Ход кротом (СИ) - Бобров Михаил Григорьевич - Страница 112

Мужчины остановились. Черчилль сильнее запыхтел сигарой. Пожал плечами:

— Жаль, у нас нет хорошего доктора с мировым именем, который согласился бы обдумать проблему без лишней шумихи в газетах.

— Пусть обдумает с шумихой, — сэр Мэнсфилд пожал плечами тоже. — Мы потом запутаем всех опровержениями, разоблачениями и прочей мышиной возней.

— Я говорил с Корабельщиком трижды, — ответил Черчилль. — На берегу перед несостоявшимся обстрелом Лондона и в Париже дважды. В Париже первый раз ни о чем конкретно, второй же — об этих самых переводах Версальского договора, так возмутивших «Трибун» легкостью получения. И что-то я не полюбил сказки, и что-то реальность вокруг меня не поплыла.

Шпионский контр-адмирал хмыкнул. Черчилль легонько ткнул его кулаком в подтянутый живот:

— Вроде бы, Бедлам от нас в другой стороне, а?

— Сэр… — упорства главному разведчику было не занимать, — но что, если какая-то доля правды в этом есть? Если Максвелл и Хэвисайд оперировали невидимыми магнитными полями, что подарило нам радиосвязь и вот-вот подарит радиолокацию, то может ли Корабельщик оперировать, например, вероятностью тех или иных событий? Вам же известно артиллерийское понятие «эллипс рассеивания»?

— Безусловно.

— Представим всего на миг, что вероятность попаданий в центральные клетки эллипса не половина, а хотя бы три четверти. Не каждый второй снаряд, а три из четырех, сэр? Имея такой прибор, можно стрелять из обычных пушек. Снаряды все равно пойдут, куда надо.

Черчилль подумал еще несколько минут, наблюдая за поднимающимся от брусчатки знаменитым Лондонским туманом. Потом вздохнул:

— В таком случае, Смит, любой токарный станок эта ваша машина вероятности. Она увеличивает вероятность самозарождения болта с дюймовой резьбой в произвольной точке Вселенной до единицы. И никакие сверх-супер приборы не нужны там, где имеется доведенный до ума обычный инструмент. Пороховая аркебуза и наша винтовка «Ли-Энфилд» имеют в основе один и тот же принцип. Но аркебуза бьет на пятьдесят шагов, а «Ли-Энфилд» на две тысячи. Морское орудие и вовсе на десятки миль, но принцип все тот же: сгорание пороха. Для времен Кромвеля это колдовство, для нас точная обработка на станках и отличная металлургия. Думаю, что колдовство Корабельщика этой природы.

Смит поглядел на небо тоже:

— Но задачку нашему юному дарованию, Грэму Грину, я все же подброшу. Пусть молодой незашоренный ум выдаст нам какую-нибудь оригинальную версию.

— Верно, Смит. В самом деле!

Воодушевленный сэр Уинстон нарисовал густым дымом широкое кольцо, тотчас же разорванное сырым ветром с Темзы и улетевшее со снижением в сторону моря над жирно блестящими крышами, по сумрачному вечернему небу.

— Допустим, некогда техника разовьется до такой степени, что не только переводы, но и любую вещь… Обувь, книгу, дом, даже автомобиль или аэроплан, даже хлеб! Сделается возможным получить без усилий вовсе, одним поворотом вентиля или там рычага управления. Как может выглядеть мир без главного мотива — голода?

Шпион поглядел на Черчилля внимательно:

— Сэр… Вы только что угадали конечную цель Корабельщика.

— Что тут угадывать, когда коммунисты кричат об этом на всех углах. Стальной конь идет на смену крестьянской лошадке, и все такое. Вы же сами мне докладывали, что в одном из «Красных монастырей» выкатили на испытания самоуправляемый паровоз!

Паровоз начали готовить еще до рассвета. Холодный котел вводится четыре часа; если же предыдущая бригада или ремонтники, в общем — те, кто расхолаживал машину — что-нибудь сделали не так, то ввод легко может растянуться и на целую смену.

Вообще-то, в Киевском депо, как в столице, уже сделали центральную систему подогрева котлов, так что можно было ввестись за два часа.

Но сегодня сорок вторая бригада принимала нового помощника, и поэтому требовался именно холодный котел. Так что «сорок второй» оставался в стойле, на подогрев «мятым», отработанным паром его не выкатывали.

Гришка и Сашка встретили новичка у проходной. Новичок оказался ничего себе парняга: ростом выше немаленького Гришки на голову, а Сашке так и вовсе приходилось поднимать взгляд всякий раз, как с новичком заговаривать.

— Константин, — представился новичок, протянув широкую жесткую ладонь. — Окончил курсы помощника машиниста в Киеве, назначен к вам в бригаду.

— Машинист, Григорий. Это мой кочегар, Александр. Ты не смотри, что низенький, на лопате он может четыре часа стоять, проверено.

Константин кивнул: молодец, мол. Машинист спросил на правах старшего:

— Откуда сам?

— Донские мы.

— Донецкие, что ли? Новый город, что вместо Юзовки? — Гришка почесал черные кудри. Сашка поправил картуз на запыленных льняных вихрах:

— Соцгород, что ли?

— Ну, — кивнул новичок, — с позапрошлой осени живем в Соцгороде.

— Расскажешь?

— Прямо сейчас? — Констатин подхватил новомодный арборитовый чемоданчик с вещами и пошел следом за машинистом в каменную коробку депо.

— Правда, Сашок, давай потом. Сперва машину принять, человека принять, — Григорий подмигнул. Сашок показал полотняный узелок:

— Все готово, свежие.

— Лопату приготовил?

— Обижаешь, начальник. В наилучшем виде!

Константин заметил подмигивание, только ничего не сказал. Ясно, что новичка просто так в компанию не возьмут.

Вошли в огромное П-образное здание. Между краснокирпичных крыльев, исполосованных черной копотью, располагался поворотный круг. К нему сходились рельсы из высоченных ворот. За воротами, в стойлах, уже сопели пробуждаемые паровозы. Константин с удивлением заметил, что, несмотря на стелящиеся отовсюду пар, дым, копоть, чисто вымытые окна депо сверкают в лучах низко-низко показавшегося над крышами солнца.

— Вот наш четвертый участок, — Григорий махнул рукой. — У нас три бригады на локомотив, два через два. Старший машинист у нас Виктор Павлович Горелов. С ним потом разговор будет. Сейчас вводиться надо. У нас тут все по-новому, с контрольными листами. Вас учили же?

Константин кивнул. Мужчины вошли в небольшую комнату диспетчера тяги. Получили контрольные листы. Григорий расписался в книге, а Сашка взял тяжелый ключ от стояночных замков. Дежурный — замотанный седой мужик в растрепанном костюме с залысинами на локтях — мазнул по новичку безразличным взглядом и предупредил:

— Гриша, не затягивай. Сегодня в полдень к нам большое начальство. Говорят, профессор из Академии Наук приедет.

— До полудня аккурат пять часов, еще и с запасом хватит. А что тут академик забыл?

Дежурный утер потный лоб куском бумаги, отмахнулся:

— Что-то толковали про самоуправляемые локомотивы, но я, честно говоря, ничего не понял. Линейный сказал, в клубе собрание будет, и там все объяснят.

— Лучше бы водогрейку починили, — пробурчал Сашка. — Второй месяц за угол по кипяток бегаем. Академики…

Взорвались звоном три телефона сразу. Дежурный заметался, и паровозники вышли.

В пропахшей потом раздевалке с холодным цементным полом Константин без подсказки подошел к шкафчику «42-2». Открыл: там уже оказалась аккуратно свернутая чистая спецовка и набор инструментов.

Переоделись; на спине машиниста Григория новичок заметил рисунок, словно бы вышивку из пересекающихся ромбов.

— Казаки, — ответил Григорий, не оборачиваясь. — Умельцы буевы. Поймали меня раз, да и выписали плетками белый билет на всю оставшуюся жизнь.

Сашка потер темное пятно под левыми ребрами: грубо зашитое выходное отверстие от пули. Молча сверкнул синими глазами.

— А у тебя чего?

Новичок повернулся к небольшому окошку; высветилось жуткое красное пятно во весь бок.

— Это я в шахте лежал, — ответил Константин. — Скинули. Думали, чтобы насмерть, а там доски нашлись, я на них и завис. Ну, как увидели, что не долетел, налили сверху мазута и факел прибавили.

Все депо задрожало от ритмичного гула: совсем рядом на поворотный круг вставал красавец «сорок девятый», сине-красный курьерский. Задребезжали дверцы шкафчиков. Дождавшись промежутка в грохоте, машинист бросил: