20 000 лет подо льдом (Забытая палеонтологическая фантастика. Т. XXIII) - Йокаи Мор - Страница 25

Предохранить от этого могли единственно асбестовые несгораемые чулки.

Поэтому-то я и выучил Нагаму вязать их.

Мне было очень жаль, что старый Ламек все еще продолжал лежать в своем кристалловом гробу.

Я употребил все силы, чтобы заставить и этот гроб распасться, как распался первый, но ничто не помогало.

«Значит, не судьба», — думалось мне.

Так прошло еще с месяц.

Однажды, когда мы все трое преспокойно заснули, послышался новый подземный удар, до такой степени сильный, что вся наша пещера пришла в колебательное движение и нас буквально разбросало во все стороны.

Когда мало-помалу все поуспокоилось, я зажег свою лампочку, желая удостовериться, не поврежден ли наш кристалловый шар.

Картина, представившаяся мне при свете, превзошла все мои ожидания.

Призма, заключавшая в себе старого Ламека, переломилась пополам, и на месте перелома я увидел старика, но уже не стоящим, как прежде, и не лежащим, а сидящим.

К сожалению, распалась не вся призма, а лишь ее верхняя часть, превратившаяся в мелкие осколки. Нижняя же половина так и осталась цельным куском, в нем старик сидел, как в капкане, не будучи в состоянии освободить из него ног.

— Смотри! — сказал я Нагаме, указывая ей на старика.

Она пронзительно вскрикнула и кинулась к старику. Схватив его сжатые в кулак руки, она покрыла их поцелуями и со слезами начала кричать какие-то непонятные мне слова. Судя по тону, я догадался, что она выражает радость свидания со стариком, хотя он и не подавал признаков жизни.

Я подошел к ней и спросил, поясняя слова жестами:

— Хочешь, я оживлю его?

Она поняла меня и обхватила мои колени.

— Хорошо, так помогай мне, — сказал я, поняв ее в свою очередь.

Спеша обрадовать Нагаму, я даже не подумал, какую сделаю глупость, если пробужу к жизни человека, которого, быть может, никогда не удастся вполне высвободить из кристалла.

Я опять прибегнул к амбре. На этот раз я стал применять уже не масло ее, но всю ее, растворенную в спирту. В таком виде она лучше могла проникнуть сквозь шкуру, которую, впрочем, для большего успеха, <я> еще проколол во многих местах булавками.

Влив старику часть раствора в рот, я стал поднимать и опускать его руки, чем хотел вызвать процесс кровообращения и дыхания.

В конце концов я облил его голову холодной водой.

Я обращался с ним не так бережно и деликатно, как с Нагамой; употреблял более грубые и сильные приемы, но результаты получились те же, хотя и видоизмененные.

Старик начал чихать и чихал без конца.

Пока он таким образом доказывал свое возвращение к жизни, Нагама поклонилась мне в ноги и принялась целовать меня всего: руки, плечи, лицо и голову.

От волнения она вся дрожала и плакала, как говорится, в три ручья.

Наконец-то я вполне угодил ей!

XIX

Сватовство по допотопному образцу

Воскресший патриарх сразу заговорил, хотя и настоящим замогильным голосом: слабым, хриплым, похожим на воронье карканье.

— Амхаарец! — произнес он, глядя на меня.

Я обрадовался этому слову. Оно доказывало мне, что эти допотопные люди говорят на знакомом мне отчасти языке. Когда-то я был в университете, готовясь к ученой карьере, и там я усвоил кое-что из древнего еврейского языка.

Слово амхаарец было именно древнееврейское и означало дурак.

Как видите, господа, обращение далеко не лестное, но тем не менее, оно привело меня в восторг.

Но этим не ограничилось.

Не успел старик хорошенько отрешиться от своего мумиеобразного состояния, как тотчас же начал выказывать свои прежние наклонности человека, очевидно, привыкшего повелевать. Он так и сыпал ругательствами. Между прочим, он называл меня нессиерим (раб) и кераим (неверный).

Раз даже прохрипел слово мамссер, что было уже очень крупным оскорблением. Вперемежку с бранью, он колотил себя кулаками в грудь и говорил, что он коген. Слово это означало, вероятно, правоверный.

Должно быть, соображал я, он так гневается на меня за то, что со мною обращается так дружески его дочь.

Наконец, она уже пришла мне на помощь.

Положив одну руку на мое плечо, а другой указывая на мой лоб, она проговорила:

— Горе деа! (ученый).

— Шад! — каркнул старик в ответ.

— Эд! (свидетель) — продолжала девушка, указывая на себя.

— Маккот-мардот! — с озлоблением кинул патриарх те роковые слова, которые в старину говорились только непослушным девушкам. Оно означает угрозу высечь розгами.

— Маккот-мардот! — прохрипел он вторично.

Девушка нагнулась, подняла кусок китового нерва и покорно хотела подать ему, чтобы он наказал ее. Я взял у нее этот предполагаемый бич и сам подал старику, но отвел, однако, Нагану в сторону.

В бессильной злобе старик принялся колотить кристалл, в котором сидел. Этому я не препятствовал — колоти, сколько хочешь!

Я захотел показать, что знаю его язык и, указывая на себя, сказал:

— Неах! (князь).

Взяв за руку девушку, я добавил:

— Же кохта! (хочу жениться на ней).

— Меахссов! — быстро сказала Нагана, крепко сжимая мою руку.

— Алманат! — бормотал старик.

— Меахссов! — настойчиво повторила она.

— Алманат!

Раз пять или шесть перебрасывались они этими словами, которыми определяется свадьба немедленная и свадьба отдаленная. Меахсхов значит «с сего дня», алманат же — «после».

Наконец, у почтенного патриарха разыгрался настоящий допотопный гнев.

Я подошел в упор к старику и с храбростью человека XIX века взглянул ему в глаза.

Он злорадно усмехнулся, скривив все лицо, и хрипло процедил сквозь зубы:

— Катланнет!

Услыхав это страшное слово, Нагама упала на колени, несколько раз ударила себя рукой по лицу и разразилась горькими слезами и жалобами.

Катланнет — значит девушка, имевшая уже несколько женихов, которые все умерли до свадьбы. Буквальный перевод этого выражения — «убийца мужчин». Заклейменная этим названием не может более обручаться.

— Что мне за дело, умирали твои прежние женихи или нет, — сказал я на своем родном языке Нагаме, поднимая ее с колен. — Мы тут только вдвоем. Для нас здесь нет допотопных законов и обычаев. Я желаю жениться на тебе и женюсь, если только ты согласна.

Должно быть, и Нагама, и старик догадались, что я говорю. Нагама сквозь слезы улыбнулась мне и закивала головой. Патриарх же, в свою очередь, заплакал чисто по-ребячески и, ударяя рукой по кристаллу, повторил несколько раз подряд:

— Галош! (плен).

Смысл этого слова был тот, что Нагаме нельзя выходить замуж, пока глава семьи находится в плену.

Бедный старикашка! Он боялся, что я покину его заключенным в кристалле, когда женюсь.

Я поспешил успокоить его.

Принеся молоток и лом, я показал ему эти орудия и отколол ими маленький кусок кристалла, чем желал доказать свое желание освободить его окончательно, если он согласится на нашу свадьбу.

Это тронуло его, и он благословил меня словами: Боар гетибб (радостная весть), дававшими согласие на брак.

Нагама подошла ко мне и, вся сияя радостью, положила мне руку на плечо.

Пользуясь тем, что мы стояли близко к нему, старик схватил Нагаму за руку, усадил рядом с собою на край призмы и прошептал:

— Кессуба!

Кессуба! Вот тебе и раз! Я воображал, что люди до потопа были не так алчны, как нынешние, а тут оказывается другое.

— Кессуба! Кессуба! — повторял патриарх, протягивая мне открытую ладонь и энергически потрясая головой.

Он потребовал выкупа невесты.

Я разыскал в своих вещах прекрасный лабрадоровый кристалл и дал ему.

Он, видимо, обрадовался подарку и крепко сжал его в руке.