Некромант - Корнев Павел Николаевич - Страница 42

— Одного понять не могу, сеньор, — горько усмехнулся я. — Каким образом его высокопреосвященство сумел вовлечь в это дело орден? По вашим словам, чернь уже записала злополучного некроманта в герои, а герхардианцы всегда дорожили добрым отношением простецов. Если слова чернокнижника о причастности к ученому сословию не подтвердятся, именно ордену придется разбираться с ним, раз уж братья согласились составить мне компанию. И тогда обыватели смешают их с грязью.

Мой пожелавший остаться безымянным собеседник как-то странно глянул в ответ, отпил глега и сказал:

— С недавних пор преследование ведьм и чернокнижников в герцогстве — исключительная прерогатива братьев-герхардианцев.

— О-о-о! — протянул я с нескрываемым удивлением. — Не знал!

— А что вы вообще знаете об истории этих земель? — не слишком-то вежливо поинтересовался дворянин.

— Немногое, — признал я и перечислил основные вехи местной государственности: — Изначально — северный форпост Полуденной империи, потом — западная провинция Фирлана, ныне — великое герцогство Сваами.

— Все так, — подтвердил посыльный архиепископа. — У самых влиятельных аристократических родов — имперские корни, капитал находится в руках фирланских купцов, а местные уроженцы никогда не имели ни денег, ни власти. Белоглазые, что с них взять…

Я не понял, к чему этот экскурс в историю, но все же кивнул. Посланник архиепископа удивлял меня все больше и больше. Он был далеко не так прост, как хотел казаться. Мало какой бретер, пусть даже и благородных кровей, способен к месту употребить слова «прерогатива» и «капитал». Да и на грудастую деваху он даже не посмотрел, хотя любой нормальный рубака раздел бы красотку взглядом, и хорошо, если только взглядом.

— Несколько лет назад его королевское высочество взял в жены принцессу из Майнрихта, а вместе с ней в Ольс прибыла многочисленная свита и несколько кузенов. Те, в свою очередь, выписали собственных приближенных. Равновесие нарушилось.

— Насколько мне доводилось слышать, позиции ордена Герхарда-чудотворца особенно сильны как раз в Майнрихте, — припомнил я, уловив ход мысли собеседника.

— Именно так. А теперь они чувствуют себя как дома и у нас, — подтвердил мою догадку дворянин и огладил черные усы. — Не всем это нравится. Далеко не всем…

Повисла многозначительная пауза. Посыльный архиепископа не дождался от меня никакой реакции и выложил на стол пухлый кошель.

— Для всех будет лучше, — вкрадчиво улыбнулся он, — если чернокнижник не сумеет доказать свою причастность к ученому сословию. Пусть даже и по чисто формальным причинам.

Кошель оказался на удивление увесистым, к тому же через тонкую холстину не выпирали грани и углы квадратных фердингов. Внутри было звонкое серебро, а никак не презренная медь. Архиепископ не поскупился и выделил мне куда больше средств, нежели могло потребоваться на поездку в Луксалу и обратный путь. Стоило бы порадоваться тому обстоятельству, что мое содействие оценено столь высоко, но радоваться тут было совершенно нечему: разница между выражением признательности и подкупом столь тонка, что иной раз ее и нет вовсе. Примерно как нет разницы между покровителем и хозяином.

Как бы то ни было, отказываться от денег я не стал. Убрал кошель и предупредил:

— Если кто-то из обвиненных в чернокнижии объявляет о прохождении университетского обучения, мой долг и долг моих коллег — подтвердить это заявление или опровергнуть его. Вселенская комиссия вне политики, сеньор. — Я обернулся и посмотрел на разносчицу, которая уже какое-то время маячила за моим плечом. — Чего тебе, дорогуша?

— Ваша похлебка и жаркое, — ответила рыжая деваха, устраивая поднос на краю стола.

Выставляя тарелку, она склонилась ко мне куда сильнее, чем требовалось, и у порученца архиепископа вырвался сухой смешок. Но отпускать замечаний о распущенности прислуги он не стал, вместо этого с нескрываемым сарказмом заметил:

— Отрадно видеть, что хоть кто-то в наше время столь серьезно относится к своему долгу, магистр. Ожидайте карету в пять утра.

В несколько длинных глотков дворянин допил остававшийся в кружке глег, и тогда я с улыбкой произнес:

— И все же в этом деле у меня есть определенный интерес. Если чернокнижник окажется самозванцем, не придется возвращаться вместе с ним в столицу. Я со спокойной совестью смогу отправиться прямиком в Регенмар.

Мы обменялись с посыльным епископа понимающими взглядами, а настырная рыжая девица не утерпела и спросила:

— Желаете чего-нибудь еще?

— Нет. Иди, — отпустил я ее, а сам взял ложку и принюхался к похлебке. Пахло варево просто неописуемо.

Дворянин поднялся из-за стола, надел плащ и пристально глянул вслед рыжей девахе.

— Плоская как доска, а все туда же…

Я замер с поднесенной ко рту ложкой.

— Что, простите?

— Неужели не заметили? Эта белобрысая пигалица положила на вас глаз! Смех да и только!

Бросив ложку, я обернулся, но разносчица уже скрылась на кухне. Белобрысая пигалица? Плоская как доска? Святые небеса! А не лавандой ли от нее пахло?

Марта! Лесная ведьма выследила меня и опять забралась в голову!

— Мое почтение, — откланялся порученец архиепископа.

Я бездумно кивнул в ответ, негнущимися пальцами вытянул из-за пояса магический жезл, закрыл глаза и успокоил дыхание. Возможности ментального доминирования небезграничны. Медитация справится с наваждением, а истинное зрение проникнет через завесу морока. Наверное.

Вдох. Вдох. Еще один. Обеденная зала исказилась, постояльцы растворились, от них остались только зависшие в серой пелене эфирные тела. Я несколько раз моргнул, пытаясь совместить реальность с незримой стихией, но погрузился в транс слишком сильно, и сосредоточиться на окружающей действительности получилось далеко не сразу.

После я рывком поднялся из-за стола и двинулся на кухню. Пол мягко покачивался, а удары сердца заставляли окружающий мир двоиться и распадаться на фрагменты, но в итоге воля возобладала над колдовским талантом, две картинки в моей голове окончательно слились в единое целое. На ходу я кистевыми движениями вращал опущенный к полу жезл, разогревая эфир и сплетая невидимые нити обездвиживающего заклинания, но Марты на кухне не оказалось.

Не обращая внимания на удивленные взгляды прислуги, я пересек помещение и распахнул дверь черного хода, а только вышел на задний двор, и вслед за мной выбежал растрепанный хозяин.

— Сеньор! Ва-а-ам сюда нельзя!

— Где она? — рявкнул я. — Где разносчица?

— Хельга?

— Нет, новенькая!

— Хельга за-а-аболела…

Хозяина словно опоили сонной настойкой, до того он был вялым и безвольным, да к тому же ничего толком не соображал. Я оттолкнул его к стене, отвесил легкую пощечину и несколько раз щелкнул перед носом пальцами, развеивая опутавшее сознание бедолаги наваждение.

— На меня смотри! На меня!

Содержатель гостиницы судорожно сглотнул и промямлил:

— Не понимаю, сеньор…

— Когда нанял новую разносчицу, сегодня?

— Должно быть, та-а-ак… — неуверенно ответил хозяин, страдальчески сморщился и зажал ладонями виски. — Не слишком хорошо помню… Хельга за-а-аболела и не вышла на работу, а тут появилась эта девчонка. Согласилась ра-а-або-тать за еду и жилье. Почему не взять?

— Ты дал ей комнату? Веди!

Жилье разносчицы оказалось клетушкой под лестницей без единого окна. Сразу от порога я запустил внутрь огонек, и тот взмыл под самый потолок, залив помещение призрачным голубоватым сиянием. Пусто!

На всякий случай я заглянул под узенькую койку, но Марты не обнаружилось и там. Распахнутый сундук стоял пустым, а другой мебели в клетушке не было. И никаких личных вещей. Ни-че-го.

Ангелы небесные! Неужто спугнул? Но как?!

— Возьмешь еду с моего стола и выкинешь на помойку, — приказал я хозяину. — Понял?

Тот разинул рот от внезапной догадки. Насланное ведьмой наваждение понемногу рассеивалось, и мало-помалу к хозяину возвращалась ясность мысли.