Доза (СИ) - "KrisssTina V" - Страница 75

– Ты не имеешь права просить меня об этом, – она помотала головой. – Ты… Ты все испортил!

Все испортил.

Да, это правда. Драко был рожден, чтобы все портить. Он отбросил прядь волос с ее лица и повторил:

– Не позволяй ему прикасаться к тебе, Грейнджер, не позволяй, – острое желание целовать ее до конца своей жизни больно ударило под ребра. Малфой прикусил губу. – Ты моя, не дай ему коснуться тебя. Ты не будешь так стонать под ним, ты не сможешь.

– Оставь меня в покое! – она заплакала, толкнув его в грудь. Расстояние снова выросло между ними, как стена.

Грейнджер зажала рот рукой и выбежала наружу. Драко приложил пальцы к губам, запечатывая ее вкус внутри себя.

Отпустив Грейнджер, Малфой еще долго сидел под трибунами, пока голоса снаружи не стихли. После чего он вышел и, не обнаружив на стадионе никого, сделал пару кругов, разминая кости. Дневная жара спала, и летать было в удовольствие, и хотелось подниматься выше и выше, пока студенты рядом с замком не станут казаться мелкими таракашками, не способными причинить ни боль, ни страдания. Не способные вообще как-либо воздействовать на него.

То, что Грейнджер творила с ним, выходило из-под контроля с каждым днем все больше. Драко хотел построить вокруг себя стену, поставить железную дверь, закрыть ей доступ к своей душе, но каждый раз она каким-то образом подбирала ключи. Невыносимая, гордая, всегда с этим вздернутым к небу носом, своенравная, не подчиняющаяся ему. Она имела над ним власть. Она манипулировала им, ничего для этого не делая, и Драко боялся своих чувств, он боялся Грейнджер, но тяга была сильнее.

Когда он возвращался, в замке было тихо. Парочка первокурсников, встретив его, с ужасом испарилась, потому что время близилось к отбою и шатания по коридору несли за собой ответственность в виде отнятых у факультета баллов.

Удивительно. Когда-то Драко тоже думал, что баллы и кубок школы – это единственное, из-за чего стоит волноваться. Еще, пожалуй, квиддич. Но сейчас все это казалось глупым, бессмысленным. Ничто из этого больше не имело значения. Все размылось, осталась лишь страшная цель и каша из жужжащих мух в голове.

Он наткнулся на Пэнси у входа в гостиную. Если бы она прошла мимо, просто прошла мимо, он даже не сделал бы ей замечание. Ему было плевать, где шляется Паркинсон по ночам.

Но она не смогла пройти молча.

– Идешь со свидания, Драко? – спросила эта сука, подперев ногой стену. Она была в короткой прямой юбке, которую притащила из дома и носила только в те дни, когда точно знала, что будет трахаться. Драко знал это, потому что не раз задирал эту юбку к ее шее.

– Тебя это не должно волновать, Паркинсон.

– Ебался с Грейнджер?

Малфой посмотрел на нее.

Никогда еще лицо Пэнси не казалось ему настолько безобразным. Он не мог выносить эти пухлые губы, созданные только чтобы сосать и нести херню, не мог выносить густо накрашенные глаза, и ее волосы, прямые и слишком послушные, казались ему омерзительными.

И он сделал это. То, что хотел сделать еще за завтраком.

Дальше по коридору, за кабинетом Снейпа, за аркой, в темном углу. Там воняло сыростью и камнем, вокруг не было ни души, только Пэнси, задыхающаяся от собственных слез, и Драко. Злой.

Он не трахал ее и даже не прикасался к ее коже – было противно. Он держал ее за волосы так долго, пока она не начала умолять…

– Драко… Я просто пошутила, прошу…

– Ты заигралась, Паркинсон.

– Это была шутка…

– Ты посмела открыть свой рот, – давно пора было разобраться с ней и выдрать с корнем ее длинный язык. Он не собирался строить из себя дурака и искать отговорки. Он хотел, чтобы она раз и навсегда поняла, с кем связалась. Чтобы до нее дошло. – Ты считаешь, что ты лучше, чем она? Что ты чище?

Ярость клокотала в глотке, как застрявшая кость.

Паркинсон на секунду перестала всхлипывать и посмотрела на Малфоя полными слез глазами. Она будто не узнавала его. И трудно было в этом ее винить – он сам себя не узнавал и, Мерлин, возможно ему жить осталось недолго, потому что он не мог справиться ни с чем в своей жизни, поэтому, к черту. Шло оно все нахуй.

– Вообще-то да, Драко. Считаю.

– Это не так.

– Ты сам говорил!

– У Грейнджер грязная только кровь, ты же вся покрыта грязью! – рявкнул он и замер. Крик эхом прокатился по подземелью, но ответных звуков не последовало. Они были одни. – Сколько в тебе было? Пять? Десять? Весь факультет? – он сжал ее волосы сильнее. – Сколько пальцев в тебя поместится?

– Драко, прекрати…

– Нет! – он задрал ее юбку, прекрасно зная, что под ней нет трусов. – Хочу проверить.

Он загнал в нее сразу два – резко, без подготовки. Пэнс была сухая, но все равно растянутая, словно час назад ебалась с кем-то, у кого член размером с бревно. Она пискнула, попыталась свести бедра, но Драко потянул ее за волосы сильнее. Вогнал глубже.

– Закрой свой рот, ты, мразь.

Третий палец тоже вошел без труда. Малфой пошевелил ими, чуть растягивая дырку, а потом начал толчками вбиваться в нее. Резко, очень быстро, чтобы она не успела сорваться или увернуться. Ему было мерзко слушать эти звуки, тем более, что пару часов назад звуки были другими, они ласкали его слух, они заставляли его чувствовать себя лучше.

Когда-то он застукал Грейнджер в этом же коридоре, под аркой. Тогда Уизли ебал гриффиндорку, и глаза Грейнджер… Ох, Мерлин, ее глаза, они еще тогда что-то выкрутили внутри него, завладели им, и он не справлялся.

Четвертый.

У него даже не вставал. Не было никакого желания снять штаны и вогнать свой член вместо пальцев. Пэнси еще пару раз дернулась, а после размякла, и вскоре по пальцам Драко потекла влага.

Его затошнило.

Паркинсон никогда не сможет сравниться с Грейнджер – никогда!

Стало мерзко настолько, что захотелось блевать. Захотелось отрубить себе руку, только бы не чувствовать это липкое, гадкое, воняющее похотью и сотней чужих членов что-бы-это-ни-было. Он не мог. Он был противен сам себе, потому что трогал-кого-то-другого. Потому что слушал чужие, некрасивые стоны. Вдыхал запах, который был неприятным, который отталкивал.

– Четыре, – прорычал он ей в лицо. Она открыла рот и уже вовсю насаживалась, постанывая, виляла бедрами. – И пятый легко войдет, так кто здесь грязный, а, Пэнс?

Ей было похуй.

Она хотела кончить от пальцев Драко, и это все, что ей было нужно от него. Он чувствовал себя машиной, куклой, которая создана, чтобы возбуждать и доводить до оргазма. Когда-то она говорила, что любит его, но любовь ли это? Или желание получить как можно больше пальцев, как можно больше ударов членом по губам?

– Дра-ко…

– Кончай уже, – он освободил вторую руку и надавил ей на клитор. Паркинсон припала к его плечу, кусая сквозь мантию и рубашку, содрогнулась и замерла.

Она дышала в его шею, обжигая кожу влажным жаром.

Драко отстранился и посмотрел в ее лицо. В ее глаза, полные такого тошнотворного обожания, что выносить это было просто невозможно.

– Я люблю тебя, Драко, – прошептала Пэнс.

Каждое ее слово, каждый ее взгляд только утяжелял камень, что висел на его шее весь год. Ему хотелось бежать. Хотелось кричать, снимать с себя одежду, а следом за ней – кожу. Хотелось освободиться от этой постоянной пульсирующей боли в груди, от зависимости, от бесконечного страха, что окружает его, наступая с четырех сторон, подобно кирпичной стене.

– Не пизди мне, – ответил Драко и посмотрел в ее сияющие после оргазма глаза. Его колотило.

Гермиона потерла глаза и перелистнула страницу. Потом зажгла еще одну свечу, поставив ее на стол. Ее клонило в сон, но работа по нумерологии по-прежнему казалась сыроватой, несмотря на то, что была выполнена еще месяц назад.

Рон ушел, заявив, что согласен на «Удовлетворительно» по Трансфигурации, потому что еще одна страница совершенно непонятного текста заставит его вырвать себе глаза. Гермиону его обороты ввели в ступор, и она отпустила его без нотаций. Меньше нытья – продуктивнее вечер.