Программист в Сикстинской Капелле (СИ) - Буравсон Амантий - Страница 147

 — В Санкт-Петербурге полдень. Начинаем передачу «Дорожные хроники». В этом выпуске: известный сопранист князь Алессандро Фосфорини только что исполнил messa di voce в арии маэстро Кассини. Маэстро Кассини недоволен результатом и треснул Алессандро по голове нотами. Княжна Паола Франческа Фосфорини опубликовала своё новое творение под названием «Носовой платок с геометрическим орнаментом в виде циклоиды». Князь Пьетро Фосфорини в двести десятый раз отругал Алессандро за неуместное подражание паяцу Пульчинелло…

Чуть позже мне в голову пришла идея создать что-то вроде настольного футбола на листках бумаги, где я нарисовал поле, разбитое на квадратики и ворота, а участники должны были рисовать траектории игроков по определённым правилам. К моему счастью, эту бредовую идею поддержали все. Мы разбились на две команды: в первой — команде «Ахейцев» были я и Доменика, во второй — команде «Троянцев» — Пётр Иванович и Паолина. Стефано досталась почётная роль комментатора. В первом тайме первой игры победу одержали мои достопочтенные предки, а во втором мы уравняли счёт, в итоге результатом игры должны была быть ничья, если бы не случайный гол со стороны нашей команды.

 — Итак, команда Ахейцев атакует слева, удар, го-о-ол! — в третьей октаве воскликнул наш великий футбольный комментатор. В итоге победителям достались призы в виде засахаренной черешни, на чём мы и успокоились.

На следующий день мы уже играли в совершенно другую игру: «Угадай историческую личность». В этой игре ведущий загадывал известную личность, а игроки должны были задавать закрытые вопросы, то есть те, на которые можно ответить только «Да» или «Нет». Инициатором выступил я, и первую личность загадал тоже я. Только спустя пять минут Стефано догадался, что личностью, которую я загадал, был Джероламо Кардано.

За четыре недели путешествия я, благодаря настойчивости своего прекрасного педагога, выучил все арии Александра Македонского и пел их уже более уверенно. Чуть позже, по моей просьбе, Доменика вписала в оперу партию Виктории, богини победы, которую предполагала исполнять сама. Фрагменты из оперы о приключениях Александра в Индии планировалось исполнить во дворце курфюрста Фридриха-Августа, который всячески поддерживал искусство и науки в любом проявлении. В данном случае князь преследовал ещё и дипломатические интересы, стремясь доказать европейцам, на что способны русские музыканты, которых должен был представлять я.

Когда все партии были выучены, Доменика забеспокоилась насчёт аккомпанемента, ведь это очень трудно — одновременно играть и петь подвижную фиоритурную арию.

 — Не переживайте, маэстро, я готов вам аккомпанировать, — невозмутимым тоном предложил Пётр Иванович.

Он тоже по-прежнему называл Доменику «маэстро», видимо, желая таким образом выразить своё уважение к ней.

Доменика вынуждена была согласиться, о чём мы все впоследствии пожалели: князь не только играл мимо нот, но ещё постоянно ускорял и замедлял темп, отчего все спотыкались на ровном месте. В конце концов я не выдержал и, бросив ноты на пол кареты, воскликнул, что не могу так больше работать. На это Доменика лишь усмехнулась. Казалось, что нелепый дуэт двоих напыщенных растяп доставлял ей если не удовольствие, то хотя бы какую-никакую сатисфакцию. Вскоре, однако, ей надоел этот наш цирк, и она забрала спинеттино, сказав, что справится с игрой и пением.

За четыре недели путешествия не произошло ровным счётом ничего, казалось, что время остановилось, появилось угнетающее чувство дурной бесконечности и монотонности. Часы казались годами, а дни — веками. Математические рукописи, которые взял с собой Стефано, были зачитаны до дыр и совместными усилиями меня, Доменики и Петра Ивановича переведены на три языка: русский, английский и немецкий, которым последний неплохо владел.

Впрочем, к середине второго месяца нашего путешествия случилось жутчайшее происшествие, и я пожалел, что ныл всю дорогу от скуки. Произошло это недалеко от границы с Австрией, когда мы уже пересекли Альпы, на пустынном месте, глубокой ночью.

Проснулся я от каких-то грубых криков и свиста. Открыв глаза, я понял, что мы стоим на месте. Я хотел высунуться, но князь мне запретил и сам вышел из кареты. Я тем не менее не послушался, всё равно вылез и увидел следующую картину: карету окружили какие-то странные люди с факелами, похожие на гоблинов из сказок — до того ужасно и неряшливо они выглядели. Тут до меня дошло: это разбойники. Кровь мгновенно похолодела в венах, и я с трудом смог привести себя в чувство.

 — Сдавайте своё добро! И девок своих тоже! — грубо засмеялся предводитель, косматый дылда с повязкой на глазу.

Что?! Они хотят забрать наших девушек?! Да как они смеют!

 — Вы можете забрать всё наше богатство и утварь, но мою дочь и невестку не тронете, — холодным тоном произнёс князь.

От этих слов атаман рассвирепел и замахнулся на Петра Ивановича саблей. Я подумал: всё, конец, и бросился в пролёт между ними… Но опоздал: одним взмахом сабли князь разрубил громадное тело атамана на две части. Видимо, реакция и уровень подготовки у старого солдата были намного выше, чем у этого агрессивного самоучки. До сих пор в глазах всплывает страшная картина: спокойное, каменное лицо Петра Ивановича с одной стороны и рвущаяся, истекающая кровью человеческая плоть с другой.

Разбойники, увидев, что их предводитель мёртв, остервенело бросились на нас. Из второй кареты по команде князя выскочили парни из секьюрити и остальные слуги. Завязалась нешуточная битва, я, не помня себя от страха, тоже выхватил шпагу и, включив все свои знания, почерпнутые на уроках фехтования под руководством Мишки и Петра Ивановича, отбивался от врагов.

Негодяев оказалось слишком много, один из них полоснул мне ножом по бедру, но я, сжав зубы и стараясь не поддаваться боли, продолжал колоть и рубить их шпагой — вот для чего пригодились мне знания, почерпнутые в видеоиграх! Но, в отличие от последних, это было совсем не то. Мне в какой-то момент стало страшно от того, что я начал испытывать нездоровую агрессию по отношению к нападавшим, я почувствовал азарт и… желание убивать. Но я сразу же отогнал от себя эту мысль, моля Бога защитить мою психику от столь жуткого потрясения.

Тем временем уровень нашего «здоровья» падал, разбойники теснили нас к карете, один даже выхватил верёвку, собираясь меня связать, как вдруг… Из кареты с бледным, ничего не выражающим лицом вышла Доменика, в белой шёлковой рубашке. В руке у неё был какой-то предмет, в котором я с удивлением узнал свой мини-фонарь с лампой дневного света на батарейках, который потерял ещё в Риме, в доме Кассини. Включив фонарь, Доменика подняла его вверх и, совершив им крестное знамение, уверенным голосом провозгласила:

 — In nomine Patris et Filii et Spiritus sancti. Amen.

Тут «у разбойника лютого совесть Господь пробудил». Они не просто отпустили нас, они отшатнулись и, с криками: «Ведьма!», «Святая!», «Спасите!» — бросились бежать кто куда.

 — Вы наша спасительница, маэстро, — тяжело дыша и стискивая зубы от боли, прошептал Пётр Иванович, когда Доменика и Паолина обрабатывали наши раны.

 — Нет, это Христос и Пресвятая Дева Мария защитили нас, — возразила Доменика.

В этот момент мне захотелось плакать. От того, что осознал свою ничтожность. От того, что понял: я недостоин этой чистой и прекрасной женщины. Её никто из нас не достоин, и это лишь милость по отношению к нам, что она согласилась быть… нашей.

Всю последующую дорогу вплоть до самого Дрездена я пытался решить мучительную для меня задачу. А именно: почему, будучи противником насилия, я чуть ли не с удовольствием убивал разбойников? Ведь они тоже могли когда-нибудь раскаяться и стать святыми, подобно тому разбойнику, распятому по правую руку от Бога? Но нет, ведь я же защищал своих ближних… И ради этого убил таких же людей, живых существ. О, Господи, почему такие мучения? Информация не укладывалась в голове, казалась слишком сложной. Вследствие чего я, по приезду в Россию, пообещал себе, как только будет возможность, пойти на исповедь и выложить священнику всё, что мучило мою душу всё это время.