Шоу безликих - Баркер Хейли - Страница 9

Мы не должны никому рассказывать о планах на вечер, даже одноклассникам. Я прошел достаточно уроков личной безопасности и потому знаю: мне положено держать язык за зубами. Никогда не знаешь, кто может услышать тебя. Если враг не знает, где мы будем находиться, он не сможет спланировать нападение. Я доверяю всем ученикам в школе — они мои товарищи, но все равно следует проявлять разумную осторожность. Благоразумие — любимое слово мамы, с того самого дня, когда нас с Фрэнсисом пытались похитить.

Я мысленно возвращаюсь в тот день. Мы были на финале розыгрыша кубка по футболу. «Арсенал» играл против «Спёрз». Я помню, что о матче все только и говорили, потому что в команде «Спёрз» был один Отброс. Его откопали в трущобах, где он вместо мяча ловко гонял жестяную банку. Подготовили специальное ходатайство, потому что этот парень оказался великолепным футболистом, однако поднялась волна протестов, и во время матча толпа бесновалась и бросала на поле разные предметы.

Победа досталась «Спёрз». Все началось, когда футболисты выстроились для награждения. Два Отброса каким-то образом ухитрились пробраться на поле, подскочили к нам с ножами и схватили Фрэнсиса и меня. Я почувствовал, как к горлу приставили нож, услышал крики. Я чувствовал неприятное жаркое дыхание того парня на своей коже. Все произошло так быстро, что я даже не помню, испугался ли я. Скорее, просто растерялся.

Должно быть, снайперы застрелили их буквально спустя несколько секунд. Я помню, как стоял там посреди хаоса, разразившегося вокруг нас, и смотрел на мертвого Отброса, что лежал у моих ног. Позднее стало известно, что это были члены одной из боевых групп Отбросов — Братства, как они себя называли, — террористы-подонки, которые задались целью убивать невинных Чистых.

Возмущению матери не было предела. Она заявила, что оскорблена тем, что эти существа осмелились подобраться к нам так близко, и злилась на правительство и службы безопасности, которые допустили такую возможность. Из-за этого происшествия многие потеряли работу, а всех участников Братства выследили и уничтожили. Повесили перед Домом Правительства. Двадцать раскачивающих тел: предупреждение всем, кто посмел бы только подумать о повторении тех ужасных действий.

С тех пор маму больше никогда не покидала эта ярость. Она сказала, что такого ни за что не случилось бы, если бы Отбросов надлежащим образом держали в изоляции и контролировали. Она заявила, что если никто не готов серьезно с этим работать, то этим делом займется лично она. Быстро сменив место службы, мама стала министром по контролю за Отбросами и стала инициатором гораздо более жесткой линии.

Тот день навсегда изменил ее. Теперь она больше нигде не бывает с нами. Говорит, что ее работа очень важна; что она решила сделать мир безопаснее для всех нас. Мама утверждает, что нашла свое призвание, и теперь оно для нее превыше всего, даже мы — ее семья — отошли на второй план. С некоторых пор быть министром по контролю за Отбросами для нее недостаточно. Она говорит, что чувствует себя слишком ограниченной в средствах воздействия, поскольку каждый раз приходится обращаться за разрешением к вышестоящему начальству. Она хочет баллотироваться на руководящий пост, чтобы избавиться от лишней волокиты и облегчить обеспечение контроля над Отбросами. Разумеется, сами Отбросы голосовать не могут, но обещания, которые она дает, настолько популярны у большинства Чистых, что победа ей обеспечена. Мать гарантирует, что когда добьется своего, то проблема Отбросов останется в прошлом.

Однако до той поры мы будем рисковать больше, чем когда-либо. Есть Отбросы, которые хотят уничтожить нашу страну, уничтожить нас, Чистых, поэтому, когда мы выходим на улицу, рядом всегда находятся вооруженные охранники и сотрудники службы безопасности. Поход в цирк сегодня вечером будет первым случаем за долгое время, когда я окажусь в другом месте, кроме школы и дома.

Иногда я сижу в своей комнате, читаю, рисую или смотрю в окно, и чувствую, что готов взорваться. В моей жизни все так упорядочено, безопасно и находится под постоянным контролем. Еда всегда готова, одежда выглажена и аккуратно сложена в моем шкафу. На машине с кондиционером меня ежедневно отвозят в школу и привозят домой. За рулем машины водитель, который обращается ко мне «сэр», человек, имени которого я даже не знаю.

У меня больше нет друзей, во всяком случае, с тех пор, как были усилены меры безопасности. Я имею в виду, в школе ко мне все еще хорошо относятся, меня не дразнят и не обижают, просто все перестало быть так, как было раньше. Я перестал получать приглашения на вечеринки, но разве стоит этому удивляться, когда приходилось постоянно вежливо отказываться от них. И футбольной команде игрок, которому запрещено участвовать в выездных матчах, очень быстро перестает быть нужен.

Отец всегда сторонился нас. Он присутствовал в нашей жизни, но в то же время его как бы не было рядом с нами. Он тихо любил нас на расстоянии. Но с матерью так было не всегда. Когда я был маленьким, она постоянно занималась с нами, как и любая другая нормальная мать. Она посещала каждое школьное собрание, каждый день спортивных состязаний в школе, каждый футбольный матч, и я видел, как она наблюдает за нами, как приветственно машет рукой. Каждый день она провожала нас в школу и забирала домой, обедала с нами. Наверное, я принимал это как должное. Мне казалось, что так будет всегда.

Теперь все по-другому. Я не помню, когда она в последний раз проявляла интерес к Фрэнсису или ко мне. Она все время работает, и даже когда находится дома, по ее глазам всегда видно, что мысленно она где-то в другом месте. Ее так раздражают наши «примитивные вопросы», что я перестал спрашивать ее о чем-либо.

На самом деле меня это не беспокоит. Я уже не ребенок, теперь мать мне больше не нужна так, как раньше. И вообще, с тех пор, как она взяла в дом Прию, все стало намного проще.

На самом деле это безумие, что служанка — Отброс, последний человек, которому может быть интересна моя жизнь, относится ко мне с большей теплотой, чем моя собственная мать. Каждый раз, когда я тайком пробираюсь вниз и разговариваю с Прией, мне становится легче, и пустота внутри меня как будто уменьшается.

Иногда мне интересно, все ли испытывают такое чувство, но об этом просто никто не говорит.

Однажды я спросил Прию, было ли ей когда-нибудь настолько грустно, словно печаль засела глубоко внутри. Она рассмеялась и сказала, что чувствует постоянную грусть каждый день, каждую секунду.

— Покажите мне такого Отброса, который этого не чувствует, — ответила она. — Знаете, как часто я вижу свою семью? Раз в месяц. Знаете, что мы делаем, оказавшись вместе? Обнимаемся, чтобы согреться, и пытаемся не слишком много думать о еде.

Ей не положено делиться такими вещами со мной, но я ничего об этом никому не сказал. На самом деле, это не ее вина. Отбросы часто свирепы и непредсказуемы; это часть их природы. Они живут на задворках общества, потому что не способны стать цивилизованными, добрыми, культурными. Во всяком случае, так говорит мать.

Вместо того, чтобы ощущать пустоту, которую, как я полагаю, мама чувствует все время, я испытываю тревожное посасывание в животе — особенно когда думаю о той девушке-канатоходке. Это должно быть радостное возбуждение, потому что моему скучному существованию придет конец. Я, наконец, куда-то выйду и чем-то займу себя. Я очень давно не испытывал такого восторженного предвкушения.

Хошико

Как только Сильвио ушел, Грета присела рядом со мной на пол и мы крепко обняли друг друга. Мы ничего не говорим, — что тут скажешь? — просто бесконечно долго сидим вот так, обнявшись, прежде чем, в конце концов, я медленно заставляю себя подняться и отправиться в лазарет. Я чувствую напряжение в каждой мышце, отчего мне трудно идти, и я, сгорбившись от боли, медленно передвигаю ноги. К счастью, ребра, видимо, целы.

Амина бросила на меня оценивающий взгляд. На моем теле расцвели синяки, вся моя талия — сплошной воспаленный фиолетовый цвет.