АН -7 (СИ) - Безбашенный Аноним "Безбашенный" - Страница 11

Снова звенит гонг, и начинается последний урок. Напоминаю третьеклашкам аграрную ситуёвину раннереспубликанского Рима, этого мужицкого рая, в котором все крестьянствуют, и сенатор-консуляр точно так же работает на своём наделе, как и самый простой крестьянин-легионер, и вся разница между ними только в том, что у сенатора земли поболе, а на ней и скота, и обрабатывать её ему помогают несколько рабов. Рисую мелом на доске схему — маленькие прямоугольники крестьянских наделов, югеров от пяти до десяти, прямоугольниики побольше, югеров на тридцать — всаднические, ну и немного ещё побольше — знатнейших и богатейших сенаторов, югеров на шестьдесят. Расчертив таким манером половину доски, объясняю классу, что это — частные владения римских граждан, а вот эта вторая половина доски — общественная земля всего римского народа в целом. Из неё получают наделы новые граждане, которым не светит унаследовать надел от отца — я расчертил такими же прямоугольничками, только пунктирными, примерно треть свободной половины доски. После этого показываю школоте оставшуюся часть, весьма немалую, и объясняю, что эту землю, чтобы она не простаивала зря и приносила римской казне хоть какой-то доход, государство сдаёт в аренду тем частникам, которые хотят её арендовать и в состоянии платить за аренду. И расчерчиваю большими кусками — от самого крупного из сенаторских наделов, и таких немало, до нескольких здоровенных и одного вообще громадного — на десятую часть всего общественного поля. Ну и объясняю классу, что пока вот эти маленькие пунктирные участки ещё не заняты, конфликта из-за земли нет — хватает всем. Но вот прошло поколение, граждане размножились и все эти участки заняли — обвожу пунктир сплошной линией. Теперь и эта земля — тоже частная, а вся общественная, какая осталась — занята арендаторами, и ещё через поколение уже для новых безземельных граждан государству придётся её у арендаторов отбирать, и тут уж конфликты неизбежны. Республика выкручивается, ведя войны и захватывая новые земли, полководцы не берегут солдат, потому как убитым земля не нужна, и острота земельной проблемы за счёт военных потерь снижается, но всему есть предел. Граждане-то всё равно продолжают размножаться. Наделы дробятся, и редко уже кто из крестьян имеет больше пяти югеров, а чаще — меньше. А тут у этих арендаторов, даже у самых мелких — югеров по шестьдесят, а то и по сто. Это же от двенадцати до двадцати пятиюгерных наделов или от шести до десяти — десятиюгерных! А вот эти, которые вообще здоровенные? Куда их владельцам столько, когда крестьян наделить нечем?

Подглядываю мельком в юлькину шпору и напоминаю классу, что происходит всё это на фоне борьбы плебеев с патрициями за свои гражданские права. В Риме ещё и долговое рабство не ликвидировано, и риск для плебея-бедняка угодить вообще в рабы — вполне реален. Ну и рассказываю школоте, что в основном арендаторы используют эти общественные земли для выпаса скота, и суть предложенного плебейскими трибунами Лицинием и Секстием закона об ограничении частных стад — в ограничении нужных для них пастбищ. Вытираю на доске большие прямоугольники, рисую такое же количество гораздо меньших — югеров на пятьсот, называю эту цифирь и объясняю, что это как раз нормальное пастбище на сотню коров и пять сотен овец с козами, больше которых иметь римскому гражданину возбраняется. И показываю классу освободившуюся в результате землю, которую теперь можно нарезать на крестьянские наделы. А оставленные крупным арендаторам пятьсот югеров — это сто пятиюгерных наделов или полста десятиюгерных, так что не особо сильно их обидели. Правда, не все обиженные были с этим согласны — третьеклашки рассмеялись, когда я рассказал им о нарушении этого закона самим же его автором и о наложенном на него за это весьма нехилом штрафе. И наконец, объясняю, что запреты подобного рода малоэффективны. Разве один только этот Лициний был таким? Другие — что, дурнее его? Рассказываю типовые схемы обхода ограничений и о том, что римскому сенатору запрещено обогащаться любыми иными способами кроме доходов с земли, и как им тут не стремиться к округлению своих владений? Тем более, что и другой способ есть — это рабство долговое для римских граждан уже отменено, а имущество за долги вполне отбирается, и отобрать надел у неспособного отдать долг разорившегося крестьянина — вполне законно. А как римским и италийским крестьянам не разоряться, когда служат многие из них вообще за морями и не по одному году? Вытираю мел с доски и вешаю на ней карту Средиземноморья. Показываю на ней Италию, Рим и все окрестные страны, где приходится служить мобилизованным в легионы римским гражданам. Говорю о войне с кельтиберами в Ближней Испании, солдаты которой не видели дома уже больше пяти лет — и показываю для сравнения наш "пятачок" с его трёхмесячными "войнами"…

— Макс, скоро ведь Праздник Желудей, — вцепилась в меня, дождавшись гонга, Наташка, — И в этот раз с таким урожаем одним праздником не обойтись, и желудей нужно будет не просто много, а ОЧЕНЬ много. Крестьяне-то для себя соберут, а город?

— Мы решаем вопрос об учебных сборах городского ополчения, — ответил я ей, — Вот как раз на сборе желудей для города бойцов между тренировками и задействуем.

— Детей к этому подключать будем? В выходные, без отрыва от учёбы…

— Спасибо партии родной, что отобрала выходной?

— Ну Макс, ну надо же приучать их к участию в общем деле.

— Да понял я, понял — шутю. На грибах ты тоже хочешь их задействовать?

— Нет, рисковать пока не будем. Есть ложный шампиньон, который отличить от настоящего трудно, и он ядовитый. И бледная поганка тоже очень похожа, а что это такое, ты знаешь и без меня. В этом году по теории их хотя бы натаскаю с экскурсиями на наши шампиньонные грядки, а практика сбора — подождёт. А вот заправить желудёвую кашу грибным порошком, чтоб попробовали и оценили — это уже можно вполне…

Дело она замыслила очень даже нехреновое — угощали они нас как-то кашей, хоть и не желудёвой, а обычной перловкой, но с таким соусом, что мы его на вкус и цвет за мясную подливу приняли, а оказался он из молотых сушёных шампиньонов. Ну, вкус мясной — это добавкой поташа обеспечивается, который из обычной золы вымывается, а питательность — таки от грибов, как ни странно. Потом Наташка нам и книжку почитать дала, перенесённую на бумагу с ейного аппарата — "Заготовки, хранение и переработка дикорастущих ягод и грибов" Кругляковой, так там в самом конце и про грибной порошок говорилось. Вся фишка тут — в резком повышении усваиваемости грибных полезностей. Из цельных грибов мы процентов десять усваиваем, не больше, потому как их клеточные оболочки наш желудок переваривает хреново, а в порошке они разрушены по большей части, и усваиваемость за счёт этого — до девяноста процентов.

Подходит Велия, и мы направляемся с ней к Фабрицию. По пути прикидываю, что бы это значило — сперва на службу к себе после обеда вызывал, а теперь как-то резко на домашний обед переиграл. Отменилось, что ли, совещание? Так не с чего, вроде бы, а без веских причин — не похоже это на босса. Супружница тоже в непонятках — и ей тоже служанка Ларит ничего не объяснила…

— Я уже и сам призадумывался, что надо было подовереннее человека к тебе послать, чтобы суть вопроса тебе передал, а тут ещё и Ларит рассказала, — объяснил сам Фабриций, когда мы пришли, — Ну и решил за обедом в курс тебя ввести. Присаживайтесь, пока там стол накрывают, мы как раз и обсудим. Я тебя, Максим, вот из-за чего вызвал. Мы последнюю пару лет уже не всех, кого попало, из Бетики вербуем, а некоторым, кто к нам просится, уже и отказываем.

— Ну так а зачем нам бестолочь, досточтимый, которую потом всё равно обратно в Бетику высылать придётся? — отозвался я.

— Но ведь люди же нужны? С Миликоном каждый год из-за них ругаемся.

— Так ведь тем, кого мы заворачиваем, и он рад не будет.

— В том-то и дело. А теперь — смотри, что получается. Какой у нас в этом году урожай, ты знаешь не хуже меня. В Бетике он, сам понимаешь, будет не лучше нашего. И как только там пройдёт слух, что у нас не голодают — представляешь, сколько народу к нам попросится? И как их вождям не отпустить их, если самим им кормить их нечем?