Вторжение (СИ) - Лошкарёва Виктория Витальевна - Страница 51

Впрочем… Если Агата не сорвала, то она сделает всё, чтобы сбить Кейна с моего следа.

Самое главное — не снимать с себя крошку. Повертев пластик, который после пятого или шестого раза не желал прикрепляться назад, я, немного подумав, сунула его в лифчик — там и не потеряется, и к телу близко будет.

Река между тем становилась всё шире и всё больше, а погода всё холоднее и морознее… я не знала, сколько уже прошло дней; я не знала, идёт ли за мной полудохлый волк или это всего лишь страхи, смешанные с книжной историей, однако…

… когда, на закате одного из дней я увидела плывущую по реке индейскую пирогу, я тут же выскочила из своего «хвойного костюма» и бросилась в сторону леса, подальше от реки — с чего — то решив, что индейцы обязательно захотят снять скальп с белого человека.

На моё счастье, люди, находящиеся в лодке, заметили движение… полудохлую девицу, потерявшую больше пятнадцати килограмм на самой жесткой диете поймать было несложно.

Бородатые суровые мужчины, осматривая меня. не понимали. почему я отбиваюсь… почему кусаюсь и стараюсь вырваться.

— У неё шок, — произнёс тихо один из мужчин. Не обращая внимания на мои дерганые движения, он просто обнял меня, тихо прошептав:

— Всё. девочка. Всё закончилось.

И прижавшись к его куртке, я горько зарыдала.

Шон (а это был именно он) всю дорогу продержал меня на руках, давая остальным грести веслами в сторону Убежища.

Как я потом узнала, группа сплавлялась по реке не просто так мужчины, организовавшие лагерь для беженцев на территории небольшой деревни. охотились в этих местах, предусмотрительно, на зиму, заготавливая мясо впрок.

В Наханни Бьют — так называлась деревня, куда меня привезли — всё было так тихо и спокойно, что казалось, будто мир ещё живёт по старым правилам. Это ощущение давало какую — то надежду. помогало беженцам из городов прийти в себя и вновь почувствовать вкус к жизни.

Впрочем, в деревне, кроме местных жителей, едва ли можно было насчитать больше восьмидесяти «гостей» — сюда попадали только самые отчаявшиеся.

Остальных Сопротивление пристраивало в места, значительно южнее этого безлюдного, холодного края.

В основном, здесь оказывались люди с серьёзными психологическими травмами — большинство из которых были детьми и подростками. Ужасающая картина.

Шон, казалось, знал историю каждого: каждого малыша, которого родители отдали перекупщикам за банку тушёнки и черствый батон хлеба: каждого подростка. изнасилованного нелюдями (не пришельцами! А просто нелюдями, случайно родившимися на нашей планете) или — того хуже — освобожденного из рабства.

После захвата, люди, оставшиеся жить в городах — мегаполисах, без полиции и другого управления, оказались предоставлены сами себе.

Пришельцы не тратили время, рыская по небоскрёбам и подвалам: они просто платили своим «прикормышам» и те сами доставляли им пойманных людей в обмен на материальные блага.

Так, самые отъявленные мерзавцы постепенно сбивались в банды, устанавливая свои правила в не до конца разрушенных мегаполисах.

Рассказывая истории ребят, оказавшихся в Наханни, Шон то и дело качал головой. каждый раз добавляя:

— Нету зверя, хуже человека.

Ито, что он говорил потом, заставляло меня с ним соглашаться.

Впрочем, всё это было уже спустя неделю, а первые дни я просто приходила в себя. Ела, спала, разговаривала с психологом.

И врала, конечно.

Повинуясь какому — то безотчётному инстинкту, я почти сразу решила умолчать о «некоторых деталях». Правдиво рассказывая обо всем. за исключением Кейна, я вынуждена была сильно «перекроить» свою историю, оставив полную правду на потом. Не то, чтобы я больше не доверяла людям — скорее, просто повзрослела, став чуть осторожней: люди из Сопротивления казались мне героями, партизанами, борющимися за свою свободу, но… я из книг я знала, что большие цепи оправдывают многие средства, и мне не хотелось стать одной из них.

Врала ли Агата или нет — но Кейн каким — то образом оказался со мной связан. И я не знала, как это использовало бы Сопротивление, узнай они обо всём.

По этой же причине я молчала о том, что рассказала мне Агата: с обычной девчонкой, оказавшейся к своей неудаче, в плену, никто откровенничать не станет, а потому…

Я рассказала про побег из Денвера, про корабль, на котором я работала, про инопланетянку, которая сделала меня служанкой — и про то, как она, разозлившись на меня во время полёта, вышвырнула из корабля наружу — телепортировав в безлюдную местность.

— Странно, что она тебя не убивала, — заметила Анна, местный психолог — Обычно, захватчики скоры на расправу.

— Ничего странного, — хмыкнул Шон. — Они же в флипе летели — место там мало, особо не развернёшься.

— Парализаторы? — вскинула бровь Анна.

Шон, сомневаясь, пожал плечами.

— Не уверен, что их «гражданские» носят такое. Да и потом, девка точно знала, куда выкидывает Лину. В этой местности выжить — шанс один на миллион.

— Может, та пришелица всё — таки служила, а? — спросила Анна и взглянула на меня.

— Мы всё никак не можем разгадать эту загадку: как так получилось, что первый контакт провели женщины, однако после все патрули и рейды проводились только мужчинами. Как такое возможно? Означает ли это, что у них матриархат, и женщины просто не выполняют рутинную работу?

Вспомнив то, о чем мне рассказывала Агата, я, было, хотела замотать головой — но вовремя сдержалась, лишь безразлично пожав плечами.

— Не знаю… кажется, моя хозяйка — та девушка, к которой меня приставили служить-жена или сестра одного из их военных. Но я точно не уверена.

— А мне кажется всё наоборот, — хмыкнул Шон, повернувшись к Анне. — По тому, как они относятся к нашим женщинам понятно, что именно мужчины у них привыкли командовать… Скорее всего, ты права в том, что в их обществе нет равенства — но мужчины там главные. В этом я не сомневаюсь.

— Тогда почему именно женщины выступили в качестве первых контактёров? — настаивала Анна.

— Может, поэтому и выступили… чтобы продемонстрировать нам своё неуважение.

— Ты сам — то в это веришь?

— А что? — спросил Шон. — Сразу указали нам наше место… К тому же, может, если у них всё решают мужики, то любые переговоры, подписанные бабами, считаются просто никчемной бумажкой?

Анна и Шон вперились друг в друга, не решая продолжать свой спор.

Который, судя по всему, был давнишним.

А я потихоньку восстанавливалась.

Сразу после нашего приезда в деревню, Шон отнёс меня к врачу — и тот, диагностировав серьёзное истощение, сразу сделал несколько уколов, велев пить витамины и «есть за троих».

Доктор, проводя обследование, очень удивился, обнаружив, что я по-прежнему девственница и даже сразу вызвал Анну, чтобы та со мной поговорила.

Видимо, пришельцы девиц не отпускали… Впрочем, эту часть истории, какой бы неприглядной она не была, я могла смело рассказывать кому угодно. Так что когда Анна заглянула в бревенчатый госпиталь, я вывалила на них с доктором всё, чему стала свидетелем во время плена, рассказав и про многочасовую работу, и про случки — и даже про то, как я этого избежала.

— Нестандартное мышление — это всегда хорошо, — кивнула Анна, похвалив меня за выдумку. — Нам в Сопротивлении очень нужны такие люди.

Им была нужна я, а я… я, которая всё ещё мечтала оказаться на Аляске, а оттуда перебраться через Берингов пролив на территорию России, не готова была ещё раз оказаться где — то посреди дикой природы в полном одиночестве.

Когда я рассказала Шону, куда я держу путь, он, как один из руководителей Сопротивления честно признался, что, несмотря на то, что Аляска достаточно близко от Убежища, у них сейчас просто нет ни времени, ни людей, ни даже машин, чтобы мне помочь.

— Надвигается зима, — вздохнул Шон. — Первая зима после захвата. Ситуация в городах станет ещё хуже — и родители будут уже отдавать детей просто так, лишь бы выжить самим… Лина, я бы с радостью тебе помог, но нам дорог каждый час: мы заготавливаем продовольствие, строим хижины для новых постояльцев… В Виржинии, в пещерах, нас ждут около пятидесяти человек — и многие из них в совсем плохом состоянии. Прости, девочка… Я просто не могу сейчас выделить тебе ни машину, ни сопровождающего.