Земля Испытаний (СИ) - Афлятунов Евгений Маратович "Глек" - Страница 1

Глек.

Земля Испытаний

Глава 1

Так плохо мне, пожалуй, не было никогда.

Казалось, что в моей голове поселилось некое существо и сейчас с настойчивостью, достойной восхищения, размеренно бьет маленькими, острыми молоточками по внутренней стороне черепа, стараясь выбраться наружу. И лишь спустя неопределенный промежуток времени я осознал, что ритмичный стук — это удары моего собственного сердца, каждое сокращение которого отзывалось пульсирующей болью в висках и гулом в ушах.

Мысли ворочались с трудом, но постепенно я начал приходить в себя. Волевым усилием удалось оттеснить боль на задворки сознания, сосредоточившись на прочих ощущениях: пришло чувство жажды — в горле основательно пересохло, а во рту был неприятный, горький привкус. Сразу же возникла ассоциация с лекарствами. Я понял, что голоден — в животе ощущалась сосущая, тянущая пустота.

«Где я?»

Было темно. Я не сразу осознал, что причина, почему я ничего не вижу, в том, что мои глаза закрыты. Чтобы распахнуть их, мне пришлось постараться — казалось, веки слиплись намертво, а на глазные яблоки будто насыпали песок.

Но и открытые глаза не помогли что-то толком увидеть: вокруг по-прежнему оставалась тьма.

«Почему я ничего не вижу? — с необычным, отстраненным равнодушием, будто дело касалось вовсе не меня, возник мысленный вопрос. — Я ослеп? Или тут просто темно?»

После недолгих раздумий я пришел к выводу, что скорей всего верен второй вариант: как только глаза перестало едко щипать и я смог проморгаться, мне удалось различить некоторые детали того места, где я очнулся. Я видел границу, где светлый, оштукатуренный потолок переходит в стену. Видел какую-то сложную конструкцию, что висела у меня над головой. Потолок был ровный, а то, что находилось надо мной, являлось, вероятно, светильником, так что следовал вывод, что нахожусь я в каком-то помещении. Подтверждало это заключение и то, что лежал я на жестком матрасе, укрытый тонким одеялом.

«И все же, где я? — какая-то мысль вертелась на краю сознания, но мне все никак не удавалось ухватиться за нее. — Это больница?»

Я слабо втянул воздух через нос, пытаясь сосредоточиться на запахах, что витали вокруг. Определенно, ощущался спирт — основа для многих лекарств. Но также присутствовал и аромат еды, причем не той, что свойственна медицинским учреждениям, а, скорей, уютному дому: я учуял выпечку.

«Неясно...» — я попробовал поднять руку, но конечность едва дернулась — только сейчас я осознал, насколько слаб. От совсем мимолетного усилия в голове снова стрельнуло болью, и куда сильней, чем прежде. Невольно я зажмурился, пытаясь снова отгородится от боли; желание сжать и помассировать виски стало почти неодолимым.

«Как я сюда попал? — я прекратил попытки пошевелиться, опасаясь, что это вызовет новую вспышку боли. — Что со мной произошло?»

Новый вопрос к самому себе — и мысль, которую мне никак не удавалось ухватить, выбила меня из того апатичного состояния, в котором я находился прежде.

«Кто я?! Как… Как меня зовут?!»

Не будь я так слаб — и уверен, сейчас в панике вскочил бы на ноги. Но сил во мне было не больше, чем в младенце, так что вряд ли тот шок, что я испытал, осознав, что не помню даже своего имени, как-то внешне отразился на моей лежащей тушке: разве что дыхание, до этого ровное, сбилось. Но вот то, что творилось у меня на душе... Сказать, что я был напуган, растерян — значит ничего не сказать.

С силой я зажмурил глаза.

«Успокойся. Успокойся. Успокойся! — твердил я сам себе. — Один. Два. Три. Четыре...»

Старый проверенный способ, предназначенный для того, чтобы взять себя в руки, помог мне. Я более-менее пришел в себя уже на втором десятке. Правда, это вовсе не означало, что мысль о том, кто я такой, перестала меня грызть.

«Что я помню до того, как очнулся здесь?» — виски снова проткнуло болью, но на этот раз я практически не обратил на это внимания. Не жалея себя, я буквально насиловал собственный разум, по крупицам вытаскивая из него воспоминания. Сначала это было лишь скопление неясных образов. Но я не отступал и был вознагражден за свои старания: пусть голова моя едва не раскалывалась от боли, а перед глазами сверкали звезды, я вспомнил. Не все — но причина, по которой я оказался тут, мне стала известна.

В общем-то, мало чем примечательная история. Я шел, не помню куда и зачем, по тротуару вдоль дороги. Пронзительный визг шин стал для меня, откровенно говоря, неожиданностью. Обернувшись, увидел несущийся прямо на меня седан. Сейчас я понимаю — водитель наверняка потерял управление; занесло его на обледеневшем асфальте. Тогда же было не до раздумий: только и успел, что подпрыгнуть вверх, надеясь попасть на капот, а не под машину. Дальше — удар, темнота...

Облегчение нахлестнуло на меня, как волна. Да, я пока что не вспомнил ни имени, ни того, где живу, как зовут моих родителей и есть ли у меня подруга или домашний питомец. Но если часть памяти вернулась, то и остальное со временем восстановится — в этом я не сомневался.

Ободренный таким умозаключением, а также тем, что головная боль ослабла и притупилась, я незаметно для самого себя уснул.

* * *

Второе мое пробуждение было куда как приятнее, чем первое — по крайней мере, пульсирующая боль в висках практически исчезла. Разве что жажда мучила меня сильнее, чем ночью, но к этому я отнесся стоически. Я попробовал присесть, что, к собственному удивлению, мне удалось: сил у меня явно прибавилось. Но вот голова от движения резко закружилась: я почувствовал приближающийся к горлу рвотный позыв. С трудом поборов его, в чем немало помогла пустота желудка, я смог, наконец, осмотреться.

Комната, в которой я очнулся, мало напоминала больничную палату: в этом просторном, светлом помещении все было слишком уж удивительно, совершенно не похоже на безликие, однотипные помещения клиник. Первым, что бросилось мне в глаза, была ширма, отгораживающая мою кровать от остальной части комнаты. Темно-синего цвета ткань была украшена искусной вышивкой, изображающей расправляющего крылья дракона. В чуть более светлых тонах был оформлен потолок комнаты: он будто отображал испещрённое облаками небо в солнечный день. На его фоне очень гармонично смотрелась изящная люстра, представляющая собой подвешенное на тонких нитях кольцо, по окружности которого были припаяны маленькие статуэтки, каждая из которых являлась подсвечником. Мысленно я удивился, отчего тут вместо привычных мне лампочек используются восковые свечи, как вдруг громко хлопнула дверь.

— Вам пока что нельзя вставать! — я услышал топот ног. Через секунду ширма была отодвинута в сторону и ко мне подбежала девушка. Мягко, но настойчиво она уложила меня обратно на кровать. — Ни в коем случае!

Я не стал противиться ее действиям, тем более сил у меня уже не осталось. Вместо этого я беззастенчиво разглядывал свою сиделку. Это была особа лет семнадцати-восемнадцати. Темноволосая и невысокая, она обладала хорошей фигурой и милыми чертами лица. Пусть и не писаная красавица, но определенно — весьма симпатичная.

— Можно воды? — скорей прохрипел, чем сказал я. В горле совсем пересохло.

Кивнув, девушка взяла со стола глиняный кувшин. Наполнив из него водой чашку, она приложила ее к моим губам, придерживая голову ладонью. Видно было, что ей не впервой ухаживать за больными.

— Как вы себя чувствуете? — спросила брюнетка после того, как я, напившись, с благодарностью ей кивнул. Кстати, говорила она с едва заметным акцентом; с моей практически полностью отсутствующей памятью я не смог его идентифицировать, но в его наличии был уверен.

— Более-менее, — неопределенно ответил я. Мне все никак не удавалось оторвать взгляда от чашки, что держала в руке девушка. Что-то в ней меня сильно напрягало, но я не мог понять, что именно. Неожиданно, у меня в голове словно щелкнуло. Я снова посмотрел на люстру, особо задержав свое внимание на статуэтках-подсвечниках. Провел кончиками пальцев по ткани простыни, на которой лежал — несколько более грубой, чем та, к которой я привык. Перевел взор на явно ручной лепки кувшин, что стоял на тумбочке из мореного дерева.