Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy" - Страница 43

Луи фыркнул, закатив глаза.

— Эм. Нет, — он мрачно усмехнулся. — Нет, ты ничего не сделал. Прости, это было… Я не был уверен, должен ли я… Потому что обычно я не… не с… — его голос дрожал, будто он не был уверен, что именно хочет сказать. Он остановился и покачал головой, смотря Гарри прямо в глаза, и продолжил более уверенно: — Извини, нет. Ты не отпугнул меня.

— Могу я… — Гарри сделал паузу, стараясь удержаться от волчьей ухмылки. — Тогда могу ли я получить твой номер телефона, Томлинсон?

Гарри засиял, когда Луи запрокинул голову назад и громко расхохотался в ответ.

— Да, хорошо, Стайлс, я думаю, это можно устроить.

— Отлично, — сказал Гарри, просто улыбаясь Луи и чувствуя лёгкое головокружение. Он переместил руку на спину и наклонил Луи, чтобы крепко поцеловать. У них всё ещё было полчаса до начала репетиции, было бы стыдно провести это время впустую…

***

Детская группа по-прежнему занималась в Джервуд Холле, когда Гарри и Луи пробрались туда двадцать пять минут спустя, за несколько минут до начала собственной репетиции. Они вместе стояли в тени, справа от играющих детей, и спокойно наблюдали за ними, поправляя свои костюмы.

Наблюдая за этими пухленькими пальчиками, которые так ловко перемещались по грифу, за взглядами, что были полностью сконцентрированы на нотах, Гарри не мог не представить Луи, усердно работающего и играющего на своей маленькой очаровательной скрипке. Он, казалось, принадлежал к тому типу людей, которые родились со своим инструментом.

Когда он повернулся к Луи, чтобы прошептать ему на ухо свой вопрос, он увидел, что Луи больше не смотрел на маленьких музыкантов. Не только на них, во всяком случае. Он смотрел на мужчину лет сорока, который расслабленно сидел в кресле, недалеко от главного входа в зал. Он, видимо, был весьма заинтересован в успехах детской секции. В такт музыке он то кривился, то кивал через различные промежутки времени, будто он должен был огласить свой вердикт после выступления. Взгляд Луи продолжал метаться между мужчиной и детьми на небольшой сцене, будто он пытался что-то сопоставить. Он усмехнулся спустя минуту и закатил глаза, сжимая челюсти.

— Если бы это имело значение, — мрачно пробормотал он, перекладывая футляр в другую руку.

— М-м?

— Что? — спросил растерянно Луи, больше не сводя глаз с детей.

— Что имело бы значение? — шёпотом поинтересовался Гарри.

Луи посмотрел на него, приподняв брови, осознавая, что он говорил вслух. Он пожал плечами и вздохнул, потирая бровь. Он кивнул на человека, сидящего почти в самой середине зала.

— Просто этот мужчина расселся здесь, думая, что он достаточно далеко и ребенок не узнает, что он здесь, — без малейшего намёка на радость хмыкнул Луи. — Будто она не считает каждый раз, когда он морщится, — он покачал головой, снова вздыхая. — Поверь мне, где бы он ни сидел, она всё равно чувствует его присутствие, — Луи раздражённо переместил свой вес с одной ноги на другую. — Это, блять, смехотворно, — пробормотал он, отчитывая себя за такие слова при детях, несмотря на то что единственным, кто его слышал, был Гарри.

Глаза Гарри устремились на одинокого человека в зале, а потом на аудиторию детей, прежде чем остановиться на Луи. Он играл со своей нижней губой. Мысли о маме Луи в той самой галерее для сбора денег для благотворительной организации вскружили его голову. Он изучал встревоженные изгибы бровей Луи и представлял малыша Луи, усердно трудящегося над своей скрипкой, сжимая смычок в своём маленьком кулачке. Он вдруг напомнил себе, как всё-таки мало он знает о Луи Томлинсоне, и как много он хотел бы узнать. У Гарри было множество наполовину сформировавшихся вопросов, которые он хотел бы задать Луи. Вопросы о жизни Луи, которые он, скорее всего, промямлит и будет заикаться, если у него когда-нибудь вообще появится такая возможность.

Луи снова смотрел на детей, демонстративно игнорируя мужчину в зале, и Гарри проследовал за его взглядом к скрипачке в первом ряду. Это была Софи Бекер, маленькая девочка, которую Гарри встретил несколько дней назад. Потребовалось всего несколько тактов, чтобы увидеть, что она невероятно талантливая, возможно, самая талантливая из всей группы. Это было почти неуловимо, но Гарри заметил, что Софи не была расслаблена, во всяком случае, не полностью. Было что-то в её положении, что казалось неестественным, её техника была очень жёсткой. Несмотря на то что Гарри не наблюдал больше, он мог чувствовать это. Чувствовать присутствие единственного зрителя, который, как он мог предположить, был отцом Софи. Странное покалывание возникло в середине его позвоночника. Будто он оценивал самого себя.

Он хотел задать Луи один из своих полусформировавшихся вопросов прямо сейчас. О том, как тому удалось так быстро и точно определить Софи, надеясь, что он сможет уловить любые зацепки о детстве Луи в его ответе. Но как только он открыл рот, мисс Джулия оборвала юных оркестрантов и распорядилась как можно быстрее покинуть зал, чтобы не задерживать репетицию настоящего оркестра. Затем Найл и Глэдис ввалились в Джервуд, таща за собой Зейна и пререкаясь между собой, кому досталась лучшая часть в «Пете и Волке», и момент был упущен.

— Малик, почему ты даже не потрудился что-то аргументировать? — спросил Луи, фыркая, и направился к ребятам. О Софи Бекер, кажется, на время было забыто. — Я имею в виду, Петя и так лучший, тут без вопросов, но Волк — единственный, кто находится рядом.

Гарри остался на том же месте, где и стоял, с кипой тяжёлых нот в руках. Он наблюдал, как дети выходили через одну из боковых дверей, а затем обернулся к Найлу, Глэдис, Зейну и Луи, которые до сих пор оживлённо спорили, стоя посередине зала.

«Повествователь лучший, — подумал он. — Но ни один из них никогда не признает это».

***

Выступление с пьесой «Петя и Волк» прошло чудесно. Дети с самого начала с пристальным вниманием осматривали каждую мелочь, как только Гарри представил всех персонажей.

— У каждого персонажа в этой истории имеется свой инструмент, — объяснял Гарри с сияющими глазами. — У птиц — флейта…

Он почувствовал прилив счастья, когда они начали листать свои программки, ахая и охая, в поисках Птицы, которую нарисовал Зейн. Их головы взметнулись вверх, когда они услышали, как Перл Катц сыграл маленький отрывок на флейте. К тому времени, как он представил Волка, который был изображён с «тремя дурно пахнущими валторнами», дети прыгали и хихикали в восторге, а Найл широко улыбался, беззвучно посмеиваясь, уже не силах удержаться от того, чтобы приложить губы к своему инструменту и заиграть.

Гарри по-прежнему пытался устроить надлежащее шоу, переигрывая свою роль повествователя, но максимально оборачивая это в пользу маленькой аудитории. Он неимоверно гордился этим выступлением, примерно на середине пьесы, когда ему удалось вызвать удивлённые вздохи детей зловещим тоном, который он использовал тогда, когда Волк проглотил Утку. Гарри покраснел, установив зрительный контакт с Луи, будучи приятно смущённым и довольным собой. Глаза Луи сверкнули, и Гарри постарался не зацикливаться на этом.

Музыканты столпились в Джервуд Холле некоторое время спустя, раздавая детям автографы, показывая им свои инструменты и отвечая на вопросы. Гарри наблюдал, как Луи сидел с тремя или четырьмя детишками в другом конце зала, укладывая свою скрипку в футляр. Малыши следовали за ним, как утята за матерью, и Гарри пришлось больно закусить губу, когда он осознал, что он думал о Луи, как о Пете всё время. То, как он вёл себя, его отношение в целом, даже его волосы — всё сложилось, как паззл в голове Гарри. Это было так уместно — Луи, управляющий струнными инструментами, которые представляли Петю во время выступления, и понимание этого вызывало боль в груди Гарри.

Боль усилилась, когда Гарри вспомнил, что у Луи была похожая мысль сегодня, перед концертом. Часть оркестра стояла в кругу, рассматривая готовые брошюрки Зейна и обсуждая произведение искусства.