Вторжение (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна - Страница 50

— Ты знаешь, с каким бы наслаждением я порезала тебя сейчас на ленты? — притворно — ласковым тоном поинтересовалась Агата. — На тонкие кровавые ленты… Чтобы и следа не осталось от твоего тела — одни ошмётки… Но я не дура, чтобы рисковать по пустякам.

Протянув ко мне руку, она провела когтём по моей щеке.

— Твоя кровь не остается на моих когтях, но ты всё — равно сдохнешь… И очень скоро.

С этими словами она провела левой рукой по приборной доске — и меня поглотил свет.

Глава 16

Больно шмякнувшись, я не сразу поняла, что происходит и где я нахожусь. Ему минуту назад мы с Агатой летели на космическом корабле к Земле — и вот я уже сижу на этой самой земле, точнее на жухлой осенней траве, и смотрю в чистое голубое небо.

Далеко вверху сверкнула как молния какая — то точка — и исчезла, окончательно растворившись в лазури родного неба.

Поднявшись с земли, я отряхнула от грязи платье и осмотрелась вокруг.

Идиотка: я тогда даже обрадовалась.

— Свобода! — закричала я, пританцовывая на месте, с раскинутыми в сторону руками.

— Свобода!!!

Аж куплет из Кипелова проорала — вот как радовалась…

Мне тогда показалось это отличным решением: Агата «высадила» меня в каком — то парке, подальше от людей — и теперь у меня появился второй шанс добраться до своих. Я, во что бы то ни стало, должна была остаться на свободе, должна была найти родных…

И, конечно же, навсегда забыть Кейна.

Любимого, которого я сама придумала — и который никогда не существовал на самом деле.

Я шла по опушке леса, гадая. сколько в сповах Агаты было правды, а сколько — вранья… Примериваясь к её словам с разных сторон, пытаясь убедить себя, что Кейн не может быть таким, как она говорит — но факты, непримиримые факты — были на стороне Агаты.

Я так глубоко погрузилась в размышления о Кейне, что даже, наконец — то, раскрыла самой себе глаза на то, почему он за всё это время со мной ни разу не переспал: им, паразитам в телах гуманоидов, секс не нужен, вот он и не наставал.

Когда стало темнеть, я поняла, что, погрязнув в своих мыслях, я прошла по местности уже несколько часов, а так и не вышла к цивилизации.

И тут стал первый трезвый вопрос: Где я?

Я очень хорошо запомнила свою первую ночь в лесу: голодная, испуганная, замерзшая, я решила спрятаться в нижних лапах огромной ели, надеясь. что её густая хвоя хоть как — то убережёт меня от холода…

Говорят, что Господь хранит детей, дураков и пьяниц. Не особенно привычная к алкоголю, я уже вышла из ребячьего возраста, а потому…

Ладно, я не была не была дурой — я была наивной городской девчонкой, ни разу не проходивший курсы выживания в дикой природе, и знакомой о всяких этих штучках только лишь по учебнику ОБЖ. Но там, кажется, больше было написано про то, как спастись во время ядерной катастрофы.

Помню, как я сидела на наваленных на земле ветках, жалась к вкусно пахнущему стволу ели и плакала…

Плакала о себе, непутевой; о своих родителях, о своей любви и том, что всё пошло не так… А ещё мне было очень страшно умирать.

Утром я вновь вышла на опушку леса, пытаясь составить хоть какой — то план.

Солнце встаёт на Востоке или Западе? Допустим, на Востоке. И что мне это даёт?

Полный ноль.

Природа вокруг была настолько дикой, что я даже не могла понять, на каком континенте я нахожусь. Понятно, что ели, березы и дубы не растут в Африке, да и холод, прибиравший меня через тонкое платье, вряд ли бы мог быть африканским.

Значит, либо Евразия: Россия, Беларусь или Казахстан…или всё же Северная Америка? Горы в отдалении меня очень смущали. Что это: Урал или какие — то хребты в Штатах? Я косилась на лес и пыталась представить, похоже ли это на тайгу или нет?

Голод и — несмотря на промозглую погоду — жажда давали о себе знать. Я шла в одна в одном направлении, надеясь, что оно мне куда — нибудь приведет и, молясь про себя, чтобы это направление оказалось правильным.

Много позже, когда мы с Шоном как — то раз открыли карту, чтобы проследить мой маршрут, Шон покачав головой, кратко заметил, что выбери я любое другое направление, от меня бы и следов не осталось… в огромном. тридцати тысячи километровом «природном заповеднике». Ну, это они, американцы, любой дикий лес называют <<заповедником>>….

Морской пехотинец, слушая мои рассказы о том, как я брела по лесу, поминутно закатывал глаза и каждый раз интересовался, почему меня не съели дикие звери или почему я не отравилась ядовитыми грибами.

В ответ я лишь пожимала плечами, говоря, что новичкам везёт.

Об этом было очень легко рассуждать потом, когда всё уже осталось в прошлом.

Но тогда…

Тогда, во время своего перехода, я пусть и не сразу, но всё же вспомнила почти все молитвы, которым меня в детстве учила бабушка. Много раз, глядя на утреннюю или вечернюю зарю, просила Боженьку меня пожалеть и вывести к людям…

Я обещала быть впредь очень хорошей и никогда никого не судить огульно…

Выслушать Кейна… и тут же: бороться против него и его захватчиков до последней капли крови.

Я плакала, умывалась ледяной водой из бурного ручья и брела дальше… надеясь на чудо.

Оставшись наедине с самой собой, я миллион раз прокручивала в голове разные события своей жизни: те, которые произошли со мной совсем недавно (и касались Кейна), и те, которым уже было много лет.

Я винила себя за то, что была плохой дочерью. Плохой сестрой. Плохой внучкой.

Я думала о том, что в угоду своему эгоизму, я забыла обо всём и обо всех…

Заботясь только о собственных чувствах и собственном счастье.

Я думала об Анжеле, Илье и их ещё неродившимся ребенке — это жгло меня сильнее всего.

Я чувствовала себя так, словно я заслужила всё то, что со мной произошло. В то же время, очищаясь свежим воздухом, голодом и… слезами, я всё больше хотела жить.

Жить и бороться!

Каким — то странным образом я умудрилась сплести себе из хвои что-то типа пледа или пончо… в любом случае, это помогло мне спастись от холода, хотя и весило моё изделие довольно прилично.

Выйдя к реке, я теперь придерживалась направления её течения: в то же время подходить близко к воде, если не хотела пить, я не решалась, памятуя о том, что дикие животные тоже любят пить воду.

За время моих скитаний по бескрайним безлюдным просторам, я много раз встречала самых разных животных: от безобидных белочек до медведей и волков.

Увидев однажды на другом берегу волчью стаю, я так быстро забралась на ближайшее дерево, что вполне возможно поставила новый мировой рекорд.

Но, если хищники были моим постоянным источником страха: я ни минуту не переставала бояться, опасаясь нападения с любой из сторон, то неожиданная встреча с маленьким бело — черным пушистым зверьком на исходе пятого дня привела меня в состояние полной апатии.

Скунсы, насколько я знала, не водились ни в тайге, ни в северных лесах России. А значит, я брела где — то по Северной Америке.

Судя по погоде, недалеко от Аляски.

Как я тогда выжила — не знаю… Может, судьба была выжить; может, молитвы помогли. Да только когда я уже потеряла всякую надежду выйти к людям, что- то всё — равно не давало мне в конец отчаяться и толкало вперёд. От голода и постоянного недосыпания мысли мои смешались: то я бредила, будто иду по Аляске, а за мной, где — то за деревьями, тащится полудохлый волк (книжек надо меньше читать), то мне чудился мамин голос: «Алёнка, сколько можно, брысь домой. Для кого картошку жарила?», то Кейн что-то громко кричал на своём языке и не мог до меня докричаться.

Повинуясь его голосу, я несколько раз открепляла от своей спины пакет с крошками камня — но потом, вспоминая, какую судьбу он мне уготовил, прикрепляла назад, не желая становиться инкубатором для чужого существа…

Удивительно, но в тот момент я уже абсолютно перестала бояться других пришельцев — я боялась только его: только Кейна и того, что он со мной можёт сделать. Знала, что его, в отличие от других захватчиков, ничто (даже…говно) не остановит… Да я вряд ли смогу ему долго сопротивляться.