АН -7 (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" - Страница 12

— Ну, мы же и на наплыв этот рассчитывали, когда планировали набивку наших закромов под завязку.

— Так и Миликон тоже на него рассчитывает, а вы тут с Хулом эти ваши жетоны зелёные зачем-то придумали и говорите, что надо людей туда посылать, чтобы смотрели и разбирались, кому дать жетон, а кому и не давать.

— Так ты ж представь себе только, досточтимый, сколько обезьян бестолковых к нам ломанётся, если их не заворотить сразу! До сих пор ведь как было? У нас не хуже, а в чём-то лучше, чем в Бетике, но не настолько же, чтобы так уж прямо и мёдом намазано. А теперь — с учётом ожидающегося у них голода — с насиженных мест сорвутся все лентяи и разгильдяи, которым придётся хуже всех. А нам такие зачем? Что здесь, что на Островах — разве такие нам нужны? Для того ли мы обратно таких высылаем или вешаем высоко и коротко, если заслужат, чтобы тут же новых таких же набрать? Если им судьба сдохнуть с голоду за свою никчемность или повиснуть на суку за воровство — пусть дохнут или висят в Бетике, а не у нас. Наши агенты там к людям присмотрятся, разберутся, кто чего стоит, и те, кто нам не нужен, зелёного жетона от них не получат.

— Вот для этого ты мне, собственно, и нужен, чтобы Миликону всё это так же просто и понятно объяснить, как мне сейчас объяснил.

Идея этих "грин-карт" принадлежала Васькину — жетон-пропуск, сверяемый стражей с образцом на всех контрольно-пропускных пунктах нашего лимеса, без которого хрен кого через них пропустят, как только поступит такая команда. Я же, въехав в суть, только одобряю и поддерживаю. Так в античной Испании никто ещё не делал, и уже хотя бы в силу этого оно должно сработать эффективно — фактор внезапности, как говорится. Ну, осеннее обострение у нас такое.

3. Лакобрижская пуща

— Рэкс! Атака! — на дичь помельче я дал бы традиционную команду "Фас!", но зубр, хоть и не матёрый ещё, а молодой — уже вполне взрослого размера и вооружённый весьма нехилыми рогами, слишком серьёзен даже для крепкого волкоподобного пса, так что мы обойдёмся без самоубийственного героизма, ограничившись имитацией "фаса".

Нам ведь что, собственно, нужно-то? Чтобы бычара бочиной к нам повернулся, открыв под выстрел убойные места. Именно это Рэкс и должен нам обеспечить, изобразив атаку и приковав к себе внимание этого рогатого пережитка плейстоценовой эпохи.

Дождавшись момента, когда зубр отвлёкся на перебежавшего ему дорогу пса и повернул за ним, но ещё только начал разгон, мы с Володей прицелились, выстрелили и тут же передёрнули рычаги наших винчестеров, выбрасывая стрелянные гильзы и досылая в патронники новые патроны. То ли удачно мы попали на этот раз, то ли ему с прежнего залпа как раз успело похреноветь, но пробежав с пару десятков шагов, бык остановился и тяжело рухнул на бок. Подъезжаем, а он ещё дышит — ну и крепок же зверюга! Спецназер достал револьвер, взвёл курок, прицелился и добил его между глазом и ухом. Хоть и не сорок пятый калибр, а всего навсего тридцать восьмой по американской системе, то бишь девятка, но длинная безоболочечная пуля, да ещё и с экспансивной засверловкой в ейной головке — аргумент серьёзный и убедительный, граммов на двадцать свинца.

Я ведь рассказывал уже, как мы в Мавритании улепётывали от весьма некстати заинтересовавшегося нами носорога? Там у нас тогда винтовки Холла — Фалиса были — того же калибра и с такими же пулями, но кремнёвые однозарядки. Хоть и многократно удобнее и скорострельнее дульнозарядных егерских штуцеров времён Буонапарте и его войн, но и с казённой части перезаряжаться бумажным "дульным патроном" на скаку — занятие, я бы сказал, для экстремалов. Естественно, мы и не пробовали отстреливаться, а просто и незатейливо делали ноги. А даже и будь при нас тогда вот эти винчестеры — ну не носорожью же шкуру пробовать на прочность патроном револьверного класса! Мы по делу там были, а не за приключениями. Строго говоря, девятка и на быка маловата, тем более — на стойкого на рану дикого вроде тура или зубра, если реальную охоту со всеми её неизбежными на море случайностями рассматривать, а не этот образцово-показательный расстрел. Но мы ведь и не рассчитывали наших винтовок на быка, а рассчитывали мы их на человека, который и сам помельче, и на рану послабже. Не собирались мы тут вообще на этого зубра охотиться, и не напросись он сам — был бы жив и имел бы хорошие шансы прожить ещё долго и наплодить немало потомков…

Пока слуги совместно с подъехавшими лесничими начинали свежевать тушу, я указал Рэксу на ещё дымящийся ствол и послал разыскать стреляные гильзы. Это нам с нашим слабеньким нюхом приматов нелегко, а для собаки сила этого запаха — ну, как если нам слон прямо под нос пёрднет, наверное. Пёс, обежав вокруг того места, с которого мы стреляли, легко нашёл пропажу, сперва мою, затем володину, и посланный вслед за ним слуга аккуратно подобрал обе. Не то, чтобы они для нас были прямо таким уж страшным дефицитом — я их штампую, как-никак, а не на токарном станке из цельного прутка точу, но если есть время и возможность найти и подобрать, то и нехрен оставлять их тут после себя. Во-первых, лишние вопросы возникнут у тех, кто найдёт. Это лесничие заповедника — служащие Тарквиниев, и мы для них хоть и не их прямое начальство, но представители вышестоящего, и если мы сказали, что им послышалось и померещилось кое-что, чего на самом деле не было, то стало быть, так оно и есть для всех посторонних. Посторонним же лишнее знать никчему — крепче и безмятежнее спать будут. А во-вторых, эти гильзы нам и по делу нужны — годные для переснаряжения, если есть возможность их собрать, должны собираться и по новой переснаряжаться, и детей к этому надо сразу приучать. Вот как раз на примере этих гильз мы и продемонстрируем им, как это делается. Пули можно отлить, порох и ударный состав можно сделать, даже новый колпачок капсюля можно в принципе и на коленке штампануть, но гильза — это хайтек, посильный далеко не везде.

Тушу тем временем освежевали, отделили вырезку для нас с семьями и часть мяса для наших людей, шкуру и остальное мясо забрали лесничие, пообещав поделиться и с пострадавшими от этого зубра крестьянами. Собственно, по их жалобам мероприятие и проводилось. В заповеднике охота запрещена, и один браконьер, например, успел даже и повиснуть высоко и коротко. Не за пустяк, конечно. За кроликов никто никого даже и не штрафует, а только мягко журят за сам факт промысла в неположенном месте. За кабана и косулю штраф уже есть, но небольшой. Побольше и заметно побольше — за оленя, лося или медведя. Сурово штрафуют и жестоко порют витисами за тарпанов, туров и зубров, вне заповедника уже довольно редких, а повесили этого ухаря за львицу, убитую в сезон размножения. Хищников ведь во многие десятки раз меньше, чем их добычи, и понимать же надо такие вещи! Вот сколько сотен оленей, лосей, лошадей и быков на той или иной территории водится, столько же примерно пар львов может ими прокормиться, не более. Поэтому и такие наказания за злостное браконьерство. Но на территории вне заповедника — дело уже другое. Ведь не запретишь же окрестным крестьянам защищать свой скот от гибели и увечий, а поля с огородами и садами — от потрав, да и просто охотиться на дичь тоже никогда никому не возбранялось. Не дело это, когда кому-то можно, а всем прочим нельзя. А заповедник не столь уж и велик, и его ограда далеко ещё не полна, и когда зверь размножается, то оказавшиеся лишними выходят за его пределы. И вот тут у кого-то уже и проблемы могут возникнуть — или у самого зверя, или у местного населения. Зверь ведь не приучен к тому, что здесь ему — уже не тут. Если это хищник, то не найдя в достатке привычной добычи, он начинает пошаливать с домашней живностью, а каков сам хищник — таковы у него и шалости. Я ведь рассказывал уже про того повадившегося промышлять крестьянских коров льва, которого мы за это множили на ноль? Его бы, конечно, местные и сами сделали, но с немалым риском. Да только ведь и с травоядными не всегда гладко — вот как с этим зубром, например. В матёром зубре больше тонны веса, и эта тонна очень не любит, когда ей заступают дорогу. Этот был молодой, и в нём веса поменьше, но тоже ни разу не домашний бычок — ни силой, ни характером. И хотя его интерес к крестьянским бурёнкам был совсем не того сорта, что у того льва, без злостного хулиганства с тяжкими телесными повреждениями один хрен не обошлось.