восторженного математика, я предложил ему «работу диджея на радио», а именно через каждые два часа он должен был записывать и затем поставленным голосом рассказывать последние новости в карете. Вот как это происходило по моему наущению: