Детектив Марк Вентура (СИ) - Фиреон Михаил - Страница 124

— Это вам за леди Веронику! — надтреснутым фальцетом, больше зловеще, чем грозно прокричал Фарканто, поставив ногу поверженному капитану разбитой команды на грудь.

К нему выбежал какой-то паж с оглоблей и попытался свалить его, но сэр Порре ударил его латной перчаткой в лицо и тот покатился по траве. Под смех публики завязалась короткая потасовка. Неспешно подошли судьи. Победители и побежденные кричали друг на друга, побросав латные перчатки и сорвав с голов шлемы, толкались, поливали друг друга бранью. Музыканты, подзадоривая толпу, били в барабаны, дудели в трубы и пилили струны скрипок так, что было не разобрать, из-за чего спорят, повздорившие бойцы. Потом капитан вражеской команды толкнул Фарканто локтем в лицо и что-то прокричал ему. Тот плюнул в ответ, тоже целясь в лицо. Судьи и старшие рыцари Лилового клуба, что по знаку графа Прицци вышли на поле, оттеснили обоих друг от друга и развели уже собравшиеся по настоящему драться группы по разным сторонам поля для военных игр.

— Вызвал меня на кровавый поединок сегодня вечером! — весело похвастался разбитым носом Фарканто рыжей Лизе.

— А ты что сам-то что кричал им?! — набросилась она на своего кавалера, но, видя что на нем кровь, достала платок, принялась отирать ее.

— Они все заговорщики и бандиты! Сэр Прицци давно хотел их всех вывести! — с обидой в голосе хрипло возмущался ее сутулый рыцарь — и это они напали на Веронику!

Столичный министр Динтра, как всегда в своем сером коротком сюртуке, каких-то античного вида брюках со стрелками и накинутом на плечи длинном, так не вяжущимся с остальным строгим нарядом, полосатом бело-бирюзовом плаще, сидел возле герцога Булле и магистра Роффе, глядел по сторонам, хмурил брови, делал вид, словно не понимал, что происходит вокруг и куда его привели. Мэр и герцог же были как всегда куртуазны и рассудительны, обсуждали какие-то новости в городе, между делом комментировали поединки. Проведя несколько бесед с видными людьми и гостями города, к ним в какой-то момент подошла и принцесса.

— Ваше высочество! — сделала она вежливый выразительный книксен перед герцогом, поклонилась министру, который кивнул ей в ответ, помахал рукой и улыбнулся хитро и весело.

— О да, Вероника, этот турнир — омерзительный фарс — покачал головой герцог Вильмонт Булле — это просто невозможно. Даже потешные драки этих статистов унылы. И нечего говорить, что все они профнепригодны к реальным боевым действиям. Ты уже сделала достаточно, что приехала после этого покушения и проявила уважение к традициям. Не стоит себя мучить, по глазам вижу, что тебе все это неинтересно, езжай во дворец, отдохни.

— Да, мой лорд — кротко кивнула она и бросив рыжей Лизе короткое «едем», спустилась с высокой трибуны к коновязям, где ее уже ожидала готовая к выезду свита.

Капитан ночной стражи Герман Глотте со своими людьми, инспектор Тралле и Фанкиль были уже здесь. К ним присоединился и детектив Вертура. Стоя рядом с Марисой он жевал горячий бутерброд, пил из кружки, присматривался, молча слушал о чем говорили гвардейцы и полицейские. Мариса занималась тем же. Словно для вида держа его под руку, стояла отвернувшись от детектива, бросала по сторонам внимательные, настороженные взгляды как сидящая на заборе ворона. Ее волосы снова были заплетены в косу. Сине-белые траурные ленты реяли по ветру.

Еще одно явление несколько озадачило Вертуру, когда они уже собирались покидать турнир. К стоящим внизу, ожидающим, пока бойцы разберутся со своими мечами и доспехами, рыцарям и дамам из свиты принцессы Вероники подъехала всадница. Вернее женщина, что сидела боком на седле необычайно красивого, как будто бы отлитого из блестящей черной стали коня, которого вел под уздцы злой, настороженный и нелюдимый светловолосый рыцарь. Высокая ростом, очень худая, не старая и не молодая, по виду лет тридцати или тридцати пяти, облаченная в длиннополые, неподпоясанные светлые, одежды, она держалась молчаливо и неподвижно. На ее необычайно красивом бледном лице, несущим отпечаток какой-то тяжелой неизлечимой, но при этой делающей ее облик особенно тонким и прекрасным, болезни, застыло выражение скорбного, сломленного смирения. Тонкие белые руки едва касались поводьев, но не для того, чтобы править конем, а словно бы по привычке. Большие светло-карие глаза смотрели не мигая печально и пронзительно. При виде принцессы Вероники, ее губы чуть дрогнули в слабой бледной улыбке. Молчаливый рыцарь протянул руки и, аккуратно поймав ее, помог спешиться с такой легкостью, словно она ничего не весила.

Принцесса Вероника подошла к ней. Незнакомка сделала книксен.

— Эмилия — кивнула принцесса в ответ.

— Я рада видеть вас, моя леди — ответила та тихим глубоким голосом и, протянув свои белые тонкие руки, покровительственным жестом коснулась тонкими пальцами запястий принцессы. Чуть склонила голову и снова счастливо и радушно, насколько позволяли ей страдания и скорбь, улыбнулась ей. Вертура вздрогнул — настолько красивым и одухотворенным показалось ему в этот момент это болезненное и бледное лицо, словно бы отпечаток той духовной силы, что когда-то озаряла этот облик, и что в какой-то момент своей непомерной мощью раздавила ее, обратив когда-то гордую и властную красавицу тихой, сломленной, душевнобольной женщиной, снова полыхнул в ее глазах, как далекая вспашка молнии, предвещающая приближение грозы.

Но принцесса не смутилась, взяла собеседницу за запястья, и, лаская их пальцами и ладонями, улыбнулась ей в ответ.

— Поедемте с нами, милая Эмилия! Вы, как и ваш отец, всегда желанные гости в моем доме! Сегодня праздничная ночь и мы собираемся играть мистерию.

Но та только молча покачала головой в знак отрицательного ответа и, отпустив руки принцессы, отошла на шаг назад и снова сделала вежливый книксен. Опустила глаза и, не глядя, протянула руку своему спутнику, чтобы помог ей снова подняться в седло.

— Это Эмилия Прицци — услышал реплику на чей-то вопросительный взгляд детектив — дочь сэра Августа…

Наверху ударил гонг, грозно и пронзительно запела волынка, зааплодировали, засвистели зрители. Здесь же, внизу, под перекрестьями балок, рыцари и девицы из свиты принцессы Вероники и гвардейцы во главе с капитаном дворцовой стражи Габриелем Форнолле один за другим вскакивали в седла. Инспектор Тралле многозначительно кивнул Вертуре и Марисе, давая знак продолжать следовать за принцессой и остальными. Праздничное настроение окончательно покинуло полицейских. Не осталось больше ничего. Ни веселых поединков, ни вкусных горячих бутербродов, ни вина, ни шуток, ни нарядных гуляк, ни артистов, ни рыцарей. Только сосредоточенное и обреченное служение.

Солнце клонилось к закату. Подсвечивало кронштейн стены по левую сторону балкона. Заглядывало в комнату, через распахнутую настежь стеклянную балконную дверь, лежало рыжей полосой на ковре. Веяло вечерней прохладой. Колокольный звон лился над крышами Гирты, эхом отдавался в узких улочках. Раскатывался, заглушал пьяный, суетный шум вечерних проспектов. Мерным и густым, умиротворяющим гулом призывал всех в храмы на вечернюю молитву.

Вертура и Мариса вернулись со всеми во дворец. Сидели в своей комнате, как и большинство остальных гостей, отдыхали после поездки, ожидали, когда их позовут куда-нибудь, курили трубки, пили, подливали себе в фужеры «Черные дубы». Мариса заняла так понравившееся ей стоящее у стола ажурное кресло. Отталкиваясь ногами, покачивалась взад-вперед на пружинящих ножках, сидела, важно откинувшись на спинку. Вертура же устроился на полу, подстелив на ковер плащ и облокотившись о край кровати спиной, как у себя в комнате перед печкой. От усталости пили кофе, обменивались скупыми, ничего не значащими репликами, внимательно смотрели друг на друга, поглядывали в окно, на бледное закатное небо. Каждый молчал и хотел сказать что-то очень важное, но не было ни особого желания говорить что-то вслух, ни сил, ни подходящих тем.

Между ними, на засыпанном пеплом и обгоревшими спичками столе стояли чашки горького, без сахара, кофе. Бутылка «Черных дубов» почти опустела, но тут же, рядом с саморазогревающимся, но уже давно остывшем кофейником была про запас еще одна такая же, только целая, неоткрытая. Давно кончились и горячие бутерброды. Остался только один, засохший, с квелой веточкой петрушки на потемневшем, обветренном сыре. Никто его не хотел.